— Ладно, разбужу тебя к третьему уроку, — сказала мама, а потом, подумав немного, добавила, — да ладно, что такое контрольная по алгебре в мировом масштабе…Можешь завтра в школу не ходить. Поспишь. Отдохнешь.
— Правда, мамуль, — встрепенулась благодарно Света, — честно-честно?
— Честное пионерское, — сказала мама и добавила, — а давай и я с тобой лягу.
Она вышла в другую комнату и вернулась с подушкой. Женщина выключила свет, легла рядом с дочерью на широкий диван.
— Знаешь, я хотела тебе сказать еще, что есть такие вещи, о которых не всегда нужно рассказывать посторонним, — сказала мама. — Ну, просто этого не нужно делать…
— Могла бы этого и не говорить, — немного обиженно отозвалась дочка. — Что ж я не понимаю, что есть семейные тайны… Не волнуйся, Наташке я об этом рассказывать не собираюсь.
— Честно-честно? — переспросила мама.
— Честное пионерское, — копируя маму и уже засыпая, ответила дочка.
А женщина еще долго лежала в темноте с открытыми глазами. Уснула она только тогда, когда совсем рассвело…
Не в то время, не в том месте
Летние июльские сумерки, еще совсем прозрачные, спустились на землю. Они теплой волной обволакивают двухэтажный кирпичный дом в ряду таких же, ничем ни примечательных домов, на тихой улочке южного провинциального городка.
В теплом, как парное молоко, воздухе только-только начинают выводить свои томные рулады цикады. Из городского парка, находящегося неподалеку и плавно переходящего в пригородный лес, доносится пока что одинокий и неприятный выкрик какой-то ночной птицы.
В это время в одном из распахнутых окон первого этажа зажигается свет. Оттуда слышны приглушенные голоса.
В квартире за распахнутым окном — небольшой беспорядок, который случается всегда, когда кого-то провожают в дорогу. На стульях и на тахте в одной из комнат видны разбросанные вещи.
В кресле сидит миловидная девушка лет семнадцати в коротеньком махровом халате розового цвета и с беззаботным видом сушит феном длинные русые волосы, разбросанные по плечам.
Здесь же в комнате на диване лежит отец девушки — мужчина лет сорока пяти. Ему явно нездоровится. На придвинутом к дивану стуле лежат упаковки каких-то таблеток, градусник в футляре. Мужчина допивает травяной отвар.
Мать юной особы перебирает вещи, сложенные в небольшой, но вместительный чемодан из натуральной кожи темно-коричневого цвета. Женщина нервничает.
— Поражаюсь твоей беспечности, Катерина, — обращается она к дочери. — Через час на вокзал ехать, а ты вот именно сейчас решила голову мыть, как будто целого дня не хватило.
— Да, ладно тебе ворчать, мам… До вокзала ехать 15 минут. Уже все собрано.
— Курточку будешь брать? — устало спрашивает мать.
— Да ты что, мам? Лето на дворе.
— Надо же, как все неудачно вышло, — качает головой женщина. — Вот уж точно говорят: человек предполагает, а бог располагает. Я ребенка своего должна была в Москву сопровождать, а отец слег с радикулитом.
— Так я, вроде у знакомых, жить буду, — пожимает плечами Катя.
— Вот именно, вроде. Это же не наша личная знакомая. Просто мне на работе адрес дала приятельница.
— Мам, ну, ты ведь с ней уже созванивалась и обо всем договорилась.
— Все равно волнуюсь…
— Да говорил же тебе сто раз: поезжай вместе с дочкой в Москву, с проводником договоришься, — на нервной ноте подключается к разговору отец.
— Интересно, а кто завтра медсестре дверь пойдет открывать, когда она укол тебе придет делать?
— Ты ведь даже сидеть не можешь, не то что встать с кровати, — устало возражает женщина.
— Так говорил же: старшую дочку надо было вызвать дней на десять. Живет в восьмидесяти километрах от нас. Это тебе не тыща, как до Москвы, — сердится отец семейства.
— Да ведь это все вдруг с тобой приключилось. А у старшенькой и своих проблем хватает, — вздыхает супруга и добавляет чуть тише, — она и так, может быть, скоро к нам приедет…
— Что значит, «может быть, и так»?
Отец, задавший вопрос, и Катя смотрят вопросительно на уставшую и как-то враз сникшую женщину.
— Дочка, да ты ж еще до сих пор в халате, — спохватывается женщина, как бы не слыша прозвучавшего вопроса.
— Уже одеваюсь, — говорит Катя, наконец, поднимаясь с кресла.
Девушка направляется в другую комнату, мать идет за нею.
Катя стоит перед зеркалом. Она расчесывает волосы. Стройную ее фигурку красиво облегают джинсы и топик голубого цвета.
