По ее лицу текут слезы. Хруст валежника. Сквозь слезы
Виктория замечает какой-то белый силуэт, присматривается. Это лошадь
проходит между стволами. Лошадь направляется к Виктории, останавливается
невдалеке, смотрит на Викторию. На лбу у лошади - большой черный рог.
Виктория медленно встает, не сводя глаз с лошади. "Единорог?" - еле слышно
выдыхает она. "Да" - тихо отвечает лошадь, утвердительно кивая головой.
Виктория срывается с места и бежит по лесу, налетая на стволы, цепляясь
подолом за корни деревьев, падая, снова поднимаясь... Вдруг она проваливается
в какую-то яму, пытается удержаться, но кубарем скатывается вниз. Виктория
приходит в себя на опушке леса, у подножия песчаного холма. Ее платье
порвано, волосы в песке. Виктория встает, оглядывается по сторонам. Уже
смеркается. Перед ней - такие же холмы, не видно ни моря, ни домов.
Обернувшись в сторону леса, девушка решает идти вперед. И тут она замечает
пожилую женщину, идущую между холмами.
Виктория (догоняя женщину): Подождите пожалуйста! Остановитесь!
Женщина оборачивается, ждет Викторию. Женщине лет шестьдесят, но у нее
лучистые молодые глаза.
Виктория:Вы не подскажете мне направление на Рымбы? Кажется, я заблудилась.
Женщина (улыбается): У нас трудно заблудиться. Ты не волнуйся, я тебя провожу. Тебе к кому?
Виктория:К Антонине... Ивановне.
Они огибают холм, за которым оказывается песчаная дорога, идут по ней.
Между тем стало уже совсем темно.
Виктория: Если б я вас не встретила, сошла бы с ума, наверное.
Женщина:И кто же тебя так напугал?
Виктория:Сама себя напугала. Единороги мерещатся.
Женщина:Он с тобой говорил?
Виктория:Да... То есть он говорил, но я... Откуда вы знаете?
Женщина:У нас тут много лет семья диких лошадок водилась, ласковые были, подойдут, мордами тычутся, а в перестройку их на колбасу извели.
Виктория замедляет шаг, останавливается, у нее дрожит подбородок, она
обреченно смотрит на женщину.
Виктория:Вы так спокойно мне говорите, что я видела привидение? Лошади? И, по-вашему, это нормально?
Женщина:А что ж такого?
Широко шагая по степи, женщина громко запевает протяжную украинскую
песню. Девушка с трудом поспевает за ней.
- Ну вот мы и пришли, иди прямо по тропинке, – оборвав песню, женщина
останавливается, приоткрывает маленькую калитку, пропуская Викторию. Луна
выходит из-за облаков, освещая местность.
Виктория (обернувшись к женщине): А вы уверены, что это... - женщины рядом уже нет. Ее силуэта нет и нигде поблизости, хотя степь хорошо освещена полной луной.
Виктория проходит по тропинке и вдруг оказывается во дворе у Люды. Лает
собака, Люда выходит из летней кухни. Виктория начинает пятиться назад.
Люда удивлена.
Люда:Это вы? Я думала, вы уехали... Заходите, куда же вы? Вика!
Виктория уже бежит назад по тропинке, находит калитку, бежит по степи…
Люда хочет зайти назад в кухню, но замечает на крыльце дома женщину,
провожавшую Викторию. Женщина грустно смотрит на Люду, ее глаза
потускнели и выглядит она уже гораздо старше.
Люда (обращаясь к женщине): Это ты ее привела? Но зачем?!
Не сходя со своего места, женщина тает в воздухе.
Люда заходит в кухню и еще успевает перевернуть чуть подгоревший блин, жарящийся
на сковороде.
Люда (задумчиво): Не понимаю...
В степи поднимается ветер, он гонит облака, которые вскоре опять закроют
луну. Виктория с тревогой смотрит на небо, оглядывается по сторонам, пытаясь
правильно выбрать направление. Она говорит сама с собой.
Виктория:Кажется, там магазин... правильно... вон то дерево оставалось справа, тот столб возле причала, значит... это крыша магазина... и если идти по лиману... черт, говорят, там змеи... где же дорога? А если это будет дорога к лесу? Нет, надо по лиману...
Луна тем временем почти скрылась в облаках. Вдруг невдалеке Виктория
слышит лошадиное ржанье и мужской шамкающий голос: "Ну, пшла, тпрру,
пшла, чаво те нейметься... тпрру". Мимо нее медленно проезжает телега.
