«Я и так долго терпела, — думала Червоная дама. — Я столько терпела! Я должна была сказать! Я просто высказалась!»
Думала она и о том, что сказал он ей. В чем упрекнул. Она его не любила? Как это не любила? Тогда — зачем? Все — зачем?
Они давно были вместе, с двадцати четырех лет… Он был застенчив и довольно не уверен в себе, а она была сильной, спортивной, напористой. Это ему нравилось. Они были почти одного роста и когда она надевала свои высокие каблуки (12 см.), то была намного выше. Встречаясь с ним, она эти туфли не надевала.
Перед тем, как пожениться, они встречались почти год. Он был влюблен больше, но и она привязалась к нему очень скоро. Без него ей было неуютно и скучно, с ним она чувствовала себя как бы на своем месте. Да и замуж было пора. Пора! Пора! — говорила мать. Так любовь это или не любовь? Она думала, что любовь. Да нет, это действительно была любовь.
Другое дело, сколько людей — столько любовей. Когда он рассказывал ей про себя, впускал в свой мир, открывал душу, она слушала, конечно, и была, вроде, внимательна, но ей было это неинтересно. Он был какой-то другой. Совсем другой. Как вообще-то и все. Это надо понимать, это надо принимать, как данность. Ей было интересно на общем их пространстве и только.
Вместе строили они свою жизнь, совместный добробыт: квартиру, дачу, фирму по продаже евроокон, родили и воспитали двоих хороших детей, хлопот-то было море. И все, все добросовестно тянула она с ее энергией, спортивностью, напористостью. И вот результат: сын в Штатах, дочь замужем и уже получила гринкарту на жительство в Канаде.
Их жизнь обеспечена, стабильна, здоровье еще не подводит. А ему все мало, все чего-то не хватает. «Любви! — подумала Червоная дама с яростью. — Любви ему не хватает! Все есть — птичьего молока нет!»
И вспомнила, что его любимый торт — Птичье молоко.
Понятно, не так уж она обабилась: продажа евроокон не была мечтой его жизни, да и дети никогда не занимали целиком. Но ведь это жизнь, да, это жизнь. Потом есть еще такая хорошая вещь, как хобби. Ему надо было просто найти для себя какое-то хобби.
Червоная дама прислушалась — дверь ответила молчанием. За окном все валил мокрый снег. Может, он уехал на машине? В такую погоду? Нехорошо…
Она не поленилась накинуть шубу и спуститься на лифте вниз, выглянула во двор. Их машина стояла на своем месте, покрытая снегом, как ватой.
Она вернулась домой и допила оставшееся шампанское. Набрала номер мужа — он не отвечал. Тогда она набрала тот самый номер, из которого дышала прямо ей в ухо незнакомая женщина, она знала его наизусть — у них был определитель.
— Да? Я слушаю… — пискнул почти детский голос.
И тогда ее опять прорвало, она закричала, сама поражаясь своей грубости, своей вульгарности, как какая-то последняя уличная торговка, и даже упиваясь этим.
Что удивительно, на той стороне связь не отрубили — ее слушали. И не просто слушали, а как бы втягивали в себя, высасывая всю ее энергию.
Она не выдержала первая, бросила трубку и зарыдала.
Через год они продали фирму и разделили все через адвоката. Из нажитого имущества — квартира, дача, машина — он не взял ничего, все оставил детям и ей.
Всегда найдутся те, кто расскажет. Кто-то говорил, что он счастлив, кто- то — наоборот, кто-то — что он серьезно болен, кто-то — что открыл новое дело. Но она знала, что он по-прежнему живет с ней в ее небольшой квартирке в дальнем микрорайоне. Это был достоверный факт.
И уже после того, как дочь уехала в Канаду, она как-то столкнулась с ним лицом к лицу.
Он сидел в кафе за столиком, один, лицом к улице. Он вообще любил заходить в кафе и сидеть там один, особенно, если хотел что-то обдумать, как быть наедине со всеми. А она просто шла мимо, заметив его, остановилась…
Их разделяла только стеклянная стена и расстояние не больше метра.
Она стояла и смотрела на него, а он смотрел на нее. Сколько это продолжалось, трудно сказать. Время как-то остановилось. Она не могла бы сказать, постарел он или похудел, а может ни то, и ни другое… Не могла бы сказать, как он вообще выглядит и во что одет, она видела его как бы изнутри. Он был Он, с которым она прожила почти двадцать пять лет. И в то же время Он был не Он, с которым она прожила почти двадцать пять лет, а кто-то совсем другой.
