Я позвонил секретарю Степашина и долго рассказывал ей, что «он читал», и что «он согласен», и что теперь надо, чтоб «он подписал», причем «на каждой странице».
Секретарь сперва вообще ничего не понимала и задавала такие вопросы, из которых было ясно, что она прежде всего интересуется моим здоровьем, потом она почти все поняла, но попросила повторить мой рассказ. Я повторил. Потом она сказала, что оригинал интервью с пометками ее шефа на полях надо срочно переслать ей по факсу, потом очень долго не проходил факс, потом он прошел, но ничего там было не разобрать, поскольку у них такой факс.
В этих заботах мы провели еще какое-то время, после чего наступили сумерки, и мы договорились с ней, что я пришлю еще текст по электронной почте, для чего она назвала адрес. Я послал – она не получила. Мы уточнили адрес. Адрес она дала (как выяснилось тут же), но не тот. Потом она дала тот. Я послал – она получила и попросила связаться через какое-то время с самым главным секретарем (назовем ее для краткости Е.Б.П.).
Прошло какое-то время, и я начал связываться с тем секретарем, а ее на месте не оказалось.
Тогда я снова перезвонил обычному секретарю, но там уже сидела другая девушка, которая сказала, что прошлая девушка была недостаточно опытна в этих вопросах, поэтому будет лучше, если я изложу всю историю еще раз, только теперь ей.
И я изложил всю историю. Напоминала она плач Ярославны.
Потом я еще множество раз излагал одну и ту же историю всем подряд в этой Счетной палате, потому что в деле участвовали все подряд. Я, кажется, только уборщице тамошней не излагал своей истории, потому что она не брала трубку. А так – кто бы ни брал телефонную трубку тогда, когда я искал главного секретаря Е.Б.П., – всем я излагал свою историю. Длилось это все недели полторы.
Наконец я нарвался на самого главного секретаря. Изложение наших бед заняло минуты три, потом она сказала, что они это обсудят.
– Да чего там обсуждать! – говорил я ей в совершенном запале. – Он же все видел! Он читал! Он согласился! Теперь надо всего лишь завизировать!
За что я люблю всех секретарей, так это за их не частичную, но полную глухоту. Она сказала, что дело так просто не делается, и придется подождать. При этом она говорила, как настоящий солдат. Она говорила: «Да!
Нет! Да! Нет!»
И я сдался. Я пошел и уничтожил интервью. Но сначала я снял шляпу перед Димой Муратовым, сказал при этом несколько слов насчет того, какой он все-таки гений, а потом вытащил интервью из книги. И книга поменяла название. Раньше было «12 встреч», а теперь на одну встречу стало меньше.
Пошло еще недельки две-три, и в моей квартире раздался звонок. Звонила сама Е.Б.П.
Голос ее был необычайно мил. Она сказала, что они обсудили, но сама идея публикации интервью в книге им показалась не совсем удачной, и им бы хотелось.
Я прервал ее мучения и сказал, что я сам снял это интервью, так что беспокоиться не о чем. Теперь я был солдатом и говорил так: «Да! Нет! Да! Нет!»
– Так вам уже звонили? – в голосе главного секретаря прозвучала досада на то, что ее кто-то смог опередить в таком непростом деле.
– Нет, не звонили. У меня свое чутье! – сказал я самую длинную фразу за весь этот разговор.
– Но мы надеемся на дальнейшее сотрудничество… – начала было она.
– Не думаю, что у нас это получится, – сказал я и повесил трубку.
* * *
Ну вот, опять никто ничего не помнит.
Все считают, что помнит сосед, стоящий рядом.
* * *
Тут некоторые делают свои замечания о состоянии нашего родного Военно-морского флота.
Что тут можно сказать? «Он перенял все причуды своего хозяина и сделал немалые успехи в фортификации, по причине чего в глазах кухарки и горничной слыл сведущим человеком», – вот что напишут на его могиле.
* * *
О сосательном рефлексе.
Он ведь врожденный, а фраза: «Все! Насосались!» – приобретается с годами.
* * *
Книжная ярмарка – это всегда праздник, волнение и слезы радости. Они выступают на глазах тогда, когда мы видим руководителей фракций Государственной думы. Они появились, потому что гостями этой книжной ярмарки в этот раз были китайцы, так что радость, слезы, Дума и китайцы – это большие части одного целого.
И это целое – ярмарка.
Она орала, как стадо верблюдов на восточном базаре.
Там стояло внизу несколько микрофонов, в них-то она и орала.
