Между тем, бобины крутились. Песня «Тонкая рябина» заканчивалась. Еще полминуты, и на пленке загудит пустота…
А Бес все еще тихо разговаривал с Валетом, который из-под полы демонстрировал ему свою картонную папочку.
Песня заканчивалась. Но как только замер последний отзвук алешиного голоса, бандит вдруг скомандовал:
– Выключай! Давай ее сюда… – обернулся Бес. Ему подали красную коробочку, он держал ее в руках. – А теперь снова музыка! – осклабился бандит. – «Мурку» заводи, да погромче! Покойный всегда для меня ее пел! Только прикажу: «Мурку давай!» – тут же бежит на полусогнутых к микрофону! Певец! Талант настоящий!
Он лгал громко, чтобы слышали все присутствующие. Чтобы здесь на публике утвердить свою власть. В магнитофон снова заряжали катушку блатных песен. Оцепенев, я опять упустил момент броситься и ударить! Даже набрал воздуха в легкие, чтобы ринуться напролом. Но Бес отошел обратно, к Валету. Не привлекая внимания, они обменялись: передали из рук в руки пленку и папочку. При этом бандит воровато оглянулся и заметил мой взгляд.
– Пленка хорошая, хвалю, – немедленно переключился он на меня. – Но это не все, Студент. Извинись перед покойным. Иди, встань на колени перед ямой, и говори: «Падла я дешевая. Прости Алеша, что загнал тебя в могилу». А потом землю ешь. И мы квиты…
Ева с хрипотцой хохотнула из-под вуали, как будто она была в восторге от шутки.
Он слишком далеко стоял. Туда мне было не дотянуться. А рядом, над самым ухом магнитофон снова надрывался алешиным голосом:
– В темном переулке! Где гуляют урки!..
Я еще раз оглянулся направо и налево. И впервые на миг разглядел лицо Алеши в открытом гробу. Он словно сморщился от боли в этом шабаше среди врагов, и стал почти неузнаваем.
– Какие дела?! – нервно дернул локтями Бес. – Живо на колени вставай, а то передумаю прощать!
Сделав шаг к могиле, я нагнулся, как бы подхватывая ком земли. На самом деле вытряхивая из рукава молоток. Он скользнул вниз. И как только пальцы крепко ухватила рукоятку, я бросился к магнитофону, и ударил молотком, что было сил по лентопротяжке. Механизм с треском разлетелся. Пленка беззвучно заструилась на землю. Так я освободил мертвого друга от этого кощунственного пения. Оно пресеклось на полуслове.
Следующим движением я ринулся на Беса, но на моих руках немедленно повисли его «шестерки». Я успел махнуть своим оружием рядом с его головой. Но бандит легко уклонился от удара, всего лишь уронив элегантную шляпу. А меня свалили на землю, ткнув лицом в комья мерзлой глины, которую сюда добросили землекопы.
Через мгновение меня поставили на ноги и крепко держали. А Бес уже был рядом, из его кулака торчало лезвие.
– Такое удовольствие, резать человека обломком ножа, – шепнул он вполголоса. – Помню, как твой дружок визжал и трепыхался… Ты тоже будешь визжать. Я специально перо сломаю, когда тебя резать начну…
Многочисленные блатные, не сговариваясь, встали между нами и толпой, загородив обзор для простых людей, уже попрощавшихся с Алешей и понемногу уходивших с кладбища. Впрочем, никто и не жаждал разглядывать начавшуюся разборку. Люди, наоборот, торопились отвести глаза, чтобы не привлечь к себе опасного внимания.
Рядом с нами оказался Дато.
– Западло! – сказал грузинский авторитет Бесу. – Не по понятиям! Похороны – святое. А ты здесь разборку затеял.
– Да какие там понятия! – раздался истеричный женский крик.
Это Маша Старкова, внезапно оттолкнув загораживавших сцену уголовников, бросилась ко мне.
– Какие понятия! – кричала она, неожиданно вцепившись в руку Беса с ножом. – Он стукач! Вон тот принес папку, там все написано, как он стучал…
Она вытолкнула папку, которая была зажата у Беса подмышкой. Картонные корочки раскрылись. Из них выпорхнули два листочка канцелярской бумаги. Бес, зверски оттолкнув Машу, успел подхватить на лету один листик, не глядя, разорвал, сунул половинки в рот и начал яростно пережевывать. Маша упала на землю, сильно ударившись затылком.
Дато кивнул своим грузинам. И один из них приставил что-то к спине Беса, пока сам Дато быстро нагнулся, поднял второй листик и впился в него взглядом.
Бес лихорадочно заметался. Но его шестерки были уже оттерты в сторону. Грузинов оказалось явно больше, они стояли полукругом.
– Ты семью покойного оскорбляешь, Дато! – еще пытался вывернуться Бес.
Однако Ева Томашевская, мгновенно сообразив, на чьей стороне сила, торопливо отшатнулась от него.