Потом она просто пошла дальше, но в голове ее все-таки промелькнула наивная мысль, что сейчас он выбежит из кафе и ее окликнет. Но он этого не сделал. Все.
Как выскочила Червоная дама из женского туалета, она не знала, просто не зафиксировав в сознании этот момент — через дверь или через стену. Она как бы выпала из другой реальности, как падают с высоты в сугроб. Но так как там был не сугроб, а крепкий деревянный пол, то она даже ударила коленку. И злясь, и чертыхаясь, пошла к своему столику.
— Я бы выпила вина! — сказала Червоная дама мрачно.
— Подруга, ты за рулем, — сказала Крестовая и отодвинула от нее бутылку.
Тут взгляды их встретились, и они что-то поняли друг про друга.
— Ты что-нибудь там видела? — спросила Крестовая.
— А ты?
Опять взгляды их встретились. Ушибленная коленка болела, и Червоная дама сделалась агрессивной.
— Надо бы разобраться в этой хреновине! — сказала Червоная дама.
— А я против?
— Пошли вместе! Что они тут устроили? Что здесь такое творится? Что за лавочка такая? Пошли!
— Пошли! — бесстрашно сказала Крестовая. — Я, понятно, чуть выпивши, но ты-то как стеклышко!
— Разберемся! — сказала Червоная и решительно встала.
Поднялась и Крестовая. И тоже решительно.
— Девочки, вы куда? — забеспокоилась Бубновая.
— В туалет! — ответили Червоная и Крестовая разом.
— Так вы же там только были.
— Забыли кое-что…
И обе, Червоная и Крестовая, поддерживая друг друга, что, впрочем, было совершенно излишне, направились к туалету.
— И я, девочки, — забеспокоилась Бубновая и, подхватив сумочку, побежала за ними.
На пути их неожиданно появился официант:
— Дамы хотят в дамскую комнату?
— Да! — ответила Червоная за всех.
— Выключатель справа.
— Знаем!
Тут подошла Бубновая и они, все трое, остановились у двери, с светящейся женской головкой под кокетливой шляпкой, но застыли вдруг в нерешительности.
— Может, я первая? — сказала Бубновая.
— Не советую, — сказала Крестовая.
— Почему?
— По кочану, детка!
Постояли еще, чего-то боясь.
— Ладно, что уж! — сказала Червоная и толкнула дверь.
Дверь распахнулась прямо в прохладный, мокренький вечер. Где-то далеко мерцали огни, отражаясь в озере. Шумели деревья. Пахло сыро и чуть гниловато. Пахло близкой водой.
— Фокусы, — сказала Червоная дама. — Это какие-то фокусы.
— Дамы не забыли включить свет? — донесся голос официанта.
Червоная дама протянулу руку вправо, вдоль наружной, холодной стены
дома и нащупала выключатель.
Вспыхнуло освещение. Прямо перед дверью показалась дорожка, усыпанная гравием, по бокам ее сидели керамические лягушки и в их открытых пастях светили фонарики. В конце дорожки виднелся небольшой голубой домик.
— Так вон же туалет! — весело воскликнула Бубновая дама и ступила на дорожку.
— Не смей! Не смей! — готовы были вскричать, как Червоная, так и Крестовая, но что-то сдавило им горло и они не могли выдавить ни звука.
Между тем, Бубновая дама быстро и все так же весело добежала до домика, легко потянула дверь и вошла.
Там было пусто. Дощатый пустой домик неизвестного предназначения. Под потолком горела самая обыкновенная лампочка в сто ватт, свисая на простом проводе. Домик был маленький, так что и этого освещения вполне хватало.
«Это совсем не туалет», — подумала Бубновая дама. Впрочем, она пошла сюда скорее, как водится, за компанию и уже думала вернуться, но сила привычки была велика и нужно было сделать то, что делается в таких случаях, — хотя бы напудрить нос.
Она достала из сумочки пудреницу и посмотрела в маленькое зеркальце, но почему-то увидела там не себя, а своего бывшего мужа Пашу. Было такое чувство, что он заглядывает ей через плечо.
Она огляделась и увидела, что она совсем не в этом крошечном домике, а в своей квартире. Голова закружилась. Она опять торопливо взглянула в зеркальце и увидела свой собственный нос, — блестящий, надо бы напудрить, — а потом глаз, уже с чуть размазанной карандашной подводкой. А потом вдруг она опять увидела Пашу — он заглядывал ей через плечо. Это было, по крайней мере, странно, потому что зеркальце было маленькое. И как он мог в нем уместиться?
Она оглянулась. Паша действительно стоял рядом, и они были в ее квартире. Паша улыбался своей обычной улыбкой — чуть-чуть, уголками губ.
