— Извини, но когда ты очень хочешь писать, то есть вылить из себя что-то накопившееся, ты же не обязательно бежишь в благоустроенный сортир! Можешь ведь и не добежать! Вот и приходится выбирать меж двух зол…
Она рассмеялась.
— Ты хороший! Пожалуйста, захлопни дверь за собой…
— Что?
— Захлопни…
— Это я слышал, но…
— Что «но»? — она зевает, зарывается в подушку.
— Я думал, мне казалось, что…
Что я несу?!
— Извини, милый, я жутко хочу спать, — говорит она, нажимая «stop» на музыкальном центре. — Оставь мне свой номер, я позвоню…
Придушить бы ее…
Вместо этого я одеваюсь и ухожу, хлопнув дверью. Не вылечив черепашек.
Она стресс снимала, гормоны выплескивала.
По телевизору сообщали, что для продвинутой молодежи — это нормальный ультрацивилизованный тип отношений: тебе было классно и мне так себе, — а нынче коничува, в смысле «привет!»
Я обхожу лужу.
А вот когда мне было пятнадцать, считался бы у приятелей героем дня после такого приключения!
Тогда перед страхом остаться прыщавым девственником меркло все! Лишь бы кому присунуть! Все вопросы относительно приватов с девчонкой сводились к вопросу: «Че, пехаешь ее?» Если нет — ты лох! Если да, то круг интересующихся расширялся: «Где, в каких позах?» И самое важное: «А она кончила?» Ты яростно кивал, что естественно кончила, у нее было пятьсот оргазмов… как у божьей коровки. А на самом деле только целовались. И о местоположении клитора ты как бы догадываешься… как бы в общих чертах…
Куда уходит детство? Чего я психую-то? Неплохо бы и мне выспаться…
Я оставил ей свой номер. Вот чего.
Кроме того, я психую, потому что суббота. По субботам обедаю с родителями. Не обрадовать ли их новым имиджем?
Про нашу семью я бы написал так:
Про нашу семью:
Они неплохие. Но я с ними редко разговариваю. Не о чем.
Мои родители добрые и отзывчивые. Не алкоголики и не извращенцы. Отец — шишка в компьютерной фирме, мама — работает в администрации. Трясутся надо мной, словно я — бесценная китайская чаша династии Тань. Мои родители кажутся идеальными. Как мастера дзен.
Я рос обеспеченным ребенком! Питался сбалансированно, носил шмотки из приличных магазинов. У меня был комп последней модели, немецкий плеер фирмы «Грюндик» (кассетный плеер, вау!), и я был первый в классе, кто обзавелся мобильником. В мою комнату не ломились без стука, я приводил в гости кого вздумается. Мама с папой не ругались, когда являлся бухой со школьной вечеринки, не внушали прописных истин и не гнули особо свою линию воспитания. Ну, разве что иногда…
Я вырос и без проблем поступил в медицинский институт. Устроился в Службу доставки трупов. Денег хватало на покупку марихуаны у знакомого барыги и чтобы можно было угостить бокалом мартини красотку в ночном клубе…
Почему же я по своей воле живу в гнилой съемной квартире, когда у меня есть нормальный дом?
Недавно я застал моего идеального папку с любовницей, вернувшись с учебы рано — у нас занятия отменили. Они была полуодеты. Смутились. Папа сказал: это Анна Владимировна из аналитического отдела. Коллега по работе, отрекомендовался отец. Я кивнул. И над каким это вы совместным проектом трудитесь, что Анечка свои трусики с люстры снять забывает? Он разнервничался. Попросил не говорить о произошедшем маме и пообещал привезти из московской командировки ноутбук фирмы «Apple». Неловко потрепал меня по плечу. Фальшиво улыбнулся. Вытолкнул Анну Владимировну на лестничную площадку.
Мне было противно, но я не ничего не сказал. И ему тоже. Он теперь задерживается в офисе до полуночи — неотложные дела фирмы! Можно я не буду говорить о мамином секс-партнере?
Мама в свободное от администрации время барабанит по клаве. Набивает свой дебютный роман. Любовный. Говорит, что у нее будто появилось второе дыхание, и она ТВОРИТ! Ее любимый писатель — Пауло Коэльо. Давала мне на цензуру первую главу «Страстей по червонной даме». «Прикольно», — сказал я. А что я мог сказать? Только неправду. Я привык говорить им неправду.
Я — сволочь?
Ноутбук от «Apple» — это удобно. Говорят, для «макинтоша» изобрели только 12 вирусов!
Ноутбук от «Apple» — это очень удобно.
Папа выполняет обещания.
Если живешь на восьмом этаже — из окна должен открываться замечательный вид. Мама с папой выбрали эту квартиру, потому что прошлые хозяева сказали: из окна открывается замечательный вид. Я был мелким, мне «Вид» представлялся чем-то удивительным.
