— Нет уж, — Борис злорадно оскалился. — Ты нам сейчас же все расскажешь.
— Давайте подождем, — снова попытался сказать я, но Борис уже ощупывал установку. — Это что за идиотизм? — в ярости закричал он. — Рисуй схему на доске. — Он быстро сунул фломастер в руки ошеломленному Володе.
— М-мы, — начал удивленный Володя, явно не ожидавший такого натиска,
— ре-ре-решили приложить у-у-силия к подставке.
— Вы что же, — Борис заскрипел зубами, — совсем круглые идиоты? Каков размер контакта?
— Я т-точно не знаю. О-около п-пяти миллиметров. Н-надо прикинуть.
— Прикинуть? Любой техник это знает! Должно быть пятнадцать! — Борис кинулся к книжным полкам и начал судорожно рыться в книгах.
— Он чего, больной? — успел вставить удивленный Володя, с лица которого постепенно начала сходить улыбка.
— Что-то в этом роде, — неуверенно буркнул я.
— Вот, — Борис широко раскрыл книгу и сунул ее под нос Володе. — Вот! Смотри, сопляк! Пятнадцать миллиметров! — он трясся от злости.
— Это н-не так уж и в-важно, — Володя удивленно смотрел по сторонам, не понимая, что происходит.
— Неважно? Это для тебя с твоим академиком неважно! Как вы измеряете напряжения? — Борис сжал кулаки.
— М-мы ра-а-стягиваем п-пружины, — от волнения парнишка начал жутко заикаться. Казалось, этот физический недостаток только больше раззадорил Бориса.
— Недоумок ты и твой учитель! — громко заорал он. — У вас вся система перекосится. Что же вы, кретины, этого не понимаете? Чем вы тут вообще занимаетесь! — Борис сжал кулаки и нервно забегал по комнате, как волк в клетке.
Я в ужасе смотрел на происходящее. — Ведь действительно может перекоситься, Борис прав. — с тоской подумал я. — С этим еще отдельно придется разбираться. Как же он так на лету все громит, что и возразить даже нечего? И ведь подгадал, пришел, когда Володя останется один.
— Это что такое здесь происходит? — в комнату вошли академик с Олегом. Они с удивлением, не веря своим глазам смотрели на происходящее.
— Ефим меня послал разобраться с вашей работой. — Борис сжал губы. — Мы не можем больше терпеть того, что ваша группа транжирит деньги компании.
— Что же это вы, коллега, позволяете себе врываться в чужую лабораторию в отсутствие ее руководителя, да еще разносить сотрудников. Я вас попрошу, уважаемый, соблюдать этику! — издевательски произнес академик.
— Это где ты, мудак, видел чужую комнату! — заорал Борис по-русски.
— Что это за чужие и свои комнаты в компании, которая тебе неизвестно за что платит деньги?
— А я попрошу вас мне не тыкать!
— А ты мне не указывай, старая сволочь, как мне разговаривать!
— Борис, — с ужасом начал я.
— Выйдите сейчас же отсюда! — зашипел академик. — И вы тоже. — эта часть фразы уже была обращена ко мне.
— А ты не командуй, куда нам выходить! — неожиданно развязно, с наглыми интонациями заявил Борис.
— У-би-рай-тесь вон! — раздельными слогами произнес академик.
— Ты об этом пожалеешь, старый идиот! — Борис неожиданно смачно плюнул на пластиковый пол, прямо под ноги академику и, сжав кулаки, ушел.
— А от вас я такого не ожидал! — Академик с презрением посмотрел на меня.
— Я вам сейчас все объясню, все случайно получилось.
— Случайно можно и подлость совершить, так что потом не отмоетесь. Я не желаю с вами об этом разговаривать, — академик повернулся.
Так гадко я не чувствовал себя уже давно. В груди было тесно, стыд душил и не давал глубоко вдохнуть. "Надо было сразу же повернуться и уйти.
— думал я. — Наверняка Борис специально все рассчитал, вычислил когда можно застать Володю в одиночестве, заранее узнал, на чем его поймать и пригвоздить кнопками к стенке и заодно меня обвалять в дерьме."
Поток моих горьких мыслей был прерван стоящим на лестничной клетке Борисом, уже успевшим наполнить пластиковый стакан холодной водой и явно поджидавшим меня. Лицо его пошло красно-белыми пятнами, на лбу выступили мелкие капли пота, и в глазах сквозило какое-то странное, жестокое и одновременно садистское выражение.
— Нам надо прогуляться, — сказано это было тоном, не допускающим возражений, и он распахнул дверь на улицу.
— Мне не до разговоров сейчас, с меня на сегодня достаточно, — содрогнулся я.
— Я погорячился, и мне очень важно сейчас узнать, что ты думаешь об их работе. Может быть, я был неправ?