– Тварь! – взвизгнул Бес.
Лезвие блеснуло в его руке. Но вокруг него было уже слишком много врагов. В тесноте, он успел дотянуться только до того, кто стоял ближе. А ближе всех оказалась Ева. Черная вуаль вспорхнула вслед за лезвием. Ева схватилась за лицо. На снег брызнула кровь. А ее вскрик потонул в оглушительной дроби отбойного молотка и гуле компрессора. Рабочие закончили перекур, как только над могилой перестали говорить надгробные речи, а вереница людей потянулась мимо, бросая в яму горсти земли.
Грузины Дато крепко держали Беса.
– Пошли, – велел Дато.
– Где же понятия?! – Крикнул Бес. – Нельзя же друг друга на похоронах мочить…
– А ты не в понятиях, ссученый! – с заметным акцентом произнес Дато. – Ты пес мусорской. Вот протокол. – Он держал в руках листок из папочки. – Хочешь, прочитаю братве, как ты авторитета Мишу Веселого закладывал?
– Беспредельное время идет!.. – еще крикнул Бес.
Но его поволокли за стену. Через пролом, как по заказу сделанный кладбищенскими рабочими. Которые с привычной невозмутимостью, не обращали внимания на происходящее.
– Евочка, что с тобой?! – подбежал Василич. – Что сделали эти изверги?
Томашевская стояла, опершись на машину. По ее перчатке струилась кровь.
– Он лицо певице порезал, зверь! Изуродовал, – обомлев, пробормотал Василич. – Скорее в машину, в больницу поедем, зашивать…
В этот момент что-то произошло неподалеку за кладбищенской стеной. Оглушительно колотил отбойный молоток, и какой звук там раздался – невозможно было различить. Но с ближайших деревьев разом взлетела стая ворон. Черные птицы, перекликаясь, начали кружить в воздухе.
Через пару минут возле Алешиной могилы остались только несколько кладбищенских рабочих, невозмутимо забрасывавших ее землей. Рядом со следами уехавших автомобилей валялся нож Беса. Кругом были расставлены погребальные венки. А еще, оставленные в снегу, лежали несколько пустых бутылок из-под водки и забытые стопочки.
Я не верил, что действительно остался жив, и зачем-то все еще сжимал в руке молоток. Сделал шаг к Старковой. Она ринулась мне навстречу. Налетела и обхватила руками.
Но уже быстрым шагом к нам возвращался Дато.
– Уходить надо! – предупредил вор. – Беса здесь валить пришлось. Менты вокруг. Машина там ждет, – он кивнул в сторону пролома.
Я покачал головой.
– Ну, как знаешь, – нахмурил брови Дато и перевел взгляд на Валета, тоже замершего неподалеку с яркой коробкой магнитной пленки в руках.
– Ну, все в порядке?.. – засуетился Валет, съежившись под этим взглядом. – Все при своем. Предателя наказали. А я пленку забираю, шефу моему, как договаривались…
– Дай сюда! – велел Дато, отбирая у него коробку с пленкой. – Это тебя наказать надо, красноперый. Бога благодари, что с твоим уважаемым начальником у нас дела общие. Рви отсюда, пока я тебе уши не отрезал!..
Валет не заставил повторять. Он развернулся и побежал рысцой, колченого спотыкаясь, когда путался в полах своего «обкомовского» пальто.
– А пленку я заберу… – как ни в чем не бывало, сообщил Дато, пряча коробочку под дубленку. – Все как надо сделаем. Распорядимся по-честному. Последний Алешин концерт. Большая слава дорогого покойника ждет. В натуре – наш Челентано!.. Вах!
Он повернулся, шагнул в пролом, и через минуту его тоже не было.
– Украл пленку! – сквозь слезы подняла на меня счастливые глаза Маша. – Вор, одно слово! И не знает, что настоящий оригинал у меня в су… В сумочке!
Она принялась икать, захлебываясь от счастливых слез.
– Ну, все! Все кончилось. Пошли отсюда скорее, – обнял я ее за плечи, и повел к выходу с кладбища.
Сам я еще не мог поверить, что все действительно кончилось. Я не видел, как убивали Беса, поэтому никак не мог свыкнуться с мыслью, что мучителя моих друзей больше нет на свете. Видимо, не могла поверить и Старкова.
– Все? – спросила она. – Ты их всех победил?..
Вместо ответа я только поцеловал ее мокрые от слез глаза.
Над кладбищем по-прежнему летали и каркали вспугнутые вороны. Перед входом не оставалось больше машин. На удивление быстро они успели разъехаться.
Но не все. ГБшная «Волга» стояла на том же месте. Рядом – единственный милицейский «бобик». Трое оперативников в штатском шагнули навстречу нам. Видеокамеру они уже успели спрятать в багажник. Теперь у них была другая задача. Я понял это с первого взгляда.