Виктория с криком: "Стоой! Стой, стой, стой!" и размахивая руками, бросается
наперерез телеге, лошадь шарахается в сторону, мужичок чуть не падает с козел.
Виктория:Стойте, умоляю! Довезите меня до Рымбов, я заплачу вам, сколько скажете, только у меня деньги дома, у Антонины Ивановны, довезите, я вас очень прошу!
Мужичок (недовольно): Ты чаво хулиганишь? Чаво лошодь пугашь?
Виктория:Дяденька, я заплачу, только довезите, мне одной отсюда не выбраться!
Мужичок:Заплатит вона! Ты мене за лошодь заплатишь? Бачишь, ея чуть инфархт не хватив! Старая вже... Сидай у телегу, якщо не бризгливая, заплатит вона... (Почти в кромешной темноте Виктория залезает в телегу)... До Тоньки не можу, з грузом я, домой трэба, до начала Рымбов довизу, там сама вже. Тпрру! Пи-ишла!
Виктория пытается устроиться в телеге, ей неудобно, груженая телега застревает
в песке, Викторию бросает из стороны в сторону, она двумя руками держится за
борт.
Люда сидит за столом во дворе, сворачивает самокрутку, закуривает,
откидывается на спинку скамьи и видит, что противоположная скамья уже не
пустует - там сидит бабушка. Поперхнувшись дымом, Люда тушит самокрутку
прямо об стол, резко встает и со словами "Хорошо, я поеду!" идет на задний
двор и начинает заводить трактор.
Телега едет по степи, Виктория сидит, прижавшись спиной к заднему борту - так
меньше трясет, мужичок-возница бормочет.
Мужичок:Пшшла! Ну от, хиба я ворюга, шоб по ночам шастать? Так добро ж пропадае, а свыням ничого йысты. Прывэзлы, до кучи свалили, и шо? Вже два дня решають, скильки цэ може стоить. Чи взвешивать их, чи поштучно... В сарай згрузылы, ни холодильника, ничого... Воны ж тухнуть, лошодь и та запах чуе... А прознають, скажуть - вкрав, ну шо робыты?
Луна выходит из-за облаков, и Виктория видит, что они проезжают мимо
кладбища. Она хочет переменить позу, рука натыкается на что-то скользкое,
Виктория отдергивает руку и ей на колени падает коровья голова с
выпученными глазами и вывалившимся распухшим языком. Виктория видит, что
вся повозка завалена окровавленными коровьими головами, их мертвые глаза
поблескивают при свете луны. Все ее платье тоже перепачкано густой
кровью. Девушка издает душераздирающий вопль и выпрыгивает из повозки, но,
неудачно приземлившись, скатывается с дороги вниз, к кладбищу. Мужичок
останавливает лошадь.
Мужичок:Тпрру... що ж це за бида - така дивка бисноватая. Ты там жива, чи ни?
Виктория (слабым голосом): Все нормально.
Мужичок:Сама дойдэш? Тут до Рымбив километр остався, не бильше.
Виктория:Дойду, дойду...
Мужичок (устраиваясь на козлах, себе под нос): Баба с возу - кобыли лигче. Тпрру, пшшлаа...
Виктория сидит, потирая ушибленную ногу. Встает, но ее лицо искажает
гримаса боли - оказывается, она не может идти. Пробует сделать несколько
шагов - очень больно. Снова садится.
Люда медленно едет на тракторе, вглядываясь в темноту.
По дороге идет троица подвыпивших молодых людей. Нестройными голосами
они поют: "Мама – анархия, папа – стакан портвейна…", один подыгрывает на
гитаре.
Первый (прерывая пение): О! Кладбище! Там (делает страшное лицо) мертвые с ко-осами... Ща-ас как (икает) выскочат!
Второй (прихлебывая из бутылки): И допьют наш самогон. Не, это старое кладбище - там все мертвецы давно сгнили…
" Помогите!" - раздается голос из темноты.
Мгновенно воцаряется молчание.
Остолбеневшие друзья видят, как по склону, цепляясь за сухие стебли, к ним
ползет женская фигура. Все ее лицо перепачкано, волосы спутаны, светлое
платье висит клочьями, одна грудь оголена. Фигура уже почти подползла к
ногам парня с гитарой (он стоит ближе всех):
"Пожалуйста, дайте мне руку!" - она тянет к нему руку.
"А-А-ААА!" - истерически кричит гитарист и, схватив инструмент за гриф, со
