Ознакомительная версия.
Так что постскриптум касался именно Софи.
«Нашедшего этот дневник (и прилагаемые материалы), – писала Ингрид, – прошу передать Луизе Виктории Берген по адресу: Ширнесс, Колледж-стрит, 112». Дальше она обратилась уже непосредственно к Софи. Ренар, однако ж, ни о чём не просила её, а лишь заметила, что «убийцу не остановишь», явно ссылаясь на композицию Emery.
Ссылка на Emery между тем не случайна.
Группу и до сих пор относят к так называемому «christian rock» (на том лишь основании, что музыканты – христиане, а их композиции – с религиозным как бы подтекстом). На деле же идеи Emery – вполне светские, а её музыка со временем становилась все более «hard» (и всё более «core», что вряд ли одобрил бы Папа Римский, не говоря уже о «парабалане» Кирилле). Словом, в отношении Emery существует некоторая путаница.
Что же до «убийцы» (Can’t Stop the Killer), упомянутом в послании к Софи, – данную ссылку следует рассматривать скорей как приветствие единомышленников: естественный ход событий неотвратим. Убийцу, образно говоря, не остановишь.
Интересно, что сама композиция более чем приземлённая – о семейных ценностях, о равнодушии и отчаянии: «Ты словно кого-то ждешь, кто напомнит тебе обо всём, что ты должен сделать. Но он не приходит, ты этого не делаешь, и как следствие – ты не можешь остановить убийцу».
Ингрид не спалось. Она закрыла дневник, просмотрела свои рисунки (довольно смешные – рожицы всякие) и взглянула на письма, полученные от некогда близких людей (как тогда казалось, а теперь – хоть плачь). С полсотни конвертов тихо покоились на дне коробки из-под обуви – свидетельство треволнений и неоправданных надежд.
Эти её письма (да и вообще, ментальность случайной связи) напоминали буккроссинг: ты «отпускаешь» книгу, а её никто не читает. Люди не привыкли читать. Они не приучены думать (нет, Ослик прав), зато с лёгкостью врут: как правило у них «нет времени». Что касается писем – «адресаты» редко ссылались на «время» и по большей части просто не понимали её. Не понимая, они, тем не менее, делали вид, что понимают, компрометируя таким образом саму их связь. Иными словами, и письма, и буккроссинг обыкновенно заканчивались для Ингрид вежливым враньём.
Содержимое коробки из-под обуви наглядно подтверждало и другую догадку Ренар: что бы там ни талдычила так называемая «элита» (известные писатели, артисты, блогеры) о грядущей «гуманизации» общества – просвета нет.
«Ты видишь просвет?» – спрашивала себя Ингрид. Нет, никакого просвета она не видела. Всё слишком запущено – и в окружающем мире, и у неё в голове. Не зря на Танэгасима (в минувший четверг) пошёл дождь, а Вика Россохина всё напевала песенку про «Щедрика-Петрика». В сущности, этот «Петрик» и был последней радостью усталого человека.
С этих позиций (и, в общем, именно с этих, а не с позиций, скажем, космической отрасли) предстоящий полёт на Марс («улетание») представлялся Ингрид не таким уж и странным.
Ближе к двум ночи она убралась в квартире, сложила в коробку с письмами свои тетради и вышла на улицу. Светила Луна. В небе проплывали безмолвные тучи. Во дворе по-прежнему стояла машина со спущенным колесом – проржавевшая, усыпанная листьями и никем не востребованная. Разве что Ослик с Ингрид время от времени встречались здесь и подолгу болтали о том о сём. В сломанной машине спокойно. Она никуда не едет. Да и вы никуда не торопитесь.
Тут интересный момент. Будучи из разных миров (она – из свободной Европы, он – из диктаторской Азии), Ингрид и Ослик, тем не менее, сошлись, и обоими двигала невыносимость жизни. «Ничего смешного», по словам Воннегута, и всё же тут было и о чём подумать, и чему улыбнуться.
«Невыносимость» в представлении тёти Маши, к примеру («ослица» и её сынок-даун из эссе Лобачёвой) никоим образом не соответствует «невыносимости» в представлении, скажем, Бориса Березовского, понятия не имевшего о «жизни под мостом».
При этом и тётя Маша, и Борис Березовский, несомненно, мучились от этой самой «невыносимости»: и «ослица», и опальный олигарх чувствовали себя униженными. Да что там Березовский, добрая половина европейцев (истинных европейцев – умных и эффективно организованных), будучи зависимыми от русских энергоносителей, переживали то же. Русские в данном контексте выглядели настоящими террористами. Стоит такому появиться в метро – всё метро становится на уши.
