Вячеслав Бутусов - Виргостан

…визит часоеда

– Там, – Хопнесса указывает спицей вниз, – снова пришли пузотеры. Точнее сказать – один из них. Говорит, что ватзахеллы отобрали и съели у них все елочные игрушки, что ты им подарил.

– Я ведь дал им с собой предугадатель.

– Они его потеряли.

– А отвратитель?

– Отвратитель ватзахеллы тоже проглотили.

– Ну надо же! Может, это и к лучшему. – Герральдий призадумывается. – А ну-ка позови-ка его сюда-ка, пожалуйста!

– Не забудь, что они реагируют только на определенные комбинации звуков.

Перед Герральдием как из-под земли появляется пытливое голопузое создание. Герральдий последовательно хлопает в ладоши, топает ногами и приветствующе свистит. Голыш как по команде начинает срывать со стен часы, радостно хохоча и пробуя их на вкус.

Герральдий мимоходом предусмотрительно снимает алебарды с настенного ковра. Видимо, железо и время в крови у триллипутов, поэтому гость без раздумий впивается в содержимое чернильницы и, растерев синеву под носом, кидается к камину и петардой вылетает через дымоход на улицу.

В дозорную трубу хорошо видна траектория его приземления.

Герральдий чихает, и до него доносится отдаленный смысл происшедшего.

. . .

Из цилиндрического скворечника над входной дверью в кабинет выныривает птица Очевидия в накрыльниках:

– К вам, смущенный молодой человек!

Входит давешний раскрасневшийся триллипут, озаглавленный цилиндром, наряженный в малиновый фрак, но без штанов. Герральдий настраивает астроскоп, в упор разглядывая посетителя:

– Да вы, батенька, пижон, как я погляжу! Тем не менее милости просим. Вы что же это, решили облечь себя в одежду общего мнения? Ну, выкладывайте, с чем пожаловали.

Карапуз начинает выгребать из карманов всякую мелочь – шишки, фантики, пуговицы, кофейные зерна, сушеные грибы, бусы из ракушек, желуди, листья. Герральдий вертит в руках безделушечные сувениры:

– Любопытно, любопытно. А это что? – Герральдий разворачивает кусок исцарапанной бересты. С одной стороны, на древнетриллипутском языке увековечен старинный рецепт утерянного секрета блинопечения, а с другой стороны – до боли знакомый чертеж какого-то Майновира. Таким именем называют триллипуты реку-молнию.

– Поделитесь, пожалуйста, рецептиком для вечернего приложения, – клянчат спецкоры из раздела о вкусной и здоровой пище.

А весь секрет заключается в особой муке, собираемой триллипутами под подушками с крупой, на которых спят младенцы.

Хопнесса с удивлением смотрит на стены герральдиевского кабинета, останавливая взгляд на одиноком белом циферблате без единой стрелки. Кругом, даже на потолке вокруг дымохода от очага, разбросаны мелкокалиберные чумазые следы чьей-то активной деятельности. Отпечатки босых ног, перепачканных рук и даже голых ягодиц. Герральдий пожинает плоды ответственности:

– Все разобрали. Очень уж им тиканье приглянулось.

Хопнесса продолжает смотреть в белую пустоту циферблата. Герральдий подтверждает:

– Да, да, да! Ближе к центру время движется незаметно медленно, а на периферии – неуловимо быстро, несмотря на то что мгновения там растянуты до необъятности.

Хопнесса тем же временем кому-то кивает в окно.

. . .

Символ мудрости – молчание, а молчание дается нелегко. Поэтому Герральдий старается находить пользу в общении с глухонемыми слепцами. У изувеченных он научился перекрещиваться взглядом и перерасполагать пространства.

Можно сколько угодно болтать с глухими, вдоволь слушать немых и видеть невидимое вместе со слепыми, если владеешь языком мысли. Умение мыслить – это самое большое достижение человечества после изобретения защиты от паразитов.

Рисунок на правом плече представляет собой точную увеличенную копию фрагмента микропленки, хранящей в памяти схему невиданных доселе Герральдием сходящихся и расходящихся рек. Сколько он ни пытался отыскать что-то подобное на поверхности земной коры, ни одна из виденных им рек не совпадала по конфигурации с изображением на плече. Он тщетное время силился узнать имена рек, пока не выяснилось, что это одна и та же река. Река-молния, река, похожая на вырванное с корнями дерево, летящее по воздуху. И настоящее имя ей дано там, откуда она родом. В народе называют ее Воя, но она на этот зов не откликается. Эта река неуловимо подвижна и пронизывает собой все сверху донизу, оставляя остро пахнущий след невидимого огня.

