— Про господина Пагоду я в курсе.
— А сколько стоит его место? Пятьдесят «лимонов»! Почти как место «губера». А ты жалкой единички испугался.
Дыров, разумеется, знал цены. Например, начальник какого-нибудь милицейского Главка стоит восемь-десять «лимонов». Деньги передаются в администрацию «вицика» специальным людям, тому же Ястребову, непосредственному начальнику Неживого, потом перераспределяются… Даже «полковники» нынче стоят денег! Двести-триста тысяч за звание и должность — вынь да положь. Неживой и Дыров, возможно, были последними, кто в свое время получил «полковника» обычным путем…
— Ты дурак, Витюша, или придуриваешься? — спросил Дыров.
— Не перди с утра пораньше, Драматург, — посерьезнел Неживой. — Ты доведешь свое дело до конца. Я — свое. А «желтый» за тебя отдадут, не проблема.
— Долг возвращать надо.
— Вернешь с должности. За год соберешь. Все, что сверх — себе. Для нас будешь отрабатывать не «бабками»… но об этом потом. Теперь успокоился?
— Деньги, как водка, делают человека чудаком, — изрек собеседник. — Чехов сказал.
— Когда ты с господином Чеховым встретишься, вам будет о чем поговорить. Уже скоро.
Дыров отшатнулся:
— Что за намеки, остряк!
В груди у него вдруг неприятно заныло.
Подобный юмор для человека, панически боящегося смерти, всегда непонятен…
Сколько в Москве педофилов, мама родная, сколько же их, грязных свиней…
Ужинали.
Дружная компания разместилась, как принято, в гостиной за столом. «Дружная», — это скорбная ирония, конечно. Среди волков в ходу не столько дружба, сколько корпоративные интересы: сообща догнать и сожрать. Саврасов однажды, когда Елена в приступе раздражения сравнила их всех с волками, то есть с безжалостными хищниками, возразил: дескать, слово «волк» — от «воля», и лично ему приятно ощущать себя вольным от природы существом… Демагог.
Елена его ненавидела.
Теперь-то она ясно понимала, как их с матерью «обули». Туман рассеялся, осталась горечь унижения. Как, какой силой этот урод запихал в ее голову ту дрянь, до которой она сама бы никогда не додумалась, за какие ниточки дергал, заставляя ее совершать непоправимое? Колдовство… За мать было обидно — до скрежета зубовного. Однако приходилось терпеть, стиснув зубы.
Елена — не хозяйка здесь. Впрочем, от этого, как ни странно, было легче.
Урод теперь был хозяином.
А над его подколкой про «вольных волков», помнится, похихикал сам Виктор Антонович, так что проглотим и забудем…
Чаевничали по-семейному: Елена с Вадимом да Саврасов с Неживым. Гостиная давным-давно была приведена в порядок, никаких вам следов былых боев. Виктор Антонович был нечастым гостем: захаживал раза два в неделю — как, например, сейчас. Ни Ширяя, ни Илью за один стол с ним, само собой, не позвали. В середине комнаты разлегся на ковре Да Винчи, весело поглядывая на людей. Да Винчи, или попросту Винч, был кобельком породы чау-чау, больше похожий на львенка или медвежонка, чем на собаку.
Мужчины общались, не обращая на молодежь внимания. Они частенько разговаривали — сцеплялись, как две колючки, и не поймешь, то ли это простая беседа, то ли поединок насмерть. Во всяком случае, невидимые постороннему взору искры частенько проскакивали. Жаль, не придумать было, как это использовать, как из искры разжечь пламя, чтобы спалить ненавистного карлика-колдуна… Виктор Антонович говорил, грызя сухарь:
— …Нет бабы, которая могла бы мной крутить. Попадались такие, которые пытались, стоили какие-то иллюзии, но они плохо кончали. Последний пример — на твоих глазах.
— Последний пример неудачен, — возражал Саврасов (он макал сухарь в чай, только потом откусывал ). — Сами же признались: решение о том, что кто-то плохо кончит, было принято по вполне понятным, рациональным причинам. Вы же мне — об иррациональности ваших отношений с женщинами.
— Во-первых, решение принимал я. Единолично. И взбесило меня в ней не тупое упрямство в делах, а как раз чисто бабская уверенность, что я должен ее защищать. Понимаете? ДОЛЖЕН! Я!!! С какой, спрашивается, стати? Только потому, что перепихнулись пару раз?
— А во-вторых?
