— Тогда съезжай.
— Ладно, хорошо. Одну минутку, — пилот поднял одну руку и стал возиться с пряжкой. — Парень, — выдохнул он, мышцы его дрожали от напряжения.
Кобура, ремень и оружие покатились вниз со скалы. Хейдьюк встал, слегка дрожа, вынул пистолет из кобуры и заткнул себе за пояс.
— Бон… Гертруда, стань за мной, — он подождал. Она подошла. — Так, а теперь спускайтесь, — он навел револьвер на пилота. Пилот поехал вниз. Двое мужчин смотрели на Хейдьюка. Что дальше? — Я думаю, я вас обоих убъю, — сказал он.
— Минутку, дружище, — начал пилот.
— Он шутит, — сказала Бонни. Она выглядела более напуганной, чем мужчины.
— Черт возьми, я не знаю, почему я не должен это сделать, — сказал Хейдьюк. Опьянение абсолютной властью, властью казнить или миловать, нашло на него. Несмотря на год в Монтаньярде, прошлое «зеленого берета» в отряде особого назначения, он никогда не убивал. Даже во Вьетнаме. Ни женщину, ни ребенка. По крайней мере, насколько он знал.
Ужас и жестокость этих лет бурлили внутри него, как болотный газ в трясине, как метан, на поверхности его сознания. Рядом был вертолетчик, презираемый больше всех, настоящий живой вертолетчик, возможно из Вьетнама, к его счастью. Возраст подходящий, он выглядел как врач. Почему не убить этого гада? Хейдьюк как и многие мужчины хотел записать одно очко в актив своего оружия. Еще он хотел трагического конца. На совести кого-то другого.
Мог бы он и избежать этого. А мог бы стать законным убийцей.
— Почему бы мне не укокошить ублюдка? — повторил он громко.
— Ты этого не сделаешь, — сказала его любимая, повисая на его правой руке.
Он сбросил ее руки. Переложив револьвер в левую руку, но все еще держа его нацеленным на летчика.
— Сядь позади своего приятеля. Так, хорошо. Просто сидите на скале, — он забрал карабин у Бонни и проверил его. Патрон в патроннике, курок взведен. Он положил револьвер в кобуру, взял карабин, нацелил его на двух еще живых парней, сидящих внизу и дышащих воздухом, под веселым солнцем на великом американском Юго — Западе. Птичка запела кому-то в долину, и жизнь выглядела прекрасной. Отличный день, чтобы умереть, несомненно, но все, что было вокруг, желало отложить до завтра то что, они не должны были сделать сегодня.
— Как насчет… — начала Бонни.
— Почему, черт возьми, я не должен! — Хейдьюк вспотел, карабин дрожал в его руках.
— Не сходи с ума, — сказала она, — они не причинили мне вреда. Сними с меня эти штуки.
Он посмотрел на наручники. Два браслета из черного пластика, соединенных такой же лентой.
— Где ключи? — он повернул лицо в маске, с горящими красными глазами, горящими в тени козырька кепки, к охраннику. — Где ключ? — проревел он.
— Ключей нет, — пробормотал он, — нужно просто перерезать их.
— Не ври, скотина.
— Нет, он прав! — Бонни снова повисла у него на руке, — они одноразовые. Дай мне нож.
— Не видишь, я занят.
— Пожалуйста, дай мне нож.
Двое смотрели на него. Пилот, кусая ус, улыбался нервной улыбкой, его голубые глаза сверкали. Красивый парень, как с военного плаката. У него вероятно осталась мать и сестренка в Гомер Сити, штат Пенсильвания. Не важно, что он был убийца, в воспаленном воображении Хейдьюка, поджигатель домов, растлитель малолетних.
— Ладно, Леопольд, — сказал Хейдьюк, слегка смутившись, — и ты, парень, вы оба ложитесь на землю. Лицом вниз. Руки за голову, так, хорошо. Так и лежите, не двигаясь, — Хейдьюк засунул карабин между ног, вынул нож и перерезал оковы. — Пошли отсюда, — прошептал он, — быстро. Пока я никого не убил.
— Дай мне ружье.
— Нет.
— Дай сюда.
— Нет. Вылезай сюда, я дам здесь.
Бонни сняла наручники.
— Все в порядке, — она поднесла губы к грязному уху Хейдьюка, укусила мочку, прошептала, — я люблю тебя, сумасшедший придурок.
— Пошли.
Она легко вскарабкалась на склон, ее подошвы хорошо цеплялись за поверхность, как лапы ящерицы.
Хейдьюк дал ей карабин.
— Держи их на прицеле, — он взял револьвер, взвел курок. — Все, ребята, переворачивайтесь. Так, теперь снимите ботинки. Хорошо. Теперь бросьте их… э-э… Тельме. — Они послушались. — Так, хорошо.
