– Почему?
Она удивила меня, с ходу ответив на мой вопрос:
– Потому что он умер где-то на Севере – в Бостоне, кажется. Разве библиотекарша вам не рассказывала?
Ах да – поездка в архив, разговор с библиотекаршей… Я так погрузилась в поиски Томаса Энлоу, что совсем забыла подробности того разговора.
– Да, да… мы беседовали… но, кажется, она не упоминала фамилию Смит, или я не обратила на это внимания.
– Я знаю, что его звали Натэниел. Видите ли, я была с Бет и ее классом в историческом музее в Саванне…
Упоминание музея освежило мне память.
– Она еще дала мне брошюру!
– Вы ее сохранили?
Я натужно думала, стараясь припомнить, что я могла с ней сделать, но ничего не вспоминалось.
– Куда же я ее сунула…
– Не тревожьтесь, найдется. Вещи всегда находятся. Но почему вас так интересуют эти Натэниел и Джорджина Смит?
– Я думаю, что Памела и Джорджина – сестры.
– Памела – акушерка, о которой я читала в письмах в архиве?
Я кивнула.
– Она была женой Джеффри Фразье. Та, которая якобы сбежала с британским пехотинцем, когда они уходили с острова. Но я в это не верю.
Прежде чем она успела спросить, почему, я сказала:
– Библиотекарша говорила что-то еще о Натэниеле. Вы не помните что?
На самом деле я отлично помнила, но хотела лишний раз убедиться.
– Да, она сказала, что в какой-то момент он продал свою плантацию на Сент-Саймонсе и переехал на Север с сыном и освобожденной рабыней.
– Я это тоже помню, – сказала я. Но, подумала я, у Натэниела не было детей, Джорджина не могла их иметь.
– Что? – спросила она. – Вы как будто хотели сказать что-то еще.
– Да, я подумала, переехала ли с ним туда его жена, поскольку о ней не упоминалось.
– Действительно… Я пришлю вам список могил, как только вернусь домой. И это наконец, может быть, даст вам ответ.
Я взяла сумку с прилавка и повесила ее через плечо.
– Список мне может и не понадобиться. У меня есть еще несколько часов до работы, так что я остановлюсь на кладбище и посмотрю, может быть, обнаружу там что-нибудь.
Тиш проводила меня до двери. Я помахала Бет.
– Все в порядке? У вас с Мэтью? Я звонила ему по поводу заказа растений для его офиса, и у него был такой подавленный тон, что я не могла вас не спросить. Он сказал мне, что он уже неделю в Саванне. Простите, что вмешиваюсь, но я хотела, чтобы вы знали – я всегда здесь, если вы захотите поговорить.
Меня до такой степени занимали мысли о Натэниеле и Джорджине, что не было времени подумать о Мэтью. Я постаралась улыбнуться.
– У нас маленькое осложнение, но все образуется. Не знаю как. Но все придет в норму.
Она улыбнулась и обняла меня.
– Хорошо. Я еще никогда не встречала двух людей, которые бы так подходили друг к другу, как вы. Позвоните мне и расскажите, если что-то найдете.
– Обязательно. Спасибо вам.
Колокольчик прощально звякнул мне вслед. Я остановилась на минуту на тротуаре, глядя на маяк, который был все тот же, но выглядел по-другому. И на магазины, которых тогда не было. Резко повернувшись, я зашагала туда, где оставила велосипед. Мне не терпелось поскорее добраться до Крайст-Черч и найти там Джорджину, чего бы мне это ни стоило.
Памела
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
1 марта 1815
Запахи пота, горячки и каминного пепла – камин не чистился более двух недель – пропитали весь дом и были постоянным напоминанием, что мы живем в изменчивом мире, и надежда в нас гаснет и гаснет. Последние три дня Джеффри не впускал меня в комнату, позволяя заходить к себе только Джемме, Джорджине и Робби, который уже поправился достаточно, чтобы выходить из своей комнаты. Джорджина уверила меня, что Джеффри в таком горячечном состоянии, что мысли у него путаются, и будет лучше, если я соглашусь не тревожить его.
Я не спорила, не имея на споры физических сил, которых хватало лишь на самые простые и необходимые действия. Но когда он спал, я не оставляла его, держа руку у него на груди, чтобы ощущать биение его сердца. Мое сердце болело, но целью моей было излечение мужа, достигнув чего, мы смогли бы собрать в единое целое обрывки наших жизней. Он поймет тогда, что мои ежедневные поездки к доктору Энлоу были ради него, а не по какой-либо другой причине.