— Во-вторых, ты меня сбил с мысли. Я хотел объяснить, почему у баб со мной не получается того, что, например, у них получается с тобой. Тогда, может, мозги у тебя и встали бы правильно…
Они говорили о матери, поняла Елена. Все так и было, как сказал Виктор Антонович: ему действительно пришлось выбирать между Эвгленой Теодоровной и ею. Он сделал выбор: из двух женщин оставил в этом доме одну. Он выбрал Елену. Это много значит… ох, как много это значит!.. Она оторвала взгляд от чашки и посмотрела на Вадима. Тот с готовностью ей улыбнулся. Муж, подумала она, в который раз примеривая к женишку это слово. Елена Балакирева… Не Крамская же, не Серова, не Сурикова. Тем более — не Саврасова же (тьфу, гадость какая)! Пора обзаводиться собственной фамилией… В тот жуткий день Виктор Антонович хотел Балакирева посадить, если не хуже («Сотру, — цедил он, прижав Вадьку к стене. — Зарою. Ты чего тут наворотил, Геракл?»), однако Елена поставила ультиматум… и ее, как ни странно, активно поддержал Саврасов. Виктор Антонович прислушался к их голосам, вот так Балакирев и остался в качестве ассистента… Короче, с мужем решено.
Кто станет отцом ее ребенка — совсем другое дело.
Стоп, сказала она себе. Укороти мечты, а то тебе их кто-нибудь другой укоротит, как это уже было.
— …Женщина исторически и традиционно находилась в подчиненном положении по отношению к мужчине, — между тем, умничал Саврасов. — Потому и вынуждена была научиться его понимать, в том числе без слов. А заодно — управлять им. Просто чтобы выжить. В наше время подчиненность исчезла, а умение осталось. Не об этом ли вы хотели просветить меня?
— Абсолютно нет. Пальцем в небо. Весь цимес в том, что есть один сволочной миф, который никак не помрет. Будто женщины дают мужикам. Они, видите ли, отдаются … Туфта! Саврасов, давно пора поставить ситуевину с головы на ноги. Мужчины для женщин всегда были и всегда будут расходным материалом. Смотри, что они получают от нас… от вас? Деньги, квартиры, машины. Цветочки, рестораны, театры. Место, куда всегда можно слить свое плохое настроение или истерику. И подпитаться при этом энергией. Я, конечно, утрирую, но список огроменный, все сразу и не вспомнишь. А что происходит во время полового акта? Вместе со спермой они впитывают огромное количество биологически активных веществ и микроэлементов, укрепляющих их иммунитет и оказывающих омолаживающий эффект. Мужчины ТОЛЬКО ОТДАЮТ. Они — мясо. Их жрут и пьют. Для женщины естественно, когда мужчина жертвует ради нее своим удобством или свободным временем. Короче, бабы всего лишь потребляют вас, идиоты, и ничего больше.
— Есть исключения…
— Никаких исключений. Сто процентов женщин так и живут, как паразиты. Даже если думают себе что-то другое, красивое и возвышенное.
— Женщина дает мужчине чувство нужности, вносит в его жизнь смысл.
— Не чувство, а иллюзия! Семья, родной очаг, тепло родного человека, так называемая нужность, — это все иллюзии, великий обман, придуманный женщинами, чтобы привязать вас к себе покрепче.
— Хорошо, как насчет детей? Женщина дает мужчине ребенка.
— Чушь! Она рожает его себе. Прежде всего — себе. А мужчину принуждает обеспечивать уже их обоих…
При слове «ребенок» Елена вздрогнула. Вот так гонишь, гонишь из башки этот страх, медленно пожирающий организм, а тебе оплеуху — бац! Чтоб помнила, чтоб не забывала… Она взяла с тарелки ватрушку, откусила и принялась жевать, не ощущая вкуса. Салат из огурцов с помидорами стоял недоеденный, а от вида пшеничной каши ее мутило. Только омлет съела целиком, еще до чая.
В гостиную вошла повариха, рекомендованная Неживым и нанятая Саврасовым. Осторожно спросила:
— Я могу собрать пустые тарелки?
— Валяй, — махнул Виктор Антонович рукой.
Эта упитанная тетка, вечно прятавшая руки в кармане передника, готовила, в общем-то, неплохо. Приходила утром, уходила вечером. Выходной — воскресенье, когда еду привозили из ресторана. Тем, что происходило вне стен кухни, не интересовалась. Вроде бы именно такой человек здесь и нужен, однако… Если сравнивать с кулинарными талантами Сергея Лю, то поневоле вздохнешь с сожалением, потому что — не сравнивается.
Кстати, по воскресеньям, во дни ресторанной пищи, Елена питалась отдельно, у себя на Втором. Прочие обитатели особняка тоже предпочитали разойтись по своим конурам, разобрав подносы с едой. В гостиной оставался один Саврасов, откушивая свои любимые блюда, которые ему доставляли отдельно — из корейского ресторана. Блюда, сами понимаете, были из собачатины. Азу, бифштексы, что там еще… и с каким же смаком он все это уплетал! Отвратно — до блевоты…
