— Наши мальчики и моя мать, — прокомментировала Берил.
Затем крупным планом долго и неподвижно показывали вывеску «Аэропорт востока Центральной Англии», потом изображение задергалось, и под аккомпанемент до боли пронзительного воя Берил в красно-желтом платье и золотых браслетах стала подниматься по крутому приставному трапу в винтомоторный самолет. Наверху она внезапно остановилась и развернулась, чтобы помахать в камеру, отчего все пассажиры за ней, резко прервав движение, ткнулись лицами в зады стоящих выше. По ступенькам запрыгал и скатился на летное поле апельсин. Затем последовал размытый и накренившийся вид предместий западного Лондона, снятый через иллюминатор, а потом — панорама набитого людьми зала отлета четвертого терминала Хитроу. Камера «наехала» на двух служащих в форме компании «Тревелуйаз»: один — высокий, средних лет — держался прямо, второй — молодой, худощавый — хмурился в объектив. Узнав этих людей, скучавшие прежде зрители оживились и принялись отпускать замечания.
— Ой, я его помню! — воскликнула Сью. — Того, что постарше. Он был так любезен.
— А молодой — нет, — сказала Сесили. — И у него была жуткая перхоть.
Эта сцена сменилась длинной перспективой одного из нескончаемых крытых переходов Хитроу — пассажиры, снятые со спины, потоком текли к пронумерованным выходам. На середине пути появилось маленькое передвижное средство на колесах, похожее на мототележку — на таких на поле для гольфа подвозят игроков, — и двигавшееся против течения, и вдруг, под аккомпанемент криков и смеха окружающих, Бернард узнал себя, бородатого и мрачного, и своего отца, ухмылявшегося и весело махавшего с заднего сиденья. На секунду они заполнили экран, а затем исчезли из кадра. Это было поразительное и вызвавшее замешательство видение, как обрывок прерванного сна или сцена из жизни, вспыхнувшая в сознании тонущего. Каким положительным и унылым он выглядел! Как плохо был одет, какая у него была запущенная, неубедительная борода.
Они снова появились, он и его отец, вместе с остальными членами тревелуайзовской группы, которые встретили себя экранных — сидевших в зале ожидания рядом с выходом на посадку, выстроившихся в очереди в туалеты во время перелета до Лос-Анджелеса и проходивших через процедуру цветочной встречи в аэропорту Гонолулу — смехом и радостными выкриками.
— Эй, — подала голос Линда Ханама. — Очень славно. Могу я получить копию? Мы бы использовали это как учебное пособие.
Дальше пошли съемки, в основном посвященные Эверторпам, начиная с вызывающей некоторую неловкость сцены, в которой Берил вставала с кровати в номере гостиницы, одетая в прозрачную ночную рубашку. Зрители заулюлюкали и восхищенно засвистели. Берил дотянулась и ущипнула мужа за поясницу.
— Ты никогда не говорил мне, что в этой ночнушке все видно, — упрекнула она.
— Эй, Брайан, собираешься заняться эротическим кино? — поинтересовался Сидней.
— В нашем отеле на канале для взрослых и такого не показывают, — сказал Расс Харви. — Совсем не показывают.
— Но ты больше не будешь его смотреть, не так ли, дорогой? — спросила Сесили, и в голосе ее проскользнула лишь едва заметная нотка раздражения.
— Конечно нет, лапочка. — Расс обнял жену за талию и поцеловал в кончик носа.
На экране Берил накинула пеньюар и неторопливо направилась к балкону, притворно зевая. На шум уличного движения, доносившегося из открытых французских окон, внезапно наложился резкий вой санитарной сирены. Было слышно, как Брайан Эверторп крикнул: «Снято!» Берил прервала свою неспешную прогулку и нахмурилась в объектив. Потом она снова оказалась в кровати и еще раз изобразила пробуждение.
— Пришлось снимать два дубля — из-за «скорой», — пояснил Брайан Эверторп. — Первый я, конечно, вырежу при окончательном монтаже.
— В какой день это было? — спросил Бернард.
— Наутро после прилета.
Бернард почувствовал, как на затылке у него зашевелились волосы.
Затем последовало очень подробное освещение эстрадного представления на пляже во время луау в бухте Заката — темпераментное исполнение хулы и выступление глотателей огня на сцене перед огромным числом зрителей, сидевших рядами, которые, казалось, уходили за горизонт. Потом появилось размытое, но безошибочно узнаваемое изображение Бернарда, поздно вечером пожимающего руку Сью у гостиницы «Кокосовая роща Вайкики».
— Ну-ка, ну-ка! — толкнул Бернарда в бок Сидней. — Да вы темная лошадка.
