Седобородый горбун – у него было восковое лицо – перекрестился и поцеловал кончики своих костлявых, испещренных черными точками пальцев. Веки и брови горбуна были подведены черной тушью, глаза с желтоватыми белками налиты кровью, редкие волосы на голове перекрашены в черный цвет. Мимо него по площади Святого Петра прошли одетые в красные сутаны епископы. Они вытирали пот со лбов носовыми платками, на которых были вышиты желтые митры. Задыхаясь, горбун открыл рот и, ловя воздух, судорожно сжал рукой горло. Его пальцы были унизаны золотыми перстнями. Проходившие мимо паломники морщились от отвращения и перешептывались. «Pantalom lunghi! diecimila Lire? pantaloni lunghi!»[44] – кричала женщина, торговавшая бумажными брюками с надписью «Roma». Она раскладывала папские талеры ровными столбиками. Мимо нее прошла группа школьников. На желтом флаге, который несла их учительница, была изображена пиета. На майках девочек и мальчиков спереди зелеными буквами было написано «Jesus», а сзади бордовыми – «Alleluja». Бродячий пес, встав на задние лапы, пытался схватить маленькое распятие, висевшее на запястье прислонившейся к стене паломницы. Рядом на земле сидели молодой монах и девушка – она опиралась рукой на бедро своего спутника. Монах держал в руках пластиковый пакет с только что вымытыми персиками – покрытые каплями воды фрукты поблескивали сквозь прозрачную оболочку. Две девочки написали свои имена и номера телефонов на бумажных брюках – между рисунками пронзенных стрелами сердец – и передали брюки мальчикам. Мальчики тут же, смеясь и болтая, сняли шорты и надели бумажные брюки. Проходившие мимо молодые туристы, замедлив шаг, насмешливо смотрели на горбуна – он, высморкавшись, оставил на белом носовом платке следы черной застоявшейся крови, а на его правую руку упало несколько капель алой. «Апчхи!» – весело воскликнула девушка – на ней были солнцезащитные очки с синими стеклами в ядовито-зеленой оправе. Ее спутники рассмеялись. Увидев больного горбуна, испанка положила руку на плечо своего сына-подростка – на его лице уже пробивался светлый пушок, – а потом нежно погладила его по спине и обняла за талию. На развевавшемся подоле ее длинной, почти касавшейся мостовой юбки были вышиты павлиньи перья. Монахиня в черном одеянии, наблюдая за харкающим кровью горбуном – у него было восковое лицо и желтая, испещренная пятнами кожа, – достала из кожаного портмоне четки и поцеловала одну из костяных бусин. Сын торговки инжиром – подросток с длинными черными, почти касавшимися щек ресницами – ушел с площади Святого Петра вместе с белокурой девочкой. Покусывая висевший на шее серебряный крестик и поигрывая болтавшимися на запястье правой руки пластиковыми сосками-пустышками, он прошел всего в нескольких метрах от своей матери, кричавшей: «Fichi freschi! vuole fichi! fichi freschi!»,[45] и братишки, пересчитывавшего большие плоские лепешки инжира. Пикколетто и белокурая девочка – на ее белой футболке были изображены бордовые верблюды и песочного цвета пирамиды – двинулись по виа ди Порта Ангелика по направлению к Пьяццале Ризоргименто. Наголо остриженный мужчина лет пятидесяти в белой майке с надписью «Mafia. Made in Italy» ударил насаженной на палку головой пластмассовой куклы по стене – на ней висел плакат с изображением сидевшего на электрическом стуле ребенка в маске. «Mamma! Mamma!» – завопил он и стал гримасничать, теребя свои половые органы. Калека уже исчез с площади. Ветер носил по улице клочки газеты «Osservatore romano». На Пьяццале дель Ризоргименто сын торговки инжиром – подросток с длинными черными, почти касавшимися щек ресницами – и белокурая девочка сели в зеленый трамвайный вагон кольцевой линии и поехали по направлению к Вилла Боргезе.
Mai, non saprete mai corne m'illumina
L'ombra che mi si pone a lato, timida,
Quando non spero più…
Нет, никогда не узнаете вы,
Как светит мне тень,
Которая робко ложится в сторонке,
Когда угасает надежда…[46]
В оранжевом вагоне трамвая кольцевой линии пожилая дама – у нее на икре левой ноги был большой шрам, – кивая, водила смоченным слюной указательным пальцем по буквам наклеенной на оконное стекло рекламы колы – «II gusto è tutto light!».[47] Молодая женщина – она держала большой пластиковый пакет, наполненный персиками и абрикосами, – промахнувшись, вместо поручня коснулась рукой шуршавших, как солома, волос сидевшей у окна пожилой дамы. На абрикосах и персиках в пакете женщины лежала видеокассета фильма Витторио де Сика «Чистильщик сапог». Сын торговки инжиром – шестнадцатилетний подросток с длинными черными ресницами – стоял на передней площадке трамвая, рядом с водителем. Когда Пикколетто – на нем была белая майка с изображением группы «Битлз» – поднял правую руку, чтобы уцепиться за верхний поручень трамвая, молодая женщина бросила внимательный взгляд на его поросшую густыми черными волосами подмышечную впадину. Она спустилась вниз на одну ступеньку и слегка наклонилась – так, чтобы не только видеть подмышку подростка, но и ощущать запах его пота. Пожилая дама – на икре ее левой ноги был большой шрам – долго наблюдала за этой сценой, что-то бормоча себе под нос. В конце концов она сердито нахмурилась и стала сверлить негодующим взглядом молодую женщину, которая все ближе и ближе придвигалась к подростку. «Madonna! Madonna!» – возмущенно воскликнула пожилая дама, выходя из трамвая.
