Он стоял у стойки в приемной постоялого двора со своим свертком под мышкой.
— Ханна! — вырвалось у него.
И как будто все было продолжением их детской игры и они виделись ежедневно, она ответила почти угрюмо:
— Я решила, что приехать следует мне.
У Вениамина ломило тело от долгой поездки по морю. Окруженный ящиками и чемоданами, он чувствовал странную слабость.
Ханна заранее придумала, что она скажет. Он же оказался неподготовленным. В детстве в таких случаях он сердито дергал ее за косы.
Теперь же он испытал облегчение. И радость. Оттого что приехала именно она.
Ханна почти не изменилась. Во всяком случае, внешне. И все-таки она стала другой. Что-то незнакомое появилось в ее облике, в высоко поднятой голове, в выражении рта, в упрямо сжатых губах. Казалось, она ни разу не смеялась с тех пор, как они расстались.
Но золотистая кожа… Вениамин забыл, какой золотистой была всегда Ханна.
Он как будто впервые увидел ее. В Рейнснесе она просто была как все остальное.
Но, наверное, больше всего изменился он сам.
— Решила приехать сама? — Он даже не заметил, как перешел на родной диалект.
Она не улыбнулась, но подошла ближе и протянула ему руку.
Девочка заорала, будто ее укололи иглой. Вениамин переложил ее себе на бедро и свободной рукой обнял Ханну.
Прижался на мгновение лбом к ее лбу, злясь на себя, что его растрогала эта встреча.
Служащий за стойкой не спускал с них глаз.
— Судя по голосу, она здорова, — сказала Ханна.
— Во всяком случае, здоровее меня, — признался он.
Ханна спокойно взяла ребенка у него из рук.
Вениамину сразу стало легко. Он даже чуть не упал и невольно ухватился за Ханну, чтобы не потерять равновесия.
— Чтобы такая кроха была такой тяжелой! — смущенно сказал он.
— Как ее зовут?
— Карна.
Ханна смотрела на маленькое личико.
— Карна так Карна. Олине со временем привыкнет к такому имени.
Вениамин проспал почти сутки. Его разбудило чувство тревоги, в окно смотрело уже вечернее солнце. Тишина!
Не открывая глаз, он стал шарить кругом в поисках ребенка.
— Карна!
При звуке собственного голоса он все вспомнил. Откинулся на подушки и потянулся. Потом закрыл глаза и вздохнул, наслаждаясь покоем.
Ханна была рядом.
До отплытия парохода на север оставалось еще трое суток.
Вениамин хотел купить детскую плетеную коляску с откидным верхом, какие видел в Копенгагене.
Ханна считала, что такая коляска вряд ли понадобится в Рейнснесе. Но когда они все-таки купили это чудо и Ханна покатила его по брусчатке, уголки губ у нее шевельнулись. Это было похоже на улыбку.
— Немного вызывающе, но забавно, — сказала она.
Вениамина не огорчало, что его ребенок завернут в старое тряпье, собранное в дорогу бабушкой Карны. Но Ханна не пожелала с этим мириться:
— Ты намерен привезти ребенка домой в этом рванье?
Кончилось тем, что они зашли в мануфактурную лавку и приобрели для маленькой Карны приданое на сумму, оплатить которую Вениамин был не в состоянии. Но оказалось, что Андерс снабдил Ханну деньгами.
Продавщица приняла их за супружескую пару с первенцем. Они не разубеждали ее, по потом как будто забыли об этом недоразумении.
По дороге на постоялый двор Ханна остановилась и наклонилась к коляске.
— Ну вот, теперь ты выглядишь как приличный ребенок! — сказала она и поправила на Карне кружевной чепчик. — Какие у нее странные глаза! Ты обратил внимание? Если б я не знала, что это невозможно, я бы сказала, что она в родстве с нашим Фомой.
У Вениамина покраснели даже мочки ушей. Но Ханна не глядела на него. Она не отрываясь смотрела в широко открытые глаза Карны — один карий, другой голубой.
— Ничего, она красива и с такими глазами!
— Смотри, дождь начался, — сказал Вениамин, и они пошли дальше.
Вечером, перед тем как лечь, Вениамин захотел проведать Карну. Он постучал и услыхал недовольное «войдите».
Ханна сидела на кровати, держа на руках Карну. Она была без блузки.
— Подай мне блузку! — велела она, не глядя на него.
Вениамин схватил блузку со стула. Заметил, что у него дрожат руки. Все было не так, как он ждал. Они уже не были детьми, которых не смущала нагота друг друга.
Их связывали детские воспоминания. Игры, которые они хранили в тайне от всех.
