“Всерьез или бред?” — подумала Саша, услышав, как напряжение в ней спадает. Не зря про него Роман повесть написал.
— Чего говорю, — продолжал Синяк, стряхивая пепел с сигары в чашку с кофе. — У меня друган, Ванька, разумеется, стихи слагает порой. В одну строку. К примеру: “Я не люблю, когда меня не любят”.
В кухню тем временем вбежал очаровательный голый негритенок лет пяти, сандаловая статуэтка, хотя нет, слишком вонькая — должно быть, прямо с горшка. Он подбежал к Синяку и стал отчаянно молотить его по колену черным кулачком.
— Покупаю! — заорал Синяк, подхватывая негритенка на руки.
Блондинка рванула сына к себе. На втором рывке Синяк отпустил ребенка — мамаша с дитем в руках отлетела к холодильнику. Негр шагнул вперед. Синяк даже не пошевелился, только лапой помахал.
— Нопасеран! Без рук!
И тут раздался звонок в дверь.
— Ну вот, — удовлетворенно пробурчал, подымаясь, Синяк, — а ты говоришь. — Хотя никто ничего не говорил, только поскуливал испуганный негритенок.
Синяк открыл дверь. В переднюю вошли двое одинаковых парней: короткие кожаные куртки, широкие штаны, черные вязаные шапочки.
Парни прошли следом за ним, как бы выдавливая негра с семейством из сразу ставшего тесным пространства кухни. Попили кофе, сказали “спасибо”, чашки опустили в раковину. Встали и молча вышли из кухни.
— Посиди тут, — сказал Синяк Саше, сам же пошел за парнями.
— Где ваш муж, мадам? — спросил Синяк, и Саша не узнала его голоса.
В прихожей стало тихо, видимо, Синяк с парнями вошли в комнату. Саша на цыпочках пробралась в пустую переднюю.
— Ты русский язык понимаешь? — чеканил за дверью вопросы Синяк. — Слух, зрение в порядке? Тогда слушай. Ты должен деньги! Ты понял?!
Из комнаты выскочила ошалевшая от страха блондинка. По лицу ее, размывая макияж, текли слезы. Она рванулась к Саше.
— Я знаю, кто это... — прикрыв ладонью дрожащий рот, доверительно прошептала она. — Они выбивают деньги...
— Угу, — улыбнулась Саша. — Выбивают.
Дверь в комнату была приоткрыта. Саша заглянула внутрь.
Синяк стоял вплотную к негру. Они были одного роста, только Синяк в полтора раза шире. Парни скромно расположились за Синяком, расставив ноги и одинаково сложив руки на причинном месте.
— Слушай внимательно, — сказал Синяк, стряхивая с плеча негра несуществующие соринки. — Ты идешь во двор. Звонишь. Если через час деньги не будут, ты поедешь с ними. Покататься. Ты понял, любезнейший?
Синяк протянул руку в сторону, как хирург. Один из парней вложил в нее жетон.
— На разговор тебе десять минут. Вперед! Время пошло!
Негр исчез. Синяк с помощниками расположились на ковре, достали карты. Блондинка с ребенком заперлись в ванной. Саша вошла в комнату.
— А если милиция?
Синяк усмехнулся.
— В вашей квартире ваши друзья...
Негр прибежал скоро. Он с размаху сунулся в комнату, открыл было рот, но Синяк, не оборачиваясь, в зеркало платяного шкафа еле заметно погрозил ему укороченным пальцем: жди.
Когда доиграли партию и собрали карты с ковра, Синяк кивнул негру: рассказывай.
— Деньги будут. Уже везут...
Синяк задумался.
— Ладно, братцы, свободны. — И повернулся к негру. — Документы давай. Паспорт...
Неф протянул Синяку паспорт, Синяк передал парням.
— А паспорт мадам? Свидетельство о браке? Метрика пацана, ключи от машины, права, техпаспорт? Ребятам покажешь, где машина стоит.
Парни попрощались и вместе с негром ушли.
Через час в квартире появился директор фирмы, где работал негр, и кто-то из посольских. Саша начала было что-то объяснять по-английски, но директор сразу, без глупостей, достал бумажник.
— Две тысячи? — уточнил он.
— Речь шла о четырех, — мягко поправил Синяк. — Издержки, знаете ли, помощники...
— Знаю, — кивнул директор, — но у меня только две.
— На две можно расписку. Сутки на добор, — разрешил Синяк. — Кстати... А где мадам?
Появилась блондинка.
— Знаете, красавица, почему отключен ваш телефон? — спросил Синяк.
— За неуплату междугородных разговоров... — пробормотала, запинаясь, она.
