Открыли перед Обалдуевым дверь, за которой оказалась еще одна дверь, перед ней — часовой с ружьем. Ввели Обалдуева в комнату, а там Тот-кто-надо, не предлагая Обалдуеву сесть, строго обратился к нему:
— Чего это вы надумали, Обалдуев, прекратите фокусы, оставьте их для цирка, народ смущается, — начал он, поглядывая на телефон.
Стоявшие по обе стороны стола фигуры в фуражках с блестящими кокардами, заглянули за спину Обалдуева, обойдя его с боков, и согласно закивали головами: «Прекратить немедленно!» — читалось в их строгих взглядах.
— Да ведь как я прекращу, если не от меня это зависит! — объяснял им Обалдуев. — Вы бы чёрта этого пригласили сюда…
— Чёрта — это пока невозможно, чертями занимаются в другом месте, — с видимым удовольствием сказал Обалдуеву Тот-кто-надо, при этом осторожно огляделся по сторонам просторного кабинета и добавил уже шепотом, — накажем мы вас. Ясно?
Было яснее ясного, положение Обалдуева становилось безвыходным и пугающим, теперь его мысль лихорадочно заработала:
— А как? А что если отсутствует у меня видимость сбоку и сделать с этим пока ничего нельзя, использовать меня как шпиона! — открылась вдруг Обалдуеву, понявшему, где он находится, новая перспектива. — Ну, не в Америке, конечно, — объяснял он Кому-надо, — а хотя бы здесь, у нас в городе: пройти я могу там, куда ни в жизнь не просочится самый опытный ваш человек, а я — боком-боком — окажусь везде. Вот подсел я, например, в трамвае, с краю на скамью и слушаю, о чем говорят, — так меня не видно будет, верно ведь?
— Ну, верно… Дурень! — спохватился Тот-кто-надо, он начинал терять терпение и чуть ли не в крик объяснил Обалдуеву: — А если кто со спины посмотрит? Ну, ладно, — добавил он, переглянувшись со стоявшими рядом, — мы подумаем, а вы, гражданин, пока не высовывайтесь. Это — предупреждение, ясно? Дома побудьте и подумайте…
Обалдуев, пятясь, снова оказался за дверями, рядом с часовым, там он уже не мог видеть, как хозяин кабинета расстегнул мундир, и как блеснули на открывшейся жилетке с глубоким вырезом перламутровые пуговички.
Так ведь и хорошо, что не видел…
Обалдуев вздрогнул во сне, сейчас ему по-настоящему стало страшно, правда, ненадолго, но и просыпаться пока не хотелось. И Обалдуев, зевнув, повернулся на другой бок, любопытствуя — что будет дальше: доверяют ли ему Там-где-надо?..
* * *
— А правда, дальше-то, что дальше было? — спросил внук на другой день, не дождавшись завершения истории.
— Да ничего, дружище. Спит пока Обалдуев, сон этот ему до сих пор снится, только добудиться его очень легко, если говорить громко. Впрочем, из наших знакомых никто пока не пытается — кому он здесь наяву нужен? И без него хватает таких.
Вот уж, если сам проснется Обалдуев — беда…
Прости меня, внук, и вы, друзья, простите великодушно за пересказ этой истории, если она окажется не по душе, мне она тоже не очень нравится… Хотя, бывает, и не такое рассказывают.
Злодейство пятое, возможно, не последнееПредставьте себе, что где-то, не на самом краю света, но все же достаточно далеко от известных нам территорий, существовала в свое время страна Гондония. Страна — как страна. Но чем страна была замечательна, это ее жителями — гондонцами. Они были самые счастливые люди на свете! Прежде всего, отметим, они не были бедны, потому что они не знали что это такое — богатство. Да и откуда им знать: богатые по улицам городов Гондонии не ходили и даже не ездили, а только перелетали на воздушных шарах из своих домов прямо по месту службы, или, при надобности, — за покупками…. Причем, летели они так высоко, что с земли их не было видно. А, может, их и вообще в стране не было.
Хотя, было известно, что жили некоторые гондонцы в домах, огороженных со всех сторон высокими заборами — такими высокими, что сравнивать свои жилища остальным гондонцам было просто не с чем. А так, в Гондонии все были равны, и это считалось самым главным достижением и доказательством правоты и справедливости гондонистики — так называлось учение, которым в детских садах и школах просвещали граждан с самых первых лет их жизни. Таким образом, это учение признавалось единственно правильным, а о других учениях в стране просто не знали.