Покрутившись у машины (со спущенным колесом и листьями на капоте), Ингрид заглянула внутрь – никого. Разве что мысленный образ Генри сидел себе за рулём и курил американские little cigars, уставившись в пространство.
Нет так нет (а так хотелось к кому-нибудь прислониться). Ренар затянула потуже шарфик и направилась к Victoria Station. Из головы не выходил «террорист в метро».
Как и следовало ожидать, метро уже закрылось. Улицы были пустынны. У остановки автобуса ошивался бомж, а повсюду, к чему ни присмотрись, сияли предупреждающие надписи: «STOP», «ВХОД ЗАПРЕЩЁН», а то и «ОПАСНОСТЬ».
Вот и думай – прислоняться или нет.
Человечество оказалось в такой ситуации, когда правда была слишком страшной.
(Курт Воннегут, «Времетрясение»)
В назначенный час космический корабль Rainbow Hoax («Радужная мистификация») стартовал с космодрома «Танэгасима» и, преодолев притяжение Земли, направился к Марсу.
Полёт протекал в точном соответствии с планом. При старте астронавты испытали сильнейшую перегрузку и шум. Вскоре всё стихло, а на смену гравитации пришла невесомость. В относительной тишине друзья лишь удивлённо разглядывали друг друга, после чего включилась гравитационная машина, и они вновь ощутили вес. Существенно меньший, чем на Земле (приближенный, скорее, к марсианскому), зато вес. «Беглецы» освободились от скафандров и после короткого совещания занялись – каждый своим.
Смит кинулась к Маркусу – голубь едва дышал и всё озирался. Ингрид и Ослик устроились у иллюминатора смотреть за звёздами. Джони и Vi занимались ужином (куриный бульон, салат из помидоров, кари и фруктовый десерт), а Энди присоединилась к Паскалю – тот управлял кораблём и вёл необходимые переговоры с «Танэгасима». Космический центр подтвердил данные телеметрии, медицинские показатели (в норме) и, обозначив следующий сеанс связи, отключился.
Rainbow Hoax следовал намеченным курсом.
Кораблю предстояло преодолеть около 200 миллионов километров. В течение трёх месяцев астронавты будут находиться в замкнутом помещении и теоретически должны были бы испытать тоску по родной планете («по родным краям», как иронично заметила Смит).
Однако ж нет. Ничего подобного они не испытали. Полёт вообще прошёл на удивление гладко. Ядерная энергоустановка, двигатели, система связи, биологическое оборудование и солнечные батареи работали в обычном режиме. Бортовой компьютер следил за состоянием агрегатов, занимался навигацией и поддерживал необходимые условия для комфорта пассажиров. Единственное, что от них требовалось – не лезть куда попало. «Не прислоняться!», короче (в точном соответствии с надписью в метро).
Полёт собственно и напоминал скорее поездку в метро, чем «космическую одиссею». Временами «поезд метро» развивал скорость до 150 тыс. км/час, но и это мало что меняло: вместо тоски «по родным краям» друзья наслаждались очарованием момента. При подлёте к Марсу, например, они устроили настоящую «выставку впечатлений», наблюдая за спутниками планеты – Фобосом (с древнегреческого «страх») и Деймосом («ужас»). Несмотря на названия, однако, спутники выглядели ничуть не угрожающе и впечатление от них оставалось самое что ни на есть развесёлое.
По сути это были два больших камня неправильной формы, и в прошлом, вероятно, являвшимися астероидами. Пролетая мимо, эти астероиды притянулись к Марсу, да так и остались кружиться рядом. «Совсем как у людей, – сформулировал своё впечатление Джони Фарагут. – Вокруг негодяя всегда ошивается парочка холуев, призванных устрашать. А то и целый парламент», – добавил он и взглянул на Ослика (тот улыбнулся). Очевидно, Джони имел в виду Госдуму, традиционно находящуюся в услужении президенту РФ (и сочиняющую запрет за запретом).
(Как мы понимаем, судьбы Джони Фарагута и Генри Ослика были во многом схожи. Они оба происходили из России, оба не собирались унижаться, оба пытались изменить страну к лучшему, но, убедившись, что всё напрасно, оба улетали в космос. Так что немудрено – и взглянуть друг на друга, и улыбнуться в ответ.)
Двадцать четвёртого июля Rainbow Hoax вплотную приблизился к Марсу и спустя интервал совершил мягкую посадку – как и предполагалось, в районе Нильского Озера. Никакого «озера» здесь, конечно, не было – обычный кратер. Кратер наподобие кратеров «Свифт» и «Вольтер» на Деймосе, названных в честь писателей, предсказавших спутники Марса задолго до их открытия. Как не было, впрочем, и Ручья Хотта (Hottah), открытого марсоходом Curiosity в 2012 году. Было лишь предполагаемое русло.
Ознакомительная версия.