— Дочур, а ну, выгляни в окно, горит свет у этой вороны каркающей или нет? — спросила вдруг мать. — Хорошо, что уже стемнело, может она нас и не увидит, когда из дома выходить будем.
Дочка усмехается, но выполняет просьбу. Она садится на подоконник, чуть откидывается назад и смотрит на крайнее окно на втором этаже.
— Не-а, не горит.
— Да она не ворона, она сычиха самая настоящая, — доносится голос Катиного отца из другой комнаты.
— Да, ладно, пап, и ты туда же — вслед за мамой. Ну, странный она человек — всем известно. Хватит вам уже за кем-то небылицы повторять…
— Да какие небылицы? — встрепенулась мать. Все на нашей улице знают, что если повстречается она кому навстречу, удачи не будет, хоть возвращайся. А если скажет еще чего — вообще плохая примета.
— Вот и попалась она мне навстречу утром, когда я на дачу собрался, — буркнул отец из соседней комнаты, — охала, ахала, как всегда. Потом чего-то каркнула вслед, я только одно слово и разобрал… поясница… А к вечеру меня скрутило.
Катя улыбается, направляясь в ту комнату, где лежит отец, и останавливается в дверях.
— Так, может, она — ясновидящая… Может, она тебя предупредить хотела, чтоб не перетрудился ты в саду-огороде?
— Дочка, хватит болтать, — говорит мать и всплескивает руками, — а гостинцы из холодильника не достали.
Женщина быстро направляется на кухню.
Катя заходит в комнату, где лежит отец.
Следом появляется мама Кати с баночками меда, варенья и соленых огурцов. Укладывает местные дары в большой пакет.
— Я бы больше взяла, если бы вместе ехали, говорит она с сожалением.
— Мне и этого с лихвой, — сокрушается Катя.
— Ну, все… присядем на дорогу, — говорит мать.
— Паспорт, билет, деньги — ничего не забыли? — озаботился отец. — И адрес женщины, где жить будешь.
— Ее адрес и телефон у меня в мобильнике и записной книжке.
— Ты только на еде не экономь, вставила свое слово мать, — питайся хорошо. Я вот только не пойму…
Женщина встает, подходит к столу и берет в руки красочную рекламку, напечатанную на хорошей бумаге с фотографиями, которой обычно зазывают абитуриентов.
— Интересно, а за платное обучение как надо платить? Отсюда, с нашей почты посылать, что ли? Или уже на месте — в Москве?
— Да погоди ты, мам… Сначала поступить надо. А там скажут, — неуверенно вставила Катя.
Женщина продолжает изучать рекламку.
— А тут написано еще, что есть десять бесплатных мест. Может, и нам повезет?
— Навряд ли. Думаю, много желающих на этот факультет будет, — покачала головой дочка.
— Конечно, еще бы, — сокрушается мать.
При этом родительница читает, многозначительно глядя в рекламку, по всему видать, уже многократно читаную фразу: «Студенты факультета «Туристический бизнес и гостиничный сервис» проходят практику в Турции, Тунисе и на Кипре»…
Утомленная хлопотами женщина мечтательно прикрывает глаза.
— Интересно как… по заграницам поездить…
— Размечталась… хватит кудахтать, — резко обрывает ее супруг. — Ты лучше девчонке скажи, какие ее опасности в Москве подстерегать могут. Какая там преступность… вон каждый день по телевизору показывают…
— Да говорила уже, все зубы проела. Ох, дочка, нам пора, — всхлипывает мама.
Катя подскакивает с кресла, на секунду присаживается на диван к отцу, чмокает его в щеку.
— Па, выздоравливай скорее.
Из подъезда на плохо освещенную единственным фонарем улицу выходят две женские фигуры. У матери в руках — чемодан. У Кати — пакет с гостинцами и дамская сумочка.
Катина мама, с опаской озираясь на окно второго этажа, произносит совсем тихо: «Как всегда — темень непроглядная»…
И в этот же момент Катя сильно спотыкается и «ойкает», чуть не падая. Звякает содержимое пакета. Девушка останавливается, проверяя сохранность того, что в нем было.
— Разбилось? — шепотом спрашивает мать.
— Вроде нет.
И в этот же самый миг, возможно, на звуки, доносящиеся с улицы, на втором этаже распахивается окно. Свет в нем не зажигают. И женский силуэт, мелькнувший в темноте с взметнувшимися к створкам окон руками, чем-то напоминает большую черную птицу, взмахнувшую крыльями.
— Ну, вот и дождались, — тихо, с досадой сказала старшая из женщин. — Целый день ее не видать и не слыхать было. Словно, нас специально караулила, ворона. Пошли быстрее.