— Правильно, — кивнул Синяк, улыбаясь. — За разговоры. Только не междугородные. Вот справочка из телефонного узла.
Муженек ваш, мадам, вот этот, темной ноченькой звонил специальной суксуальной барышне и под ее аккомпанемент надрочил в кредит две тысячи баксов.
— Может, это не он, — пролепетала блондинка. Синяк погладил негритенка по курчавой голове.
— Тогда он.
КСП — Клуб Свободных Писателей — открылся несколько лет назад на бульваре в центре Москвы в помещении бывшего альманаха “Поэзия”. Вместе с помещением Клубу Свободных Писателей достался и Суров, многие годы проработавший в покойной “Поэзии”. На двери его кабинета теперь висела табличка: “Всемирная организация писателей. Московская штаб-квартира КСП. Генеральный директор Суров Ю.В.”.
По международному уставу ему полагался чин исполнительного секретаря, но когда Юрий Владимирович заказывал себе визитные карточки, в текст вкралась ошибка, и должность была завышена. Исправлять ошибку не посчитали нужным — суетно и накладно.
Зарубежные коллега, по примеру которых был организован КСП, презентовали “субару”, ту самую, с капризной сигнализацией, на которой Суров ездил на работу, иногда с утренней остановкой у Саши; также подарили подержанную оргтехнику.
Секретарь французского отделения КСП, горбатенький старичок, привез в подарок медикаменты, в основном просроченные поливитамины.
Задач у Клуба было две. Первая — обмениваться творческим опытом со своими и зарубежными коллегами; вторая же — если кого-нибудь из пишущей братии прищучат власти, всем миром вступаться.
Опытом члены Клуба обменивались по-прежнему, без посредников, самостоятельно. Инакомыслие же в России прекратилось в связи с учреждением демократии. Для малопродуктивной правозащиты остались только коллеги из ближнего, главным образом юго-восточного, зарубежья. Но интерес КСП к чужим делам законно раздражал и центровую власть, и местную, а также отвлекал от главного — полноценных международных общений: конгрессов, симпозиумов, круглых столов... А эта сфера деятельности Сурова удачно смыкалась с его бизнесом в Англии, в чем ему весьма помогло высокое международное положение Клуба.
Всё бы ничего, да был в биографии Сурова один прокол. В августе девяносто первого он явился на работу в черном торжественном костюме с галстуком — посмотреть по служебному телевизору любимый балет “Лебединое озеро”. Весь облик его в тот день дышал подъемом и воодушевлением.
Этим обстоятельством позднее его частенько донимал Роман Бадрецов. Суров для успокоения определил Бадрецова на очередную халяву с творческой группой в Бухарест, но неблагодарный Бадрецов хоть в Бухарест и съездил, угодив в тамошний вытрезвитель с какой-то бабой, но подкалывать его не прекратил.
...На ночь Суров принял снотворное, и нехорошие мысли о злополучном сообщении автоответчика к утру растворились. Теперь всё казалось просто.
Значит, Ванька жив. И телефон узнал, не поленился. Вот откуда про “Тропу Моисея” ему известно? А впрочем: если Иван жив, наверняка трется по журналам, издательствам, значит, вполне мог узнать и про поездку членов КСП по библейским местам. И вся загадка. Наплевать и забыть.
Выглядел Суров сегодня отменно: в черных кожаных штанах, в роскошно-скромной ковбойке, с шелковым фуляром на шее. Крепкое его туловище было оплетено желтой портупеей, сводившейся слева под мышку в кобуру газового пистолета.
Он просматривал список отбывающих в пустыню поэтов, небрежно положив ноги на тумбочку письменного стола. Списки составлял он сам, утверждать избранников должен был по уставу Исполком КСП. Исполком и будет утверждать, но уже после мероприятия, задним числом. Постфактум. Так удобнее.
Ощущение власти над судьбой визгливых поэтов — кого включить в поездку, кого погодить — грело душу. У него начался обычный в таких случаях прилив настроения.
Он был в кабинете один, когда туда без стука вломился огромный детина полубабьего вида с седой косой, в кожаной куртке, зеленом пиджаке, в тапочках и комбинированной кепке. Детина, не снимая кепки, почесал под ней темя.
— КСП тута? Джабар пришел?
Чувство страха накатило на Сикина позже, пока же он, не снимая ног с тумбочки, процедил, не поднимая глаз:
— Александра Михеевна Джабар на рабочем месте в своем кабинете. Стучаться надо...
— Пасть закрой, — сказал детина, — кишки простудишь.
Коричневые туфли Сикина медленно переместились на пол.
Он приоткрыл рот в нехорошей догадке...
— Соображаешь, — улыбнулся Синяк, развалисто усаживаясь в кресле. — Это я звонил насчет Ивана.
