Проехала еще одна машина, «дюгеслин» модели 1905 года с радиаторными клапанами и разбитым задним мостом.
Она затормозила менее чем в метре от Провансаля (дорога шла в гору), и из окна высунулся старик с окладистой бородой.
Не успел Провансаль закинуть удочку, как тот сказал:
— Давайте, молодой человек, садитесь: только ручку поверните немного вперед.
Минут двенадцать Провансаль вертел ручку, а когда ему наконец удалось открыть дверцу, машина рванула с места. Старик сумел ее остановить лишь на самом верху холма.
— Простите, — сказал он припустившему бегом Провансалю, когда тот поравнялся с машиной. — В хорошую погоду она вдруг выказывает свой норов.
— Ничего удивительного, — промолвил Провансаль, — ведь она на ладан дышит.
Он уселся слева от старика, и «дюгеслин» во весь опор дунул с холма.
Уже внизу лопнули обе левые шины. «Надо будет шить у другого портного», — ни с того ни с сего подумал Провансаль. Старик меж тем разъярился.
— Вы чересчур тяжелый, — закричал он. — Это все из-за вас. У меня шины с одиннадцатого года не лопались.
— И вы ни разу их не меняли? — заинтересовался Провансаль.
— Разумеется! Машину я купил в прошлом году, шины новехонькие!
— Значит, родились вы в одиннадцатом году? — желая добраться до сути, спросил Провансаль.
— Мало того, что вы мне шины погубили, так еще и оскорбляете! — прорвало старика. — Л ну-ка, сейчас же меняйте их!
Как раз в этот момент Майор медленно спускался с крыльца, нежно обнимая Зизани за талию. Он повернул по тропинке направо и не спеша углубился в парк, лихорадочно соображая, о чем бы завести разговор.
В этом месте ограда парка была довольно низкой, и одиннадцать молодцов в темно-синих костюмах и белых носках, удобно на нее облокотившись, блевали на ту сторону.
— Какая воспитанность! — походя отметил Майор. — Сочли, что лучше блевать к соседу. Жаль лишь, что столько хорошей выпивки коту под хвост.
— Какой вы жадный! — В нежном голосе Зизани послышался упрек.
— Дорогая! — возразил Майор. — Для вас я бы пожертвовал последним су!
— Какой вы щедрый!
Зизани, улыбнувшись, прижалась к Майору.
Душа Майора плескалась в счастье, словно дельфин в волнах; плеск этот, впрочем, издавали блюющие парни, но Майор этого не осознавал.
Их присутствие, судя по всему, стесняло молодцов, чьи спины укоризненно изогнулись. Майор с белокурой красавицей тихо двинулись прочь по аллее.
Они сели на скамейку, которую Антиох поставил утром в тени развесистого крапивника. Зизани задремала. Майор опустил голову на плечо девице и погрузил нос в золотые волосы, испускавшие едва заметный затхлый запах Королевской улицы и Вандомской площади. Духи, купленные у Лентерита, назывались «Мгла туманная».
Майор взял руки возлюбленной в свои и погрузился в блаженные грезы.
Холодное влажное прикосновение к правой руке заставило его, вздрогнув, издать вопль пришедшего в исступление брокодавра. Зизани пробудилась.
При этом звуке лизавший руку Майора макинтош подпрыгнул на двенадцать футов и, обиженно шипя, отправился восвояси.
— Бедняга! — пожалел его Майор. — Я его напугал.
— Это он вас напугал, дорогой, — возразила Зизани. — Дурак этот ваш макинтош.
— Он такой молодой, — вздохнул Майор, — и так меня любит. Постойте, вы сказали мне «дорогой».
— Ой, прошу прощения, — воскликнула Зизани. — Я это спросонок.
— Не надо просить прошения! — страстно зашептал Майор. — Называйте меня как хотите, делайте что хотите.
— Тогда я еще немножко покемарю, — заключила Зизани, принимая прежнее удобное положение.
Оставшись в одиночестве, Антиох пошел встречать троицу опоздавших, среди которых — о чудо! — оказалась рыжая зеленоглазая красотка. Двое других — невзрачный малый и такая же бабенка — потопали к бару. Антиох пригласил рыжую красотку танцевать.
— Вы никого здесь не знаете? — осведомился он.
— Никого, — ответила та, — а вы?
— Знаю, но, к сожалению, не всех! — вздохнул Антиох и самым беззастенчивым образом прижал ее к своей груди.
— Меня зовут Жаклин! — сказала девица, пытаясь просунуть одну из своих ляжек между ног Антиоха, который отреагировал на это должным образом, впился в девицу губами и не отрывал их до конца пластинки — это был «Baseball after midnight»,[10] один из последних дисков кросса и Блеквелла.
