— Черт возьми, Дин, я ухожу на заднее сиденье, больше я этого не вынесу, не могу смотреть.
— Хи-хи-хи! — прыснул Дин и, обогнав на узком мосту очередную машину, вильнул на мгновение в пыль и покатил дальше.
Я плюхнулся на заднее сиденье и, свернувшись калачиком, попытался заснуть. Один из ребят радостно плюхнулся на переднее. Охваченный тяжким приступом страха перед неминуемой и скорой катастрофой, я сполз на пол и закрыл глаза. Служа матросом, я частенько задумывался о волнах, стремительно набегающих снизу на корпус корабля, и о бездонной морской пучине под ними; теперь же в каких-нибудь двадцати дюймах от себя я ощущал дорогу, она с немыслимой скоростью раскрывалась подо мною и со свистом неслась через весь стонущий континент вместе с этим безумным Ахавом за рулем. И с закрытыми глазами я видел, как дорога проносится сквозь меня. А открыв их, я увидел, как мелькают на полу машины дрожащие тени деревьев. Спасения не было. Я смирился. А Дин гнал машину, ему и в голову не приходило поспать, прежде чем мы доберемся до Чикаго. После полудня мы вновь миновали старый Де-Мойн. Там мы, конечно, попали в пробку, пришлось сбавить скорость, и опять я пересел вперед. И тут произошла непонятная и прискорбная история. Впереди нас ехал в седане толстый негр со своим семейством; к заднему бамперу был подвешен один из тех брезентовых бурдюков, что в пустыне продают туристам. Негр резко затормозил. Дин заболтался с сидящими позади парнями и не заметил этого, и на скорости пять миль в час мы врезались прямо в бурдюк, который лопнул, как нарыв, выбросив вверх струю воды. Больше никаких повреждений, если не считать слегка помятого бампера. Мы с Дином вышли на переговоры. Кончилось все обменом адресами и непринужденной болтовней, во время которой Дин не сводил глаз с мужниной жены, чьи великолепные смуглые груди были едва прикрыты свободной хлопчатобумажной блузкой. «Да! да!» Оставив негру адрес нашего чикагского барона, мы поехали дальше.
На другом конце Де-Мойна нас нагнала патрульная машина с рычащей сиреной и громкими распоряжениями подъехать к тротуару.
— Ну что там еще?
Коп вышел из машины.
— Не вы, случаем, устроили аварию?
— Аварию? На перекрестке мы порвали одному малому мешок с водой.
— Он говорит, что в него врезалась полная народу краденая машина.
Это было одно из тех редких мгновений, когда нам с Дином попадался негр, ведущий себя как недоверчивый старый болван. И это так нас поразило, что мы расхохотались. Пришлось последовать за полицейским в участок и там битый час просидеть на травке, дожидаясь, пока они дозвонятся в Чикаго владельцу «кадиллака» и удостоверятся в том, что машину мы взяли напрокат. По словам копа, мистер Барон сказал:
— Да, это моя машина, но я не могу ручаться, что ребята больше ничего не натворили.
— Тут, в Де-Мойне, они попали в небольшую аварию.
— Да, это я уже слышал. Я говорю, не могу ручаться, что они ничего не натворили в прошлом.
Все утряслось, и мы помчались дальше. Ньютон, штат Айова, где в 1947-м я совершил рассветную прогулку. Еще днем мы вновь проехали сонный Давенпорт и переправились через низинную Миссисипи, заключенную в свое полное опилок русло; потом Рок-Айленд, несколько минут среди городского транспорта, солнце, окрашивающееся багрянцем, и внезапно открывшиеся взору живописные маленькие притоки, плавно струящиеся меж волшебных деревьев зеленого срединноамериканского Иллинойса. Местность вновь приобретала мягкие очертания плодородного Востока; великий засушливый Запад был позади. Штат Иллинойс во всю ширь расстилался передо мной те несколько часов, что Дин, не сбавляя скорости, катил напрямик. Усталость толкала его на отчаянный риск. С откровенным безрассудством он пулей влетел на узкий мостик через одну из живописных речушек, где ситуация и без него накалилась до предела. Перед нами протискивались через мост две тихоходные легковушки; навстречу приближался громадный грузовик с прицепом. Водитель наскоро прикидывал, сколько времени потребуется тихоходам, чтобы одолеть мост, и, по его расчетам, они успевали это сделать раньше, чем он сам до него доберется. Ни для грузовика, ни для любой другой встречной машины на мосту просто не было места. Машины позади грузовика дергались в поисках лазейки для обгона. Впереди тихоходных легковушек тащились другие тихоходы. В этом тесном скоплении машин каждый яростно стремился вырваться вперед. Недолго думая, Дин на скорости сто десять миль в час бросился в атаку. Он оставил позади тихоходов, вильнул в сторону, едва не врезавшись в левый поручень моста, очертя голову рванулся вперед, в тень не сбавляющего скорость грузовика, резко взял вправо, чудом не угодив под его левое переднее колесо, едва не столкнулся с первой тихоходной легковушкой, развернулся для обгона поперек дороги и вынужден был стремглав вернуться в общий поток, когда из-за грузовика выехала на разведку другая легковушка, — все это в течение двух секунд, с быстротой молнии, оставив всего лишь облако пыли позади, там, где должно было произойти страшное массовое столкновение ринувшихся во все стороны легковушек с огромным грузовиком, вставшим на дыбы в роковом багровом предвечерье Иллинойса с его уснувшими полями. К тому же я никак не мог отделаться от мысли о знаменитом «боп»-кларнетисте, погибшем недавно в иллинойской автокатастрофе, быть может, и в такой же день. Я опять перелез на заднее сиденье.