Тем, что невозможно наблюдать с первого или второго этажа.
Я ждал чудес, но, подойдя к окну, — был разочарован. Те же дома, улицы, люди на автобусной остановке, телевизионная вышка.
Вот если бы посреди города появился гигантский подсолнух…
— Помнишь, ты диатезил, и педиатр запретил тебе сладости. А ты обожал конфеты! Помнишь? Таскал их из коробки на верхней полке…
— Я не ел «раковые шейки». Думал, что рак связан с этим сортом карамелек. Что их специально дают непослушным детям…
— Да, в тебе уже тогда чувствовался прирожденный доктор…
Мама в домашнем халате и тапочках стоит у плиты с поварешкой. На поварешку налипли жирные пластинки от супа. Шумит вытяжка, стрекочет кухонный комбайн. Я выбираю ложкой морковку из куриной имитации плова, складываю ее на край тарелки. От борща я отказался. Пусть папа его ест. Себе мама готовит салат из тертой редьки. Ладно, что не из хрена…
У нее отпуск. Зачем брать отпуск весной? Ради написания романа?
— Ты зачем голову обрил?
Мама следит за собой. Медитирует, сидит на диетах, не показывается перед папой в бигуди и огурцовой маске. Почему он ее разлюбил?
— Такое настроение было… постригся…
— Что это за настроение, я не понимаю! У тебя все в порядке?
— Да, все в порядке.
— Ну а ты чего? — это адресовано отцу, отгородившемуся газетой «Экономический вестник». — Тебе все равно, как обстоят дела у сына?
У отца ангина. На градуснике: 38 °C. В рот заглядывать страшно. Он принял таблетки и замотался шарфом на манер Остапа Бендера.
Мама не будет с ним целоваться.
— У меня горло болит, — говорит отец, шурша страницами. — Представляете, евро опять подорожало, на пятьдесят копеек…
Он лысеет. Причем с макушки. Потомственный колдун по телевизору говорил: это свидетельствует о непорядках в нервной системе.
— Играл в ту байму, которую я приносил?
— Играл.
— Ну и как. Стоит время на нее тратить? — он внимательно смотрит на меня, будто бы мое мнение что-то значит, будто бы в его фирме еще не проштудировали эту игруху: от и до! Он стал толстый. Злоупотребляет пивом.
— Нормально, пап. Графика отличная. Только сценарий лажовый…
— Да? Я помню, ты в школе писал сценарии для любительских спектаклей. Не думал о том, чтобы попробовать писать сценарии для игр? — отец сворачивает газету, бросает ее на холодильник. Зачем лишний раз вставать с дивана?
Не попадает, и газета падает на пол, а с дверцы холодильника отрывается магнитный гномик.
— Перспективная профессия! В будущем все будет по-другому…
Я соглашаюсь.
— Ешь, — мама ставит перед отцом тарелку с борщом, достает из холодильника сметану, поднимает с пола газету. — Муж мой новатор!
— Аппетит пропал.
— А для кого я разогревала?
— Ну, прости, дорогая.
— И вообще, не забивай ты сыну голову своими компьютерами. Он уже выбрал профессию. Он будет врачом!
— Я просто интересуюсь. Да?!
Я киваю.
Ага, пап. Давай потрещим о будущем. О параллельном компьютерном мире и романах Ярослава Зарова, от которых ты фанатеешь…
Или побеседуем о настоящем, которого ты боишься!
Я отодвигаю свою тарелку. И у меня тоже окончательно пропал аппетит.
— Ты-то не заболел? — с тревогой спрашивает мама.
Я мотаю головой.
— Сынок, тебе уже пора повзрослеть. Стрижки эти… возьмись за ум…
Ум — штука вертлявая, как угорь! Фиг ухватишься…
После обеда маму решила навестить подруга Милка, похожая на динозавра: маленькая голова, безразмерная туша и минимум мозгов.
Папа выпил антибиотики и шуршит теперь компьютерным журналом — он Милку ненавидит. Сидят в одной комнате, но в разных углах.
Мама учит подругу искусству медитации. Учит выбираться по духовной нужде в астрал негатив сбрасывать.
Я снимаю это на мобильник.
Милка послушно плюхнулась на соломенную циновку, с трудом скрестила ноги и уставилась в область пупка, полуприкрыв глаза, открыв ладони солнцу…
— Пупок, — наставительно произносит мама, — расположен удивительно…
— М-м-м? — Милка изображает заинтересованность.
— Не отвлекайся, дорогуша! Пупок расположен в соответствии с принципом золотого сечения, коим руководствовались великие художники, скульпторы и архитекторы.