Двое мужчин ждали, глядя на него, с полным вниманием. Как и следовало ожидать от человека, который смотрит в черное дуло «магнума–357», танцующего в неверной руке лунатика.
Сейчас их убить? Или потом?
— Снимите штаны.
Эта команда вызвала протесты. Охранник со слабой улыбкой сказал:
— Здесь же леди.
Хейдьюк поднял револьвер и выстрелил в двух футах он него, отбив кусок камня от стены. Воздух всколыхнулся. Невидимая пуля, смертоносный свинцовый астероид, срикошетил от скалы и полетел вниз в ущелье. Каскад брызг камня посыпался на шляпу охранника и попал ему за шиворот.
Хейдьюк перезарядил.
Довод показался им убедительным, оба без разговоров сняли штаны, торопливо и не очень грациозно. Пилот носил под брюками красные шикарно отделанные трусы, которые он возможно с удовольствием открыл на обозрение Бонни, которая смотрела с высоты. Охранник был более консервативен, возможно республиканец, носил традиционные среднеамериканские трусы, в пятнах от мочи. Он имел право протестовать.
— Хорошо, — сказал Хейдьюк, — теперь выньте ваши кошельки, или что там у вас, — бросьте штаны наверх.
Они послушались, хотя охраннику пришлось дважды бросать штаны, пока они достигли вершины.
— Теперь снова ложитесь на живот, руки за голову. Хорошо. Оставайтесь так лежать или я вас, болванов, отправлю к праотцам! — крикнул он, пряча оружие в кобуру и карабкаясь по склону.
Наверху они наспех посовещались, затем Хейдьюк побежал к вертолету вместе со штанами и ботинками. Бонни осталась на месте, с карабином охранять узников. Солнце двигаясь на восток было в дюйме от горизонта.
Хейдьюк в вертолете запихнул в кабину шмотки. Он посмотрел на раскуроченное радио и пожалел об этом. Неплохо было бы знать, кто и что летает здесь поблизости. Он поразмышлял над органами управления машиной, но потом решил, что нет времени. Надо идти назад, забрать пилота, заставить его… Нет! Нет времени, надо отсюда убираться, и побыстрее.
Он вытащил пистолет пилота из-за ремня и выстрелил по панели управления. Панель превратилась в кашу. Он повернулся к головке винта и выстрелил по двигателю, по лопастям, по поворотным элементам, по подшипникам. Три или четыре пули прошли мимо, он не хотел больше тратить боезапас. Последние пули он выпустил по топливному баку над двигателем, высокооктановый бензин полился вниз.
Он нашел летные карты в кабине, смял их, поджег спичкой и бросил горящий шар на песок за мотором и тут же отбежал от машины. Шар вспыхнул, загорелся и пламя перешло на топливо.
Хейдьюк забросил пистолет летчика в огонь и быстро вернулся обратно, пока пламя не добралось до баков. Взрыв сотряс воздух, начался пожар, яркое пламя полыхало в закатном солнце, после паузы оно достигло апогея и скрылось в вертолете, облизывая всю машину от кабины до хвостового винта языками тягучего, живого, энергичного огня.
Так, подумал Хейдьюк, удовлетворившись в конце концов, хоть одного замочил. Черт, черт, черт! Полный благосклонности он повернулся к Бонни.
— Пошли.
— Что с этими делать будем?
— Убей их, или расцелуй, мне-то что? — заорал он. — Пойдем.
Бонни посмотрела на Хейдьюка, затем вниз на пленников. Она колебалась.
— Вот твое ружье, — сказала она, бросив его в сумерки ущелья. Ручная винтовка армейского образца, грубо упала на скалы и поломалась. — Прости. Нам надо идти. Ты можешь…
— Пошли! — рявкнул Хейдьюк, взмахнув рукой.
— Ты можешь согреться на костре, когда мы уйдем, — она побежала за любимым. Бок о бок они бежали мимо оплавляющегося вертолета в тень можжевельников.
— Где карабин?
— Я отдала его им.
— Что!?
— Это же их ружье.
— Ради Бога, — Хейдьюк приостановился, чтобы оглянуться. Никто не появлялся из темноты. Бонни тоже остановилась. — Беги, я догоню, — он вынул револьвер и выстрелил поверх кромки ущелья, чтобы там внизу поняли как себя вести. Ответа не последовало. Они побежали. Солнце зашло.
— Как насчет отпечатков пальцев? — спросил он, переводя дух.
— Каких… отпечатков?
— На карабине.
— Они не смогут… ими воспользоваться.
— Почему нет? Они могут… найти кого угодно… ради Бога…
— Только не меня. — Бонни бежала, волосы ее развевались, дыхание было тяжелым, но ровным, — у меня не брали отпечатки пальцев.
Хейдьюк был впечатлен. Черт меня возьми, подумал он.