Гондонцев можно было бы, наверное, причислить к самым здоровым людям на планете: гондонцы не ведали болезней — хотя, может быть, они просто не знали, что больны, или что чувствуют себя скверно. Можно было бы предположить, существует сегодня и такое мнение, что вполне здоровых среди них вообще не было. Кто знает, — сравнивать свое состояние, порой действительно неважное, им было просто не с чем.
И еще — они никогда не голодали, потому что не знали, что такое быть сытым — они умели обходиться ровно таким количеством пищи, которую производили на государственных фабриках и которая распределялась таким образом, чтобы каждый гондонец получил от выделенной ему порции ровно такое количество энергии, какое необходимо для выполнения функции, определенной каждому индивиду при его рождении.
А о том, чтобы никто не чувствовал себя обиженным, оттого, что ему не было назначено функции, неустанно заботился лично правящий страной король Гондон Великий через своих доверенных подданных. Его подданные очень ценили своего короля и всегда чувствовали на себе его заботу. Как это достигалось? А так: на каждого гондонца при его рождении назначался гондонец-определитель функций, и в этом заключалась его личная функция. Над ним — существовали более ответственные категории граждан Гондонии.
Какие? За распределением пищи среди граждан и за выполнением ими порученной (в Гондонии это называлось — доверенной) работы надзирали гондонцы-надзиратели. Деятельностью каждого из них, в свою очередь, ведал гондонец-руководитель, им же, в свой черед, руководил гондонец-попечитель — и так до самой вершины, вплоть до самого Гондона Великого. Таким образом, королевским вниманием в Гондонии никто обделен не был, каждый ощущал его на себе постоянно. Чего, скажите, еще желать человеку, знали думали гондонцы, чтобы чувствовать себя совершенно счастливым?..
А вся цепочка эта составляла «большую семью» — основу справедливости государственного устройства страны.
Любопытно, что гондонцы не знали огнестрельного оружия — не успели, или просто не захотели его изобрести. Да и воевать им, собственно, было не с кем, кто о них знал? При необходимости же, они метали в противника гнилые яблоки, а происходило это, главным образом, в случае проявления серьезных разногласий между вождями нескольких политических партий, официально допущенных в королевстве, — последователями трех смежных ветвей гондонистики. Трения между ними возникали, чаще всего, при выяснении, кто всё же из них самый верноподданный, самый преданный королю Гондонии. И эти сражения были главной забавой короля и его приближенных.
Яблоки выращивали на специальных плантациях, и есть гондонцам их категорически не дозволялось, для еды существовала пища. Следовало выждать, пока яблоки созреют, пока они станут гнилыми, пригодными для метания во внутреннего противника, как называли друг друга приверженцы трех гондонских партий.
Но и внешний противник со временем все же появился — и об этом мы тоже расскажем.
Вообще-то, гондонцы до поры не знали, что есть и другие страны, потому что Гондон Великий хотел для своих подданных счастья, а разве можно чувствовать себя счастливым, когда только и думаешь, что вот где-то еще живут люди, и даже, может быть, они немножко другие, так что никто из простых гондонцев ни разу не перешагнул границу своего королевства. Вот и получалось, что звидовать им было некому.
Да и границ, собственно, Гондония не имела до самых недавних пор, поскольку, как мы уже объяснили, гражданам Гондонии просто не было известно о других странах по соседству. Но вот, случись же так, что в одном из окраинных районов королевства появился — назовем его пока «некто», вполне ничтожный и незначительный, — объявивший гондонистику не самым правильным в мире учением. И у него немедленно появились приверженцы, с которыми он укрылся в лесах, покрывавших значительную часть территории королевства.
Представляете себе! После чего его смотритель, руководитель, а за ним и попечитель былинемедленно отстранены от должности, со строгим выговором каждый — и так до самого верха, пока, по личному указу Гондона Великого, не был заключен в деревянную клетку самый главный попечитель этой, вроде бы незначительной, части «большой семьи». Клетку же выставили для устрашения на главной площади столицы королевства Гондония прямо перед воротами, ведущими в королевский дворец, где обычно собирались посудачить жившие неподалеку гондонцы.
