Не исключено, что в молодые годы пожилая англичанка была сущей мегерой. Возможно, из-за нее-то и выросла дочь такой неврастеничкой. Может быть, мать настолько привязала ее к себе, что та не имела ни малейшей возможности общаться с другими людьми и потому не смогла найти спутника жизни. Наверное, эта дама заслуживала, чтобы ее выбросили за борт, а не выгуливали на палубе, часами слушая ее болтовню. Но какое все это имело значение? Разве каждый в этой жизни получает по заслугам? Разве он сам получил по заслугам? Ему незаслуженно повезло — сумел скрыть два совершенных им убийства. Ему везло с того самого момента, когда он начал играть роль Дикки. В первой половине жизни судьба была невероятно сурова к нему, но стоило встретиться с Дикки, как он был с лихвой вознагражден за все. Хотя сейчас в Греции должно произойти что-то очень нехорошее. Его везение чересчур затянулось, и подарки судьбы сыпались слишком долго… Но даже если поймают на отпечатках пальцев и подложном завещании и приговорят к смерти, неужели боль во время казни на электрическом стуле или сам факт смерти в двадцатипятилетнем возрасте настолько ужасны, что те счастливые месяцы, которые он провел начиная с ноября и до сегодняшнего дня, не стоят этого? Конечно же стоят!
Он сожалел единственно о том, что не успел объехать весь мир. Так хотелось побывать в Австралии. И в Индии. Так хотелось увидеть Японию и Южную Америку. Все жизненные невзгоды стоили радости соприкосновения с искусством этих стран. Теперь он уже многое знал о живописи, даже пытался копировать весьма посредственные работы Дикки. Посещая картинные галереи в Париже и Риме, открыл в себе интерес к живописи, о котором и не подозревал. Возможно, прежде его и не было. Сам он не собирался становиться художником, но, если бы у него были деньги, какое удовольствие он смог бы получить, собирая понравившиеся полотна и оказывая поддержку нуждающимся молодым талантам!
Вот по каким дебрям сознания блуждали мысли, когда он прогуливался с миссис Картрайт по палубе и выслушивал ее монологи, не всегда очень уж интересные. Миссис Картрайт была от него без ума. Она многократно выражала свою горячую благодарность за то, что он сделал это путешествие столь для нее приятным. Они строили совместные планы относительно встречи в отеле на Крите второго июля — Крит был единственным местом, где их пути пересекались. Миссис Картрайт собиралась продолжить путешествие автобусом по специальному туристическому маршруту. Том соглашался на все ее предложения, хотя был намерен, как только сойдет на берег, навсегда с нею распроститься.
Он представлял себе, как его самого полицейские хватают и ведут на борт другого судна, хотя, кто знает, может, назад, в Италию, его доставят самолетом. Насколько ему было известно, пока никаких радиограмм относительно него не поступало. Но может быть, ему о них просто не сообщали? Судовая газета — стандартный, отпечатанный на мимеографе листок с выдержками из центральных газет — каждый вечер неизменно появлялась на обеденном столе пассажиров. В основном там были политические новости, и ничего, связанного с делом Гринлифа, там быть не могло. Во время этого недолгого путешествия Том жил в атмосфере ожидания гибели, которую готов был встретить с бесстрашием и беззаветным мужеством. Его преследовали странные фантазии: дочь миссис Картрайт падает за борт, а он бросается в море и спасает ее. Или он борется с потоком воды, пробившим переборку, пытаясь закрыть брешь собственным телом. Он ощущал в себе сверхъестественную силу и бесстрашие.
Когда корабль приближался к материковой части Греции, Том стоял на палубе рядом с миссис Картрайт. Она рассуждала о том, насколько Пирей изменился с тех пор, как она была здесь в последний раз. Но Тома эти перемены вовсе не интересовали. Порт существует, существует на самом деле, и это единственное, что имело значение. Впереди был не мираж, а настоящий склон горы, по которому он сможет гулять, а на нем дома, и он сможет дотронуться до них, если захочет.
Полицейские ждали на пристани. Их было четверо. Они стояли скрестив на груди руки, пристально вглядываясь в приближающееся судно. Том опекал миссис Картрайт до самой последней секунды, даже помог ей сойти со сходней на тротуар и только там с улыбкой распрощался с ней и ее дочерью. И они пошли получать багаж вместе со всеми, чьи фамилии начинались с буквы «К», чтобы потом направиться к своему автобусу, а он оставался с теми, кто был на букву «Р».