Вениамин быстро протянул Ханне блузку, стараясь не задеть ее рукой. Ханна положила спящую девочку на кровать и оделась. Он не смог заставить себя отвернуться.
— Я и забыл, какая золотистая у тебя кожа, — растерянно сказал он.
Застегнув блузку, Ханна встала и переложила ребенка в коляску. Вениамин следил за ее легкими движениями. Загрубелые руки не соответствовали ее тонкой талии и стройной спине.
Ханна нагнулась над коляской. Округлые бедра. Талия. Вениамин судорожно глотнул воздух. Почему он растроган? Или это что-то другое?
Ханна озабоченно сложила крохотные распашонки и подоткнула перинку.
Вениамин весь налился тяжестью, но старался не показать этого.
Словно зная, что он наблюдает за ней, Ханна обернулась и выпрямилась.
— Садись, — пригласила она беззвучным голосом.
Они сели. Он смотрел на свои руки.
— Спасибо, что ты приехала нас встретить! — сказал он, кашлянув.
Ханна заморгала, потом быстро сказала:
— Ты же прислал телеграмму, что едешь один с маленьким ребенком. Хотя мы в Рейнснесе даже не знали, что ты женат!
— Вот как?
— А где ее мама?..
— Умерла, — глухо сказал он, словно говорил неправду.
— Оставив такую крошку… Как это случилось?
— Не спрашивай… Не теперь…
Ханна сжалась. Потом вскинула подбородок. Вениамин узнал это движение. Она была обижена.
Он наклонился к ней.
— Ханна!
— Что?
— Жалко, что мы больше не можем спать вместе…
Лицо Ханны сморщилось, стало почти некрасивым. Поглядев на него, она покачала головой.
— Прости меня! Я… Господи, ведь мы уже не дети. Прости! — взмолился он.
Тишина давила Вениамина. Ханна обхватила себя руками, словно ей было холодно.
— Ты уже сейчас хочешь лечь?.. — спросил он.
— Необязательно.
Она сидела, выпрямив спину и плотно составив колени.
Карна посапывала в коляске. Вениамин взглянул на коляску. Улыбнулся Ханне, но она не ответила на его улыбку.
— Расскажи о своем муже, — попросил он, снова садясь.
— Его нет, он тоже умер, — коротко ответила она.
«Мы квиты», — подумал он.
— Я еду в Рейнснес и ничего ни о ком не знаю. Даже о тебе. Почему?
Она помолчала, с интересом разглядывая круглую дырочку на вязаном покрывале.
— Хокон был рыбаком. Своего карбаса у него не было. Было маленькое хозяйство. Две коровы, восемь овец. Он был добрый. Так получилось, что мы поженились. Родился сын. Мы назвали его Исааком в честь его дедушки, который погиб в море. Ему был всего годик, когда утонул Хокон. У них в семье все тонут. Все мужчины.
— Исаак? Сколько ему сейчас?
— Три года. Он любит Фому и любит копать землю. Копает всюду, где можно. Может быть, он не утонет.
Она смущенно замолчала. Не каждый день она так много рассказывала о себе.
— А она… Твоя жена?
— Мы не были женаты, — ответил он.
— Почему?
— Так.
— Господи, спаси и помилуй!
Раскачиваясь на стуле, она обеими руками разгладила кожу лица снизу вверх.
— Но ребенок!.. Ты должен просить пробста благословить Карну, Вениамин!
Он кивнул. В Копенгагене это не пришло ему в голову. Но, наверное, так было бы лучше всего.
Пароход «Микаэль Крон» вошел в пролив.
На бугре с флагштоком лениво играл ветер. Флаг был поднят. Ветер, дувший с берега, нес в море хлопья сырого тумана. Берег был хорошо виден. Два лодочных сарая и два причала с пакгаузами и лавкой были не такие красные, какими Вениамин их помнил. Наличники и стены, обращенные на юго-запад, посерели, двери были закрыты.
В конце аллеи среди яркой зелени возвышался большой дом с красными и белыми строениями по бокам. Двор напоминал шахматную доску с расставленными на ней фигурами. В центре выделялись колодец и голубятня. Серая, крытая шифером крыша главного дома и поблескивающие ряды окон слабо светились, дом для работников из-за торфяной крыши был похож на покрытую росой большую кочку. Выкрашенный охрой бывший Дом Дины — в нем теперь жили Стине с Фомой — со стеклянной верандой, смотревшей на море, нарушал строгие ряды красного и белого.
А выше, в горах, полыхала осень. Желтые рябины на аллее были усыпаны кроваво-красными гроздьями. Сад был обнесен желтым и зеленым штакетником. Вениамин разглядел за деревьями восьмиугольную беседку.
Из трубы над кухней шел дым, на амбаре звонил колокол. Его ждали.