На этот раз и ребята остались сзади, а Дин твердо вознамерился еще засветло попасть в Чикаго. На железнодорожном переезде мы подобрали двух бродяг, которые совместными усилиями наскребли полдоллара на бензин. Еще минуту назад сидевшие среди сложенных штабелями шпал, приканчивая остатки какого-нибудь винишка, сейчас они очутились в замызганном, но непокоренном, роскошном лимузине, на всех парусах державшем курс на Чикаго. И старикан, усевшийся впереди, рядом с Дином, даже принялся, не отрывая взгляда от дороги, читать свои нищенские молитвы.
— Ну и ну, — сказали они, — мы и не мечтали так быстро попасть в Чикаго!
Для жителей сонных иллинойских городков, не понаслышке знающих о чикагских бандах, которые каждый день ездят мимо в лимузинах вроде нашего, мы являли собой диковинное зрелище: все небритые, водитель по пояс голый, двое бродяг, да еще я позади, сижу, уцепившись за ремень и откинув голову на мягкую подушку, и надменно оглядываю окрестности — ни дать ни взять новоявленная калифорнийская банда, прибывшая оттяпать у Чикаго его добычу, шайка головорезов, сбежавших из тюрем подлунной Юты. Когда мы остановились у бензоколонки маленького городка заправиться и выпить кока-колы, люди вышли поглазеть на нас, при этом никто не проронил ни слова, но каждый, по-моему, старался на всякий случай запомнить наши приметы. На деловые переговоры с девушкой, которая держала бензоколонку, Дин направился, набросив на плечи футболку. Произнеся, как всегда, несколько отрывистых грубоватых фраз, он вернулся в машину, и мы покатили дальше. Очень скоро багровый свет сменился пурпурным, промелькнула последняя из околдованных речушек, и в стороне от дороги мы увидели далекие дымы Чикаго. От Денвера до Чикаго, с заездом на ранчо Эда Уолла, 1180 миль, мы проехали ровно за семнадцать часов, не считая двух часов в канаве, трех на ранчо и двух в полицейском участке Ньютона, Айова, пересекли страну со средней скоростью семьдесят миль в час и с одним водителем. Что является своеобразным безумным рекордом.
Прямо перед нами засверкали огни огромного Чикаго. В мгновение ока мы оказались на Мэдисон-стрит в окружении шумной толпы бродяг. Одни разлеглись на тротуаре, задрав ноги на бордюр, сотни других толпились в дверях пивных и в узких переулочках.
— Эй, смотрите не прозевайте старого Дина Мориарти, в этом году он вполне мог забрести в Чикаго!
На этой улице мы высадили бродяг и направились в сторону центра. Визгливые трамваи, разносчики газет, спешащие куда-то девицы, воздух, напитанный запахами жареной снеди и пива, мерцающая неоновая реклама — «Ого! Мы в большом городе, Сал!»
Первым делом надо было подыскать укромное местечко для «кадиллака», а потом умыться и поприличней одеться. Через дорогу от общежития Христианской ассоциации мы обнаружили узкий проход между кирпичными домами, куда загнали «кадиллак», для пущей боевой готовности развернув его мордой на улицу, после чего вместе со студентами направились в общежитие, где они сняли комнату, пустив нас на часок в свою ванную. Мы с Дином побрились и приняли душ, я обронил в коридоре бумажник, Дин нашел его и уже собрался украдкой сунуть в карман рубахи, когда до него дошло, что бумажник наш, чем он был донельзя разочарован. Потом мы распрощались с ребятами, которые были страшно рады, что добрались до места целыми и невредимыми, и отправились перекусить. Сумрачный старый Чикаго, населенный странными людьми не то восточного, не то западного типа, оживал и выплескивался на улицы. Стоя в закусочной, Дин почесывал живот и пытался осмыслить происходящее. Ему захотелось пообщаться с чудаковатой немолодой негритянкой, которая, войдя в закусочную, с порога поведала о том, что денег у нее нет, однако имеются с собой сдобные булочки, и спросила, не дадут ли ей здесь немного масла. Вошла она, покачивая бедрами, а получив отказ, удалилась, вихляя задом.
