-Шутка.
И был таков. Хорошие хирурги люди занятые. С посторонними болтать некогда?
Три длинных шага в сторону, скрылся в коридоре. Маша поневоле проводила его взглядом. Медсестра заметила, пояснила.
-Год всего работает у нас. Клевый мужик. Не задается. Кликуха - медведь.
-Почему?
Спросила Маша глаз не сводившая с дверей, за которыми исчез молодой хирург баскетбольного роста.
-Потому, что фамилия Медведев.
Каталку с новой пациенткой покатили в другой коридор. По соседству.
-Нам сюда. Во второе.
-А он в первом работает? Матвей, как его там? Сергеевич что ли?
Встряла теперь уже неугомонная Бриллиантовая Нога. И почему-то подмигнула подружке. Медсестра не ответила. Будто и не слышала. Маша решила, что вышеупомянутый врач разбил в диспансере много-много сердец.
* * *
Класс загудел, заволновался, когда узнали про изменения в Валюхиной судьбе. Но тем дело и ограничилось. Редкий раз забредал кто-нибудь из девочек. Да Машка обязательно являлась по субботам, после уроков. Поболтать ни о чем, пошутить.
Сидели однажды рядышком, сплетничали о пустяках. Полежаева рассказывала ставшие достоянием общественности - подробности романа Светки с физруком.
-Она объяснилась ему в любви.
-Дура.
Прокомментировала безжалостная больная.
-?
-Набитая дура. За ним и так все училки с начальных классов бегают. И школьницы-красавицы тоже некоторые. Плюс полный комплект студенток-практиканток. Молчать надо было. Обязательно.
Маша задумалась.
-Наверно ты права. Он Светке сказал, что относится к ней очень хорошо, но только как тренер. Что ему ее жаль. И что если она себя не преодолеет. Он ее турнет. Без глупостей! Это цитата из Бонда. Так и заявил. Без глупостей! Вылетит из команды. Чтоб глаза его настырную Джульету не видели.
-Ой, ну прямо психолог. Держите меня! Хотя... А что ему еще оставалось? Может он и прав? Не знаю. Какая разница, в самом деле. Мне.
Это последнее слово прозвучало тихо. Страшно. У Маши спину обсыпали неприятные мурашки. А Валюха заговорила отрывисто и сбивчиво. Соседки у нее были вполне бодрые. К ним кто-то пришел. Они спустились вниз. В палате одноклассницы, вот редкий момент - остались абсолютно одни.
-Мне все известно, Машка. Неоперабельный рак. Тьфу, саркома кажется. Или еще какая хрень. Метастазы. Завтра-послезавтра, меня переводят в химиотерапию. Будут колоть разную гнусь. От нее рвет по страшному и волосы клочьями лезут. Через год, или раньше загнусь по-тихому.
-Валя.
-Ладно тебе. Не утешай. Была бы надежда - отчирикнули бы мне лапу по самое не могу. Мама их просила. Мол, пусть на одной ножке прыгает, лишь бы жила.
-Валя.
-А раз не режут, отказываются, значит - поздно.
-Валя.
-Не дрейфь. Я сильная. Нога болит. Сплю мало. Чего только не передумала за этот месяц. Знаешь, конечно, отчаянно жалко маму. А себя саму нет. Ну, почти нет. Кто я? Человеческий птенец. Ничего еще не повидавший. Не успевший. Хорошо, что нас у мамы трое. Она поплачет, но переживет.
Маша застыла ледяной фигурой на краешке больничной кровати. Слушать сбивчивые рассуждения о жизни, вылетающие из уст обреченной подруги, было невыносимо.
-Мы с тобой тоже никогда не были... Знаешь, как у классиков пишется - особенно близки. Правда же? Тебе очень грустно. Не знаю почему. Ты не рассказываешь. Дома хреново? Да? Или Федотовы достали? Молчишь. А на самом деле это здорово, Машка. Если бы я была тебе единственным близким человечком в мире - ты бы билась головой об пол. Мне это не нужно. Хватает маминых рыданий в коридоре. Она думает - я слепая: красных глаз не замечаю. Еще и глухая к тому же: не фига не слышу. Ты не обижайся, Машка. Ты классная. Но это такое счастье, что ты меня не любишь всей душой.
Последняя фраза взлетела, налилась звоном, точно вдали загудели золотые и серебряные колокола. Маша нашла в себе силы сидеть, как приклеенная. Не возражать, не кивать. Просто замереть и слушать.
-Может быть я проклятая лесбиянка. Я не успела узнать. Каково это - ложиться в постель с мужчиной, или женщиной. Может быть, это просто такой период в жизни. Говорят, у многих бывает, увлечение подругой, потом проходит само собой. Рассасывается. У меня просто нет времени понять. Я, Машка, тебя очень люблю. С первого класса. Не замечала?
Она покачала головой. Ногти правой руки впились в ладонь до крови.