АНТИОХ дна рам подряд танцевал со своей новой партнершей и старался не выпускать ее из рук во время коротких перерывов между окончанием одной пластинки и началом другой.
Вот-вот должен был начаться третий танец, но тут к Антиоху обратился какой-то малый в пепитовом костюме. Вид у него был встревоженный. Парень повел Антиоха на второй этаж.
— Поглядите, — кивнул он на дверь клозета. — Туалет засорился!
И хотел было СМЫТЬСЯ.
— Минутку! — сказал Линюх, ловя за рукав. — Давайте вместе. А то что же я буду один.
Они вошли в уборную. Засор был налицо. На дне унитаза виднелись скомканные газеты.
— Раз так, — промолвил Антиох, засучивая рукава, — будем прочищать. Засучивайте рукава!
— Но… вы уже засучили…
— Я засучил рукава, чтобы дать вам в глаз, если за то время, пока секундная стрелка не сделает пять оборотов, туалет не будет прочищен. И зарубите себе на носу, — добавил Антиох, — я стреляный воробей, на мякине меня не проведешь.
— А… — выдавил малый.
Он залез пальцами во что-то мягкое на дне унитаза, весь содрогнулся и побелел как мел.
— Умывальник справа, — добавил в заключение Антиох, когда несчастный поднимался из-под окна, которое распахнул его мучитель. Окно выдержало, череп тоже.
После чего Антиох спустился вниз.
Как он и ожидал, Жаклин отиралась возле стола с напитками, а двое парней оспаривали друг у друга право налить ей выпить. Антиох взял стакан, который те сумели-таки наполнить, и протянул его Жаклин.
— Мерси, — улыбнулась та и последовала за ним на середину танцевальной площадки, которую Корнель, к счастью, как раз освободил.
Антиох вновь заключил ее в объятия. Двое у стола с напитками скорчили кислые рожи.
— Скажи на милость! — ухмыльнулся Антиох. — Молоко на губах не обсохло, а вздумали тягаться с таким зубром, как я.
— Что? — спросила Жаклин, не понимая, о чем речь. — Ой, а это кто такой?
На пороге гостиной вырос Провансаль.
Хорошо еще, зазвучали «Mushrooms in my red nostrils»,[11] и грохот медных перекрыл угрожающий рык несчастного Провансаля, который рванул к столу с питьем и закусками и единым залпом осушил две трети бутылки джина.
Разом все забыв, он обвел присутствующих блаженным взглядом курицы, наклевавшейся денег.
В углу гостиной он заприметил блондиночку в декольте до самых сосков и уверенным шагом взял курс на нее. Не дожидаясь, пока он подойдет, девица юркнула к двери. Провансаль побежал за ней, время от времени подпрыгивая на два метра семь сантиметров — как козел, которого пустили в огород. Девица скрылась — не для всех, однако, — в лавро-пасленовой рощице. Провансаль нырнул следом, и ветви сомкнулись за его спиной. _
Отдаленный рык — как раз в эту минуту в гостиную ворвался Провансаль — вывел из оцепенелого состояния уже полчаса дремавшего Майора. Проснулась и Зизани.
Он нежно взглянул на нее и неожиданно заметил, что ее живот угрожающе округлился.
— Зизани! — воскликнул он. — Что это?
— Ах, дорогой, — простонала она, — неужели вы способны сотворить такое во сне и не сохранить об этом никаких воспоминаний?
— Надо же! — не нашел ничего лучшего сказать Майор. — А я и не заметил. Прости, любопь моя, но теперь надо узаконить наши отношения.
Майор был совершенным ребенком в любовных делах, он не знал даже, что последствия обнаруживаются не раньше чем на десятый день.
— Нет ничего проще, — промолвила Зизани. — Сегодня четверг. Семь часов. Антиох сейчас пойдет и от вашего имени попросит моей руки у моего дяди — тот еще у себя в конторе.
— А почему ты со мной не па «ты», лапта моя ненаглядная? — спросил растрогавшийся до слез Майор и задергался всем телом.
— Ладно, перейду на «ты», дорогой, — сказала Зизани. — В общем, я хорошенько подумала…
— Обалдеть, чего только не учудишь во сне, — перебил ее Майор.
— Я хорошенько подумала и решила, что лучшего мужа, чем ты, мне не сыскать…
— О, ангел души моей! — вскричал Майор. — Наконец ты сказала мне «ты». Но отчего не попросить твоей руки прямиком у твоего отца?
— Отца у меня нет.