— Надо было вначале разобраться, а потом скандалить.
— Я не должен был так поступать, — тон у Бориса неожиданно стал мягким и даже немного виноватым, и он сделал приглашающий жест рукой. — Может быть, в этой идее и есть какая-то изюминка.
«Идти или не идти? — думал я. — Вдруг он еще какую-нибудь гадость замыслил? Даже наверняка, он всегда просчитывает свои ходы.»
— Учти, что мы должны вместе пойти сегодня к Ефиму и все ему рассказать. — Борис перешел на прежний, холодный и официальный тон.
— О том, как ты скандалил? — я решил выйти на улицу.
— Но ты же видел, — Борис скривился, — этот любимый ученичок академика полный мудак. Он не мог открыть справочник и назвать мне точное число. Я не считаю себя специалистом в этой области, но знаю явно больше, чем академик и этот недоделанный юродивый вместе взятые.
— Но почему, почему надо уничтожать людей? Сейчас ты сам признаешь, что погорячился. Пусть они поработают хотя бы две-три недели, потом все соберутся и будут обсуждать результаты.
— А ты знаешь, во что это обходится компании? — Борис уже приготовился считать. — Один час работы …
— Я знаю, знаю. И Ефим это тоже прекрасно знает.
— Это все оттого, что Ефим сделал ошибку, пригласив сюда непроверенных людей. Посмотри, теперь проект стоит на месте, и для компании это позор! Не говоря уже о материальных убытках. Я, конечно, погорячился. Сам не пойму, что на меня находит, — Борис поджал губы. — Никогда бы не подумал, что я могу плюнуть на пол перед пожилым человеком. Я даже попрошу у академика извинений.
— Но неужели нельзя спокойно поговорить, не нападая, и сделать свои выводы?
— Когда я вижу какую-то недобросовестность в работе, я начинаю выходить из себя. Особенно когда вижу лженауку. — Голос его приобрел совершенно чугунный и громовой оттенок, а глаза блеснули неистовой убежденностью в своей правоте.
— Так что, ты считаешь, что наш академик занимается умышленной подтасовкой результатов? Это же чепуха. Я допускаю, что он может ошибаться, но в искренности его я не сомневаюсь.
— А как же изгибы? — Борис торжествующе посмотрел на меня. — Ведь ты же сам понимаешь, что они могут произойти.
— Согласен, могут. Но люди только начали собирать установку, нельзя же сразу предусмотреть все возможные недостатки.
— Неужели ты не понимаешь? — Борис нахмурился. — Они обязаны были все предусмотреть. У меня сердце болит, — он для виду подержался рукой за грудь, — когда я вечером выхожу на улицу, фонари уже зажглись, прошел еще один день, а проект стоит на месте. А этот прохвост и жулик со своим любимым учеником транжирят время и деньги, да еще и Ефиму байки рассказывают! — Неожиданно Борис зло и обильно сплюнул на тротуар. — И Ефим это начинает понимать. В один прекрасный день у него откроются глаза, и тогда академику и твоему другу, Олегу, несдобровать. Я хочу тебя предупредить, академик тебя уже не простит.
— Почему? — удивленно спросил я.
— А потому! — Борис со снисхождением посмотрел на меня. Весь его вид выражал брезгливое сочувствие недалекому и наивному дурачку, не видящему ничего дальше своего носа. — Неужели ты даже этого не понимаешь? Он когда почувствует, что его уличили в недобросовестности, сделает все, чтобы тебя уничтожить как опасного свидетеля. Ты думаешь, почему он так меня ненавидит? Да потому, что я его сразу раскусил. Я тебе это говорю не по дружбе, а потому, что считаю тебя полезным для компании. — Борис поджал губы, и лицо его приобрело неприступный вид. На минуту наступило молчание.
«Ну ничего себе, приехали…» — подумал я.
— Я считаю, мы должны пойти к Ефиму и объективно обрисовать ситуацию. Надо рассказать все, что видели, про изгибы, недостатки конструкции. Нарыв лучше вскрывать, пока он не успел нагноиться, это же очевидно! Кроме того, это особенно важно для тебя, — он многозначительно посмотрел на меня, — учитывая, что это ты пригласил в компанию Олега!
— Хорошо, пойдем, — я на секунду задержал дыхание. «Вербует», — пронеслось в голове. — Только учти, я буду действительно объективен в меру того, насколько понимаю ситуацию.
— Безусловно! — Борис поднял брови как оскорбленный испанский гранд, всем своим видом показав, что иного ответа он и не ожидал.
Ефим сидел в своем кабинете и с аппетитом кусал большое зеленое яблоко.
— Вот, — он усмехнулся, — единственное удовольствие, которое мне осталось в жизни. То нельзя, это нельзя, врачи запретили. Ну что, делегацией пришли? Хорошо. Поговорили с академиком? Какие выводы?