-Ты сначала была смешная, даже и не симпатичная вовсе. Хотя и похожа слегка на девочку из "Щелкунчика". Мой любимый мультик. Ты носила хвостик. Короткий, кудрявый, пышный точно шар. Я помню все твои ручки, закладки, карандаши, обложки твоих учебников. Помню все твои отметки за все четверти, всех лет. Мы никогда особенно крепко не дружили. Я не хотела рисковать. Трусила.
-Трусила?
Слабо переспросила несчастная Полежаева.
-Конечно. Рядом с тобой всегда ворох народа. Пацаны-девчонки. Шутки-прибаутки. Вот уж порезвились бы. Что мне оставалось, ненормальному существу? Последние несколько лет, на дни рождения, на праздники я писала тебе открытки.
Маша вздрогнула.
-У тебя крепкий характер. Без показухи.
-?
-Любая другая исхвасталась бы в пух и прах. Вертела бы письмишками перед глазами друзей. Все вместе разглядывали бы, гадали о личности отправителя. Ты выбрасывала?
Маша покачала головой.
-Спасибо. Приятно знать, что где-нибудь у тебя лежат стопочкой. Все двадцать пять открыток.
-Двадцать шесть. Последнюю принесли в феврале, недавно.
-Совсем больная на голову. Отправила тебе из больницы. Пришлось прибегнуть к услугам почты. Забыла приплюсовать. Ты не грузись, Машка. Я свинья, что все это на тебя вываливаю. Но есть причина. Даже две. И просьба. С чего начнем?
-С причин.
Постаралась спокойно предложить, измученная услышанным, Полежаева.
-Первая. Я, правда, люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше сестры и брата. Больше родителей. Ты! Ты самое главное, для меня. Хочу, чтобы ты это знала. Если бы не это...
Она зло ткнула рукой в забинтованную распухшую ногу.
-Ни за что не раскололась бы. Веришь?
-...
-Вторая причина. Я сейчас блин почти мученица. Честно. Вот и выдумала себе развлечение. Вернее, занятие. Какое? Взываю к высшей силе. Три раза в день, как порядочная. Мама мне псалтырь притащила. Только я им редко пользуюсь. Составила, понимаешь личный текстик. Молюсь, чтобы тебе в жизни повезло. Глупо? Мне кажется, что меня услышат. Я не прошу для тебя денег, здоровья, мужа. Нет. Только чистого сумасшедшего везения. В какие-нибудь важные моменты. Мне думается, что удача иногда стоит дороже всего вместе взятого. Понимаешь? Она бывает важнее всего абсолютно. Вот я и выбрала одну просьбу. С ней и обращаюсь. Прошу всем сердцем. И буду продолжать до конца. Думаешь, я дура? Я правильно подобрала пожелание?
-Нет.
Выдавила из себя Маша.
-Спасибо. А я стараюсь, стараюсь. А ей не нравится.
Она пыталась шутить. Голос рвался, взлетал и рушился в бездну. Из которой не выбраться. Уже не суметь. Маша молчала.
-С причинами мы разобрались. Но есть еще просьба. Одна.
-Я слушаю.
-Поцелуй меня, пожалуйста. И уходи. Если я захочу тебя увидеть, я попрошу, чтобы мама позвонила. От моей ноги уже попахивает. Соседки жалуются. У меня уши, как у кошки. Я подслушала. Не хочу, чтобы ты, себя пересиливая, из вежливости нюхала, морщилась. Нет! Тянет уже гнилью. Самой противно.
-Нет.
-Не ври. Не надо. Так вот. Один раз в жизни. Даже в наших жизнях. Ты можешь меня просто поцеловать? Обнимать и ласкать не обязательно! А потом встанешь и пойдешь. Хорошо? И без всяких дурацких сантиментов. Ты там поднялась наверх с Юркой. Я чуть не умерла от ревности. Дура такая... Ты меня простила?
-За что?
Маша боялась разреветься. Все сжимала и сжимала руку в кулаке. Ногти пробили ладонь до крови, до черных отметин - полукружьями. Они еще долго не сойдут. Как память, про полчаса в темнеющей пустоте, пролетевших наедине с умирающей любовью. Валюха зажмурилась, потрясла коротко стриженной головой.
-Если не хочешь совсем... Я пойму. Не обижусь.
Маша потянулась к ней, навстречу, опираясь левой ладонью о постель. Ледяная рука подруги накрыла ее сверху, чуть сжала. Губы соприкоснулись. Нежность, нежность и еще раз нежность. Валя отстранилась.
-Иди теперь. Давай. Давай. Не задерживайся. Грустно мне. А плакать при тебе не хочу.
Маша встала. Сверху вниз посмотрела на склоненную черную голову: колкая стриженая макушка, тонкая шея.
-Держись.
-Ага.
В палату вошла соседка, волокущая пакет с фруктами. Щелкнула выключателем.
-А чего это вы, девочки, без света сидите?
-А потому, что мы молодежь, темнота, наш друг.
Весело ответила Валюха. Откинулась на постели. Помахала растопыренной пятерней. Добавила громко, спокойно.
-Топай, Машка. Тебе еще уроки делать.
-До свидания.
-Давай! Ивану-царевичу от меня черкни привет. Когда будешь отвечать на письмо. Он настрочит - страниц тридцать.