Все еще чувствуя на своей щеке теплый и влажный поцелуй миссис Картрайт, Том медленно побрел навстречу полицейским. Никакого шума при его задержании не будет. Он спокойно назовет свое имя. Позади полицейских заметил большой газетный киоск и решил купить газету. Наверное, против этого они не будут возражать. Полицейские со скрещенными на груди руками внимательно смотрели, как он приближается; на них были черные мундиры и фуражки. Том слабо улыбнулся им. Один из офицеров приложил руку к козырьку и отступил в сторону, другие же не сделали никакой попытки окружить его. Теперь Том, поравнявшись с полицейскими, оказался между двумя из них, непосредственно перед газетным киоском, а они снова вперились взором в корабль, не обращая на него ни малейшего внимания.
У Тома закружилась голова. Он с изумлением увидел множество выставленных газет. Руки сами потянулись к хорошо знакомой римской газете всего трехдневной давности. Вытащил из кармана несколько лир и тотчас вспомнил, что у него нет греческих денег. Но продавец взял лиры так же охотно, как их берут в Италии, и даже сдачу сдал лирами.
— Я возьму еще вот эти, — произнес Том по-итальянски. Выбрал еще три итальянские газеты и парижскую «Геральд трибюн». Бросил быстрый взгляд на офицеров полиции. Они не обращали на него ни малейшего внимания.
Он подошел к навесу на пристани, где пассажиры ожидали багаж. Поравнявшись, услышал радостное приветствие миссис Картрайт, но сделал вид, что не слышит. Остановился под табличкой с буквой «Р» и раскрыл самую старую из купленных итальянских газет. Она была четырехдневной давности.
«ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ РОБЕРТ ФЕНШОУ, ОСТАВИВШИЙ НА ХРАНЕНИЕ ВЕЩИ МИСТЕРА ГРИНЛИФА, НЕ НАЙДЕН», — прочитал он неуклюжий заголовок, а потом углубился в чтение длинной колонки под ним, но по-настоящему заинтересовался только пятым абзацем:
«Несколько дней назад было установлено, что отпечатки пальцев на чемоданах и картинах совпадают с отпечатками пальцев в его квартире в Риме. Из этого был сделан вывод, что мистер Гринлиф сам сдал на хранение свои вещи…»
Том перевернул газетную страницу. А вот и продолжение:
«…принимая во внимание тот факт, что отпечатки пальцев на предметах, находящихся в чемоданах, идентичны тем, что имеются в квартире синьора Гринлифа в Риме, полиция заключила, что синьор Гринлиф упаковал свои чемоданы и отослал их на хранение. В связи с этим возникает предположение, что он мог совершить самоубийство, бросившись в какой-либо водоем, будучи совершенно обнаженным. Другое предположение в связи со всем этим состоит в том, что он скрывается под именем Роберта Феншоу или под каким-нибудь другим именем. Хотя существует и третья версия развития событий: он был убит после того, как упаковал все свои вещи; момент был выбран с расчетом на то, чтобы полиция не смогла обнаружить чужих отпечатков пальцев.
В любом случае продолжать поиски Ричарда Гринлифа бесполезно, так как, даже если он жив, у него нет паспорта на имя Ричарда Гринлифа…»
Том покачнулся, все поплыло перед глазами. Солнечный отблеск от кромки навеса едва не ослепил. Он машинально последовал за носильщиком, который понес его вещи в сторону таможенного контроля. Один из таможенников принялся торопливо осматривать содержимое чемодана, а он рассеянно наблюдал за этим, пытаясь осмыслить только что прочитанное. Последние новости означали, что он вне опасности. Обнаруженные в разных местах одинаковые отпечатки пальцев свидетельствовали о его невиновности. Все только что прочитанное означало, что его не только не ожидают ни смерть, ни тюрьма, но что он вообще вне всяких подозрений. Он — свободен. Единственная проблема — завещание.
Том сел на автобус, следовавший в Афины. Один из его бывших соседей по столу занял место рядом, но Том не сделал и намека на приветствие. Даже если бы тот спросил его о чем-нибудь, он не смог бы ему ответить.
Наверняка в Американском агентстве его ждет письмо по поводу завещания. Судя по всему, мистер Гринлиф должен ответить. Скорее всего, он тут же показал копию завещания одному из своих адвокатов, который и направил в Афины ответ в форме вежливого отказа. Не исключено, что его ждет также уведомление от американской полиции, в котором он обвиняется в подлоге. Возможно, оба письма уже ждут его в Американском агентстве. История с завещанием может погубить все.