То есть наша ярмарка – это верблюды и изюм. Все на продажу. Причем там, где верблюды, – там крупнейшие издательства «АСТ» и «Эксмо» – это с их смотровых площадок оглушительно льется вечное от различных авторов, а изюм – это все остальные издательства – тихо лежат и ждут, когда их купят.
На втором этаже опять ни черта не слышно из-за ора на первом. В закутке города Санкт-Петербурга почти никого. Гладь, как на Лебяжьей канавке у Летнего сада. Там и помещается делегация Санкт-Петербурга, что привезла писателей на встречу с читателями. Одним из писателей был и я.
Опять для встречи выделен «зал номер 3» – проход между двумя стендами может заметить только тот, кто когда-то бывал внутри седых пирамид – никаких обозначений, только небольшая бумажка с надписью «зал 3».
Объявлений о том, что где-то проходит встреча с настоящими хранителями традиций Военно-морского флота, тоже не делается, потому что все продают только себя (о чем и крики), так что на встречу к хранителям пришло человек пять.
Один микрофон не работает, другой работает только тогда, когда он смотрит прямо тебе в рот.
Чуть в сторону– и уже скрежет, не нравится ему.
С микрофоном или без него все равно шум стоит такой, что и читатели, и писатели общаются с трудом.
Флотские писатели говорят о флоте – погиб, погиб, и поэт Борис Орлов на каждый вздох имеет стих.
А вообще-то посетителей много. Народ валит, народ жаждет, народ хочет читать. Разный народ. Кто-то хочет дорваться до Донцовой, кто-то – до Гришковца.
До Гришковца дорвались при мне.
Я бы здесь не нашел Гришковца ни за что, а они нашли. Не самого маэстро, понятно, но его книги.
А хорошо, что люди читают.
Пусть они читают, эти люди, пусть. Люблю, когда глаза наполняются мыслью. От чтения, конечно.
Вот за этим народ и давится в очередях на улице перед павильоном «57» Московской книжной ярмарки.
* * *
О крабе.
Чем отличается власть в России от краба?
У краба все органы и члены действуют очень согласованно – членик за члеником, членик за члеником.
* * *
Эту историю мне рассказал мой приятель Иджран Рустамзаде.
Иджран был начальником химической службы атомной подводной лодки. Служил он, как я, на Крайнем Севере.
Теперь он в Баку, служит в Министерстве обороны Азербайджана.
Как-то он оказался в Вашингтоне прямо перед Белым Домом. Собственно, об этом и рассказ.
Стоит он у самых ворот, тут же экскурсии одна за другой, а рядом, на травке, лежит на газетке бездомный.
Бездомный – черный американец, спит, а над ним стоит полицейский – тоже черный, невозмутимый, огромный. Полицейский стоит и смотрит на то, как спит бездомный.
Длится это довольно долго, наконец Иджран не выдерживает, подходит к полицейскому и спрашивает:
– Прошу прошения, сэр! Мне кажется, что этот человек здесь совершенно ни к месту. Не кажется ли вам, что его надо отсюда убрать?
– Видите ли, сэр, – отвечает ему полицейский, – я не могу его трогать, пока он спит. Я жду, пока он проснется, потому что если я его сейчас разбужу, то он скажет, что он только что во сне видел свою родную покойную тетю, и та называла ему точный номер лотерейного билета, по которому он должен выиграть миллион долларов. А я разбудил его именно в тот момент, не дав запомнить этот счастливый номер. Любой суд будет на его стороне. Вот поэтому я и жду, когда он проснется.
Мой Иджран подумал: «Е-мое! Вот это страна! Вот это полицейский! Вот это законы! Вот это суд!»
Когда он мне все это отписал, я подумал все то же самое.
* * *
О светлом образе.
Созданию светлого образа нашего госаппаратчика за рубежом мешает тот блеск глаз, который появляется, когда он входит в заграничный банк.
И еще ноздри.
Они у него в банке раздуваются.
* * *
Меня спросили, что я думаю о замене премьера, и я сказал, что ничего особенного не происходит.
Смена белья. Нельзя же все время ходить в одном и том же белье. Надо менять, а то воняет.
Причем все это относится к любому белью – парадному, верхнему, нижнему, исподнему.
Оно все со временем ворсится, портится.
И еще я подумал о вертикали.
Она в какой-то период тоже начинает ворситься, обрастает какими-то ветками, что ли.
Нужна полная смена караула.
И это надо делать своевременно, чтобы не услышать когда-нибудь: «Караул устал!»
Птенчики вырастают в огромных уродливых птиц. Того и гляди заклюют папу.
А вообще, сначала экономика, а потом – политика. Поэтому можно сменить премьера – хоть какое-то движение.
