И старший обращался к младшему только на «вы» и «товарищ курсант».
Я на третьем курсе был командиром отделения на первом курсе. И каждый курсант из моего отделения знал, что я всегда приду ему на помощь. Я мог его наказать, но только по уставу:
– Равняйсь! Смирно! Курсант Смирнов!
– Я!
– Выйти из строя!
– Есть!
Но тот же курсант Смирнов знал, что командир отделения прикроет его собой в любую минуту. Не задумываясь. Вот это армия.
И когда нас подняли однажды ночью, для того чтобы отправить в Ливан, мы готовы были отправиться в Ливан – такая система.
А в первый же день службы лейтенантской я сказал матросу:
– Товарищ матрос! Вы давали присягу! Вы служите не мне, а стране! Я тоже служу этой стране. Рядом с вами!
Должен вам сказать, что матрос при этом выпрямился и встал по стойке «смирно». Похоже, кроме меня, ему никто этого не говорил. Шел уже 1975 год, и в это время я уже услышал, как адмиралы при матросах переходят на мат.
До этого не слышал. На флоте все было не так, как в училище.
Но я старался. И мои матросики знали, что если случится какое-нибудь пекло, то я не пошлю в пекло его, пока сам туда не схожу.
Я не потомственный офицер, мне не рассказывали о том, как прапрадедушка пулям не кланялся в Бородинском сражении, но я знал, как должен себя вести офицер.
И я знал, что унижение от старших офицеров младшие не должны сносить.
Да, мне попадало. Да, мне стоило это многих нервных клеток, но иначе я не мог.
Меня так научили. Я считал это не просто правильным, я считал это единственно верным.
Без этого нет армии.
И когда ко мне на лодке пришел мичман, и у него тряслись губы, потому что мы в море, на семидесяти процентах мощности обоими бортами должны были снимать картограмму гамма-нейтронных полей, а прострелы в биологической защите были такие, что при замерах у него шкалы прибора не хватало, то я, видя, что он это сделать не сможет по душевной слабости, взял у него прибор и сказал:
– Хорошо! Я все сделаю сам!
И я пошел в отсек. Я должен был пойти, потому что подчиненный должен видеть, что ты не боишься и не прячешься за его спину.
И тогда твой подчиненный пойдет за тобой хоть на край света.
* * *
О боевых походах. Да, я участник боевых походов. У меня их двенадцать.
Что такое боевой поход, или автономное плавание, автономка? Весь Мировой океан поделен на квадраты. Внутри каждого квадрата на глубине почти в 100 метров от поверхности воды ходит лодка. Она ждет сигнала. Каждый день она подвсплывает на глубину семнадцать метров и вытаскивает из-под воды антенну. На нее принимается сигнал.
Это сигнал о начале боевых действий, о начале войны.
Вот так десять лет подряд мы ждали начала войны. Вот это и есть боевая служба.
Мы ее не дождались. И слава богу. А если б дождались, то земной шар ждали бы большие неприятности. У нас ракетная лодка. В ней – шестнадцать ракет. Все с ядерными боеголовками. Все боеголовки разделяющегося типа. В залпе – одна, две, четыре, восемь ракет. Потом – все повторяется. Каждая боеголовка делится на несколько боевых частей. Каждая часть способна стереть с лица земли город.
Вот это называется «холодная война». Я застал двадцать лет такой войны, из них десять – на подводных лодках.
* * *
Почему мои книги называют «инструкцией по выживанию»? Потому что на флоте к человеку относятся как к вещи. Офицера могут всячески унизить.
Кто унижает? Начальство. Любое начальство может тебя унизить.
Зачем это нужно начальству? Так оно нами управляет. Оно управляет, унижая твое человеческое достоинство. Оно не может по-другому. Не научено.
Оно унижает наше достоинство, а его достоинство унижает вышестоящее начальство.
Это давно повелось. В Советской армии очень боялись возрождения кастовости.
Офицеры – это же каста. Офицер – этот тот, кто готов к смерти. К смерти готова только каста. Это особые люди. Без них нет армии. Офицер должен в любую минуту показать, как надо умирать. А это предполагает наличие огромного человеческого достоинства.
Готовность к смерти – это достоинство, честь. А имея достоинство, офицер может покуситься на власть.
В советские времена этого боялись больше всего. Поэтому унижали, оскорбляли. Ты должен был сносить оскорбления от начальства. Тут без инструкции по выживанию не обойтись.
Я ужасное превращал в смешное. Меня иногда спрашивают: неужели все это правда, и я говорю: что вы, я все смягчил.
* * *
Вы спрашиваете: существует ли такое в других странах, на других флотах? Нет. Не существует. Там офицеры – каста, поэтому наш флот или наша армия всегда проигрывают начало войны.
