— КСП тута? Джабар пришел?
Чувство страха накатило на Сикина позже, пока же он, не снимая ног с тумбочки, процедил, не поднимая глаз:
— Александра Михеевна Джабар на рабочем месте в своем кабинете. Стучаться надо...
— Пасть закрой, — сказал детина, — кишки простудишь.
Коричневые туфли Сикина медленно переместились на пол.
Он приоткрыл рот в нехорошей догадке...
— Соображаешь, — улыбнулся Синяк, развалисто усаживаясь в кресле. — Это я звонил насчет Ивана.
Сикин встал, почему-то опустив руки по швам. Синяк обозрел его, сосредоточив внимание на кобуре, привязанной к Сикину сыромятными путами.
— Ну, ты прям как памятник Высоцкому на Ваганькове. — Синяк откусил кончик сигары и выплюнул на пол. Сикин независящим от себя движением придвинул к нему пепельницу. — Обвязался весь...
Сикин похолодел. Он почувствовал, как кишки предательски забормотали, кожа на лице стянулась и запульсировала, зачесалось плечо под ремнем. Всё это время, что функционировал шкатулочный бизнес в Англии под прикрытием КСП, он ждал наезда рэкета.
— В следующий раз, — продолжал Синяк, небрежно разглядывая кабинет, завешанный фотографиями Сикина с именитыми товарищами, — как меня завидишь, сразу стреляйся газом из своей пистоли. И маленький совет: пора, мой друг, пора с вещами на выход. Засиделся в девках. Забей себе: твое место у параши, в связи того, что был ты дятел-стукачок, а теперь ты вечный Птица-Пенис. Пенис-петушок. Повтори.
Сикин послушно пожевал губами веленые Синяком слова.
— Ну, будь здоров, петушила, — улыбнулся Синяк, выкарабкиваясь из низкого неудобного кресла. Он подошел к двери, но решил еще покуражиться. — Между нами, эта кобура — говно.
Синяк задрал над мощным задом куртку и постучал себя по рукоятке пистолета в кобуре, заткнутого за пояс на прищепке.
— И ножки на стол не ложи. Будь проще — люди потянутся.
Закрыв за посетителем дверь на ключ, Сикин с тоской подошел к окну. Конечно, “мерседес”. И пистолет у него наверняка не газовый. Он достал из холодильника бутылку виски и отхлебнул прямо из горла.
За дверью послышались разнополые голоса. Форсированные, избыточные, театральные. Как они обрыдли ему еще за те годы, что обретался в альманахе “Поэзия”!..
Сикин отстегнул всё еще дрожащими руками газовую упряжь, намотал ремни на кобуру и уложил оружие в расшифрованный кейс. Кинул в рот жевательную резинку, через силу улыбнулся в зеркало и отворил дверь.
Сегодня должны были обсуждаться организационные вопросы поездки “Тропой Моисея”.
Саша смотрела на компьютере последний концерт Мадонны. Певица была не очень молодой, не очень фигуристой, с перенакаченными мышцами ног, вульгарная вся от и до! Ни кожи, ни рожи, а на тебе!..
— Я на минуточку... — В кабинет впорхнула запыхавшаяся пожилая дама в тяжелых украшениях. — Это вам презентик маленький, — заворковала она, выставляя на письменный стол шампанское и разноцветные мыльца. — Что за голяшку вы смотрите?..
Саша молча выключила компьютер. Не хотела она с этой жирной курицей обсуждать звезду.
— Молодость, молодость... — воркуя, дама полной рукой заколебала воздух, нагнетая густую волну приторных духов. Саша чихнула. — Вы не поверите, Сашенька, у меня в ваши годы были дивные ноги... Но не буду мешать, не буду мешать... Вы на собрание пойдете?
— Пойду, — мрачно ответила Саша.
— Куда? — поинтересовался Синяк с порога, пропуская даму с ногами. — Постой-ка. — Он подошел к Саше, взял ее за уши и внимательно уставился ей в глаза. — Или меня негры твои сглазили или собственными силами рехнулся: почему очи зеленые? Были голубые.
Саша поворотом головы выпростала уши из рук Синяка и отколупнула контактную линзу, под ней глаз был карий. Она посмотрела на Синяка разноцветными глазами.
— Доволен?
— Та-ак... А на Октяберьские красные вставь — коммуняк пугать... А чего у тебя еще не свое? Колись немедля. Кто ты?
Саша послушно включила компьютер, поерзала мышкой и застрекотала вслепую десятью пальцами. На экране монитора набивались буковки...
“Симпатичная леди, блондинка, фигура манекенщицы...”
— Покрупней сделай шрифт, — попросил Синяк, — без очков глаз неймет.
“...желает познакомиться с интеллигентным по жизни, сексуально привлекательным обеспеченным джентльменом. Не лысым”.
— Лысый? — Синяк нагнул голову в ее сторону. — А насчет секса врать не буду, — сказал он. — У Жирного спроси.