Стоявшие на обочине дороги марокканские подростки – их босые ноги были рыжеватыми от хны – держали в руках щетки для мытья окон. Когда загорался красный свет, они быстро подбегали к останавливавшимся у светофора машинам. Голубь взлетел на прилавок киоска, сел рядом с подковой – ею была прижата пачка лотерейных билетов – и стал клевать с ладони продавщицы кукурузные зерна. Маленькая девочка, остановившись у витрины магазина свадебных нарядов, долго разглядывала две выставленные в ней стеклянные руки – на них были натянуты белые ажурные свадебные перчатки. Посреди дороги – с губкой в руках – застыл мойщик автомобильных окон. Мимо него прогромыхал оранжевый трамвай. Проститутка сунула руку под кофточку и с вызывающим видом похлопала себя по обнаженной груди, поглядывая на стоявших у траттории мужчин. На заднем сиденье обогнавшего трамвай мотоцикла – им управлял молодой мужчина – сидела маленькая девочка. Она прижимала к груди плюшевого львенка, с мочки ее правого уха свешивалась желтая пластиковая соска-пустышка.
В трамвае женщина – у нее были очки с толстыми затемненными стеклами – ударила свернутым в трубку журналом с кроссвордами ползавшую по окну муху. «E ammazzato?»[48] – спросила она мужа – у него тоже было слабое зрение. Муха с выдавленными внутренностями тихо скончалась в одной из клеточек кроссворда. «Veramente pazzo furioso!»[49] – крикнул сын торговки инжиром водителю, когда трамвай, сделав поворот на слишком большой скорости, чуть не столкнулся со встречной машиной. Сидевший в вагоне рядом с приятелем мальчик, заметив, что Пикколетто внимательно посмотрел на его пах, быстро закинул ногу на ногу и судорожно сжал бедра. Потом он что-то возбужденно зашептал на ухо своему другу, и смутившийся Пикколетто отвел глаза в сторону. Осмотревшись вокруг, сын торговки инжиром увидел пожилую смуглую женщину с морщинистым лицом. Она достала из пластикового пакета зеленую смокву и, глядя на мелькавшие за окном каштаны, начала грызть ее. Мальчики, сдвинув головы, смеялись и перешептывались, поглядывая на широкие ягодицы Пикколетто.
Черно-белая лайка, встав на задние лапы и опершись передними на каменный парапет, смотрела вслед машине «скорой помощи», въезжавшей с включенной сиреной в парк Пьяцца Витторио, чтобы забрать лежавшего под пинией без сознания молодого наркомана – на его губах выступила пена. Сын торговки инжиром – в мочке его левого уха висела оранжевая соска-пустышка – выпил вместе с сыном владельца продуктового магазина бутылку пива и, бросив ее в густую траву, чуть не попал в прятавшуюся там черно-белую кошку. Она испуганно подняла голову и навострила снаружи белые, внутри розовато-красные уши. Молодая цыганка подтерла своему малышу зад пеленкой из искусственного материала, швырнула ее в заросли, посадила ребенка себе на колени и стала кормить его. Она отщипывала кусочки мяса и жира от колбасы с паприкой и засовывала их в рот малышу. «Carine!»[50] – крикнул Пикколетто, обращаясь к двум цыганочкам. Они проходили по парку мимо игравших в траве черно-белых кошек. Услышав возглас Пикколетто, цыганочки – в мочках их ушей болтались маленькие пестрые соски-пустышки – стали кокетливо наматывать на указательные пальцы черные локоны. Одна из девочек, сцепив руки на затылке и игриво закусив нижнюю губку, повернула голову в сторону Пикколетто и его приятеля – сына владельца продуктового магазина. Оторвав кусок ткани от подола юбки, она на мгновение прижала его к накрашенным красной помадой губам, а потом бросила этот лоскут на ветку пинии. Сын владельца магазина, встав на плечи Пикколетто, достал лоскут со следами губной помады, и мальчики стали по очереди – вырывая клочок ткани из рук друг друга – вдыхать его запах. В парке на Пьяцца Витторио сидели две уборщицы общественных туалетов – одна из них, грызя зеленую смокву, решала кроссворды, другая с головой ушла в чтение криминальных сообщений в газете «Cronaca vera». По залитой солнечным светом стене общественных туалетов бегал геккон – он тщетно пытался отыскать знакомую щель, которую только что замазал штукатур. У входа в туалет сидели Пикколетто и сын владельца продуктового магазина. Пикколетто вынул занозу из локтя друга и замазал ранку своей слюной.