Герральдий достает склянку с надписью «Глубокое вдохновение» и одним махом впитывает в себя содержимое. Самый пьянящий сон происходит зимним днем при ярком солнечном свете. Слышно, как не унимаются робкие возгласы корреспондентов:

– Позвольте, позвольте! Зима будет в третьей главе!

Но никаких возражений – это уже не явь. Герральдий спит и дышит свежим морозным воздухом. Из ноздрей его рьяно вырываются две коловоротных струи пара, а в голове клокочет бурлящая железом кровь:

– Свифть-свифть! Ту-ту!

Книга спешно закрывается:

– Из огня да в полымя!

На заиндевевшей обложке прибалтывается вывеска:

«Берегите тепло!»

. . .

И вот лежит Герральдий и видит, как снится ему многолетний сон, в котором он лично лежит на лавке под простыней, а Хопнесса настойчиво взывает к нему:

– Герральдий! Сын Орьендиров! Любезнейший, очнись спасения ради!

А Герральдий, как только заслышит свою фамилию, так сразу оживает при любых обстоятельствах. Герральдий снимает с себя саван, встает, отряхивает пепел, просыпается и видит себя стоящим ночью в глухом лесу, по колено в снегу, со сторожевой колотушкой, прямиком промежду ватзахеллами и гигиеновыми собаками. И в этой образовавшейся напряженной тишине, Герральдий нехотя спросонья ударяет в колотушку:

– Тук!!!

И стук этот, как сорвавшийся выстрел, разносится по опушке, перетекая в визг и захлебывающееся рычание. А Герральдий отходит от красного снега и ложится в белый снег. И с него происходит мгновенное испарение всего этого ужаса, отчего кровь в нем стынет. Он лежит лицом вниз, вплавившись в ледяную подушку, и наблюдает за черно-белыми грибами, пока не начинает задыхаться. Лед раскалывается от колоколоидального голоса Хопнессы:

– Герральдий! Сын Орьендиров! Любезный! Ты просил разбудить тебя к приближению Вои.

Герральдий опять просыпается:

– Это невозможно! Она не перемещается.

– Она вырвалась из замкнутого круга.

Герральдий разжимает занемевшую ладонь, на пол что-то падает:

– Тук.

Близится час доразумения…

Герральдий разглядывает незыблемое отражение ротондообразной беседки в зеркальной глади паркового пруда, покрытого сусальным льдом. Заодно поправляет свои залихватские усы, вертикализируя кончики. Тем временем поплавок ныряет в прибрежную прорубь, натягивая заброшенную нить рассуждений.

Герральдий резко дергает, нить обрывается. Из парящей лунки выныривает ручейковая русалка в миникольчуге от водяного, на рыбьем меху, и заспанно спрашивает:

– Как обычно?

Герральдий кивает, деворыба исчезает на мгновение и выныривает с запотевшим бокалом ледяной воды:

– Что-нибудь еще?

– Бутерброд с икрой!

Официантка поправляет белоснежный фартук и холодно произносит:

– У нас только лицензионная продукция! Ваше последнее желание?

– Вы танцуете?

– Я на службе, но для постоянных клиентов у нас имеется специальная дополнительная услуга.

Русалочка складывает пухлые губы трубочкой, издает сигнал сирены, и в то же мгновение звучит музыка, вспыхивает подводное освещение и на лед выкатываются пресноводные коньки со «снегурками» на валенках.

Начинается так называемое снежное ревю.

– Меню и резюме, пожалуйста.

Выдерживая музыкальную паузу и мотая головой по ходу дела, Герральдий пьет истекающую по усам животворную влагу:

– Выражаясь фигурально, если всю нашу неизрасходованную энергию запустить в космос, то cолнце светило бы круглосуточно!

– Так точно, – подтверждают со вздохом поникшие усы.

– Отставить шевеления в строю! – рявкает Герральдий, вне себя от возмущения.

Со стороны голос выглядит более неубедительно:

– И запомните впредь, никаких телодвижений без моей команды.

Правый ус левому завязывает узелок на память.

В пору своего романтического юношества Герральдий был парнем хоть куда. Бродил туда-сюда по светлому и по темному, пока не уткнулся в кряжистый скалистый массив Балалайских гор, где нашел себе пристанище в мимолетной компании заплутавших переселенцев. Молодой Герральдий научился у них ходить по макушкам деревьев и пить воду с гребня волны. Они же вразумили Герральдия, как добывать и заготавливать манны небесные. А он надоумил скитальцев изготовлять самотканную одежду, поскольку любливал частенько скатиться по каменистому склону на берег шустрой горной речушки. Его толстенные штаны из чешуи хвойных шишек были не по зубам даже злым облепиховым мушкеткам.