Саша медленно подняла голову и произнесла странным голосом:
— А при чем здесь?.. Вы что?..
— Не туда мысль ползет. Просто Жирный лучше может сформулировать.
— А ты что делаешь, ну, по жизни? — поинтересовалась Саша. — Где работаешь?
— Я разве не говорил? — удивился Синяк. — Автомобилями торгую. Там беру, здесь сбываю. Хочешь, тебе тачурочку подберем под цвет глаз...
Разговор перебил маленький вальяжный человечек с трубкой. Не углубляясь в кабинет, он хорошо поставленным голосом произнес, откидывая голову назад, чтобы было слышно в коридоре:
— Хочу напомнить, мое оформление в Цюрих только через депутатский зал!
Саша брезгливо порылась в папке на столе.
— Да, готовы ваши бумаги.
Крошка недовольно взял документы, вернулся на исходную позицию и, дождавшись, когда в коридоре послышались шаги, повторил медным голосом:
— Только через депутатский зал. — И, не торопясь, вышел.
— Матерый человечище, — усмехнулся Синяк.
В кабинет просочился звон колокольчика. Саша встала.
— Пойду. Собрание. Ты на хозяйстве.
Синяк заметно огорчился:
— Особо не рассиживайся. Скажи, чтоб побыстрей.
— Скажу. — Саша включила ему Мадонну, на которую была похожа, чтобы Синяк за время собрания ее не забыл.
Даже сквозь стены кабинета Синяк видел, как Саша вышагивает по коридору, старательно виляя бедрами и зазывно цокая модными каблуками.
Он выскочил в коридор.
— Потом к Жирному поедем! — крикнул он вдогонку.
Саша обернулась:
— Поглядим.
Из приоткрытой двери уже бубнил знакомый Синяку голос Сикина:
— Итак, дорогие друзья, мы отправляемся тропой Моисея... — И шутливо: — Я буду вашим Моисеем все предстоящие две недели...
Дверь за Сашей закрылась.
Не понравилось Синяку, что Сикин уже оправился и, вишь ты, даже шутит. Едет, стало быть, генеральный секретарь, хотя велено было дома сидеть.
Синяк вернулся в Сашин кабинет, развалился на ее вертящемся стуле. И закурил, чего хотел, не сигару вонючую “Портогас”, понтовую, блажь травяную, не сигареты с ниппелем, а нормальный “Беломор”, любимый с детства.
А Мадонна тем временем вытворяла невесть что. Синяк не мог понять одного: как она поет, пляшет, акробатикой крутится — всё одновременно — и не запыхается.
Зазвонил телефон. Синяк не обращал внимания. Но телефон зудел очень настойчиво и как-то не по-русски. Синяк лихорадочно стал искать на клавиатуре компьютера кнопку выключения звука. Не нашел.
— Чего?! — заревел он в телефон. — Говорите!
Голос писклявый, бабий, верещал вроде на татарском, а может, на азербонов смахивал. Мяукающий какой-то голос...
— По-русски говори. Не слышу! В смысле: не въезжаю!..
Он снова потыкал кнопки компьютера и неожиданно вырубил всё. На экране поползла, переплетаясь, музыкальная геометрия.
Голос в телефоне перешел на европейский — на французский, наверное, явный гундос слышался.
“Джабар” разобрал Синяк, “Фируз”, и запереживал, что нагрубил вначале.
— Виноват! — заорал он. — Джабар на собрании... — Он заскреб лбину, вспоминая чего-нибудь по-немецки, все-таки в Германию часто ездит... — Ихь ферштее нихт. Ауф видерзеен.
Попозже перезвоните.
Закончив разговор, Синяк тщетно пытался отыскать Мадонну всеми клавишами, но вместо этого по экрану плыли космические разноцветные фигуры.
Сидеть бестолку надоело. Он вышел в коридор. Навстречу ему шел улыбающийся высокий красавец из кино про “Доктора Живаго”, которое он смотрел на видаке у Романа. Омар Шариф, точно!
— Сал-лом, дорогой! — очень уважительно сказал Омар Шариф, прикладывая руку к сердцу.
Он был в белом пиджаке с подвернутыми на один раз до синей подкладки рукавами. На тонком запястье правой руки болталась цепочка. В распахнутом вороте рубашки — тоже цепура, на которой колыхался золотой полумесяц со звездой.
— Здорово, — кивнул, слегка оторопев, Синяк.
— Скажи, дорогой, где красавица Александра?
— Собрание у ней. Козлов пасет. Скоро кончат.
Омар Шариф взглянул на дорогие часы. Синяку он нравился, а чем, Синяк не мог понять. Вроде по прикиду на пидора смахивает, но не пидор, это точно. Просто очень красивый мужик. И запах от него не пидорный. Богатый красивый мужик. Может, писатель. И вдруг его нехорошо осенило: муж ее первый!
— Ты не из Кувейта? — непохожим на свой, робковатым голосом предположил Синяк.