* * *
О трубах.
Все живут в своих трубах.
Жители из одной трубы никогда не сойдутся с жителями из другой.
Вот только на время выборов в междутрубье появляются ходы от одной трубы к другой для проведения предвыборной агитации.
* * *
Главная составляющая чиновников – невинность. У министров честные глаза кондукторов.
Где-то я такое слышал. Жаль, что не я это придумал.
И еще одна отличительная черта чиновника – кипение, причем бурное. Чиновник всегда чем-то занят, куда-то спешит и что-то делает.
Это как водопроводчики в нашем ЖЭКе. Они все время работают с нашей канализацией. Все время.
Как к ним ни зайдешь, они заняты только ею.
А она течет в подвал нашего дома уже лет десять.
Не верите? Сами посмотрите. Я и адрес скажу: Культурная столица (Петроградская ее сторона), улица Рыбацкая, дом 10, правый подвал, если стоять лицом во двор.
Не перепутайте с левым, потому что в левый подвал у нас поступает совершенно чистая вода совершенно неизвестно откуда. Все время качают. И все заняты так, что и крышу нам починить абсолютно некому.
Так что я знаю, где через миллион лет откроют новое, нетронутое месторождение высококачественной нефти.
Его откроют под нашим домом.
Вот и получается, что наш дом уже сейчас должен охраняться государством – как будущее всей страны.
Я бы на него даже памятную табличку повесил, мол, дерьмо течет в подвал совершенно правильно и является по сути своей не дерьмом, а нашим с вами грядущим.
И явится оно к нам обязательно.
Всенепременнейше.
Предстанет перед очами.
Встречать его всегда лучше со свежими лицами, вот потому и меняют правительство.
Я и лозунг придумал: «В грядущее со свежими лицами!».
* * *
Если вам в чем-то удалось достичь совершенства, остановитесь в тот самый момент и заорите во всю свою глотку, иначе это обстоятельство рискует остаться незамеченным.
* * *
О нарождении новых партий.
У муравьев тоже бывает роение.
В этот период организаторы обзаводятся крыльями и показывают всем свой полет.
* * *
Как только все уляжется, они сбросят свои крылышки и заживут, как все.
Как только попадаешь в отдел социального обеспечения Петроградской стороны, так сейчас же и охватывает тебя чувство стыда.
– Вы последний на девятый участок?
Я последний. Такое впечатление, что тут все последние.
Узкий коридор, тесно, вдоль стен – люди, люди.
И прием граждан пенсионных не каждый день. Комнатки маленькие, загроможденные, в каждой по три тетеньки.
И проверяют те тетеньки каждую буковку в каждой бумажке. А бумажек много.
И в том, что вывешено на двери, как правило, не хватает той парочки, что должен предоставить именно ты.
А люди после пятидесяти не отличаются гибким умом и свежей памятью, так что забывают принести какую-то очень важную документину, и должны они отправляться в обратный путь с криком: «О господи!»
И еще…
И еще нужны сведения с последнего места работы.
– Но вам же все посылалось. У вас оно должно же быть!
– Оно у нас есть, но и вы должны нам принести.
Человек принесет, а они сравнят – не врет ли. И еще долго он будет тут ходить по кабинетам. Все доносить будет и доносить. Бумажки.
– А зачем? Для чего? У них же есть все! Вот если чего-то не хватает, тогда пусть и ищут! Но зачем же сравнивать, сличать, уличать?
Действительно, зачем?
Зачем гонять стариков-то? Они же свое отработали и явились сюда за своим стыдом. Это ж не пенсия. Это же что-то другое. Позор, например. И никто меня не убедит, что «предприятия перечисляют мало, потому что серые зарплаты!..».
Перечисляют предприятия. Уверяю вас. Очень даже. С самого первого своего дня.
Отдать государству пенсионные – это святое.
Но вот получить у государства – вот тут начинаются проблемы.
У нас же по статистике жизнь стариков длится до шестидесяти пяти. Так что пенсию в принципе мужчины получают только пять лет, женщины – десять. А стаж у некоторых – сорок лет и более. И эти сорок лет предприятия перечисляют и перечисляют деньги в пенсионный фонд. И этих сорока лет не хватает потом ни на десять, ни на пять?
Нет денег – добавьте. И нечего на советские времена пенять. В советские времена (в самый расцвет) пенсия была 132 рубля, а мясо стоило 2 рубля. То есть на 132 можно было купить 66 килограммов мяса. То есть чтоб сегодня достичь того, советского, уровня пенсии, надо просто 66 умножить на 160 рублей (минимальная цена). И получится – 10 560 рублей. А если ту пенсию пересчитать не на мясо, а на проезд в метро (5 копеек), то получится, что пенсия должна быть 36 960 рублей на каждого.