— Вы не знали, что мы вас видели, а? — спросил Брайан Эверторп.
— Не обращайте внимания, Бернард, — сказала Сью. — Он просто провожал меня до дома, — объяснила она компании, — как и подобает джентльмену. — Сью легкомысленно взмахнула рукой, забыв, что держит стакан, и выплеснула часть май-тай себе на платье. — Ну вот! А, ладно, завтра возвращаемся домой.
Потом фильм опять сделался скучным, когда пошел отчет о странствиях Эверторпов по Оаху. Поскольку снимал все время Брайан, в большинстве сцен от Берил требовалось обозначить интересные для широкого зрителя объекты — она позировала на фоне пляжей, зданий и пальм, самодовольно улыбалась в объектив или увлеченно вглядывалась в даль. Словно почувствовав, что публика снова заерзала, Берил сама попросила Брайана «немножко ускорить» просмотр, и он довольно неохотно нажал на пульте кнопку быстрой перемотки. Это, несомненно, оживило фильм. В Перл-Харборе военный катер промчался по волнам к «Аризоне» со скоростью торпеды, выплюнул кучку туристов, которые на несколько секунд заполонили мемориал, а затем всосал их назад и в мгновенье ока вернул на берег. В парке «Мир океана» касатки взмывали вверх, разрывая водную гладь, как ракеты «Поларис». Побережье Оаху и его складчатые вулканические горы слились в одно пятно. Центр полинезийской культуры взорвался лихорадочной этнической активностью: плетение, резьба по дереву, воинственные танцы, гребля на каноэ, поклонение языческим божествам, танцы и драма.
Кадр сменился — на экране появился песчаный пляж, и Брайан Эверторп снова переключил видеомагнитофон на нормальную скорость. Очевидно, он попросил снимать кого-то другого, ибо здесь они оба с Берил растянулись у кромки воды в купальных костюмах. Эверторп на экране подмигнул в камеру и, перекатившись, лег на супругу. Зрители снова разразились гиканьем и свистом.
— Вам это ничего не напоминает? — спросил он их, а тем временем на песок накатила волна и разбилась о сплетенные тела Эверторпов.
— Берт Ланкастер[104] и Дебора Керр[105], — раздался с другого конца комнаты голос с австралийским акцентом. — «Отныне и во веки веков»[106].
— Точно! — воскликнул Брайан. — И это тот самый пляж, где снимали ту сцену.
Торсы, зады и колени
Мелькают, как рыбы; сатиры и нимфы
Совокупляются в пене, —
пробормотал Бернард.
— Что это было, старина? — спросил Шелдрейк.
Бернард не знал, с чего вдруг Шелдрейк решил обращаться к нему в такой несколько снисходительной манере, если только это не было следствием подобострастия Майкла Мина или обожающих взглядов Ди, которые она устремляла на Шелдрейка всякий раз, когда он открывал рот.
— Это то же самое стихотворение, — сказал Бернард. — «Новости для Дельфийского оракула».
— По мне, грубовато звучит, — заметила Ди.
— Неоплатоники предполагали, что на небесах секса нет, — пояснил Бернард. — Йейтс решил, что у него есть для них новость. — Бернарду пришло в голову, что следовало бы процитировать эти строчки Урсуле; потом он решил, что, пожалуй, не стоит.
— Миловаться на песке, а? — сказал Брайан Эверторп. — Это развлечение, на мой взгляд, сильно переоценивают.
— Да что ты об этом знаешь? — потребовала ответа Берил.
— Любой инженер скажет тебе, что песок очень вреден для движущихся частей, — ответил Брайан Эверторп, ловко уворачиваясь от Берил.
По команде мистера Бэста все его семейство поднялось и гуськом потянулось к выходу.
— Не уходите! — позвал Брайан Эверторп. — Сейчас будет самое интересное. Австралийцы-спасатели. Утонувший жених воскрешен своей невестой.
Веснушчатая девочка отстала и с завистью посмотрела на экран.
— Идем, Аманда, не задерживайся.
Аманда состроила в спину отцу гримасу и, увидев, что за ней наблюдает Бернард, покраснела. Он улыбнулся и помахал ей рукой — грустно было видеть, как они уходят, всегда по собственному желанию лишние на празднике жизни.
На экране теперь показывали пляж Вайкики — знакомая плоская вершина Алмазной головы на заднем фоне и на общем плане занимающиеся серфингом Терри, Тони и Расс. Мастерство австралийцев вызывало восторг. Расс справлялся неплохо, стоя на доске на коленях, но все время терял равновесие, когда пытался подняться.