Я сидела в гостиной, зашивая дырку на штанах Робби, когда услышала топот копыт по подъездной аллее. Я встала, чтобы выглянуть в окно, испытывая почти что дурноту от надежды увидеть Томаса. В течение последней недели холод и дождь со снегом не давали мне возможности попасть к нему. Мое возбуждение резко упало при виде Натэниела на черном коне – бока коня блестели от пота, от больших ноздрей шел пар.
Я смотрела, как он вошел в дом, и дверь тяжело ударилась об стену, когда он ее распахнул. Я выбежала ему навстречу с шитьем в руках, от его одежды пахло горелой листвой и зимним воздухом.
– Они уходят. Все. Уходят сегодня. – У него в руках была газета. – Джон Купер нашел ее в Кэннонз Пойнт, где британцы ее бросили. Она вышла еще неделю назад, и в ней говорится, что с Британией был подписан мир в Генте двадцать четвертого декабря и Конгресс ратифицировал договор шестнадцатого февраля. Это было уже две недели назад! Так что конфискация ими нашей собственности была незаконной, так как война закончилась больше двух месяцев тому назад.
Я увидела наверху лестницы Джемму, которая услышала шум из комнаты больного. Она смотрела на меня вопросительно. Все, о чем я могла думать, был доктор Энлоу и лекарство, которое он обещал. А теперь он уезжает, и все мои надежды рухнули. Но я не могла всего этого сразу сказать Джемме.
– Нет. Они не могут уйти. Я должна найти док-тора Энлоу и узнать, когда он вернется, – ответила я Натэниелу.
Натэниел смотрел на меня сочувственно.
– Они уже убрали палатки в Кэннонз Пойнт и начали отправлять имущество и солдат по реке на корабли, находящиеся в проливе. Уже несколько дней они вывозили наших людей и имущество. Это беззаконие.
Джемма спустилась по лестнице и встала рядом со мной, как будто чувствуя, что известия, принесенные Натэниелом, наносят мне последний сокрушительный удар. Я взглянула на шитье в моих руках и увидела, что шерсть измочена слезами, а нитка безнадежно запуталась. Работа выскользнула у меня из рук.
– Нет, – пробормотала я. – Этого не может быть.
– Это так. Я сам слышал от Джона Купера, когда он принес мне газету. Я хотел сразу же поехать в лагерь, найти там доктора и узнать, что можно сделать насчет лекарства для Джеффри. Но Джорджина настояла, что поедет сама, поскольку она с ним знакома и знает, где его найти. Я согласился – это ускорило бы дело, и настоял, чтобы она взяла с собой нашего Аарона, для безопасности. Боюсь только, времени у нас остается совсем мало.
Он достал из жилетного кармана часы.
– Оставайтесь здесь и ждите. Я велел Джорджине возвращаться прямо сюда и передать вам, что она узнает. А тем временем мне нужно оповестить наших соседей, чтобы они успели потребовать возвращения им их людей до отплытия кораблей.
Я покачала головой:
– Нет, я не могу ждать. Сидение здесь меня убьет. Если я поеду в Кэннонз Пойнт, я наверняка встречу Джорджину по дороге. Я возьму с собой Джемму, так что я не буду одна. Мэри позаботится о Робби и Джеффри и объяснит ситуацию Джорджине, если мы с ней разминемся.
Он нахмурился, глядя на Джемму – какой от нее будет прок, если кому-то захочется причинить мне вред, говорил его взгляд. Я видела, однако, что он понимает всю невозможность отговорить меня трогаться с места и бросаться в полную неизвестность.
– Ладно, пусть так, – отвечал он со вздохом. – Но я настаиваю, чтобы вы взяли для защиты мой пистолет.
Он достал из-за пояса маленький кремневый пистолет и вручил его мне.
– Вы умеете им пользоваться?
Я кивнула. Не имея сына, мой отец учил меня охотиться и владеть оружием. Я осторожно взяла пистолет и опустила его в глубокий карман юбки.
– Он заряжен, но можно сделать только один выстрел, так что цельтесь хорошенько.
Он подождал, пока я еще раз кивну, и продолжил:
– Возвращайтесь, как только узнаете новости. Сейчас, когда Джеффри болен, ваше благополучие – на моей ответственности.
– Да, Натэниел, я поняла вас. – И, не простившись с ним, я побежала наверх дать инструкции Мэри и обнять Робби.
– Ты остаешься за хозяина, – сказала я, целуя его в лоб. Он сидел на полу с деревянными солдатиками, которых вырезал ему Джеффри. – Пока твой отец не поправится, – добавила я.
– Да, мама.
– Я люблю тебя, Робби. – Я удивила его, крепко его обняв, что ему нравилось все меньше и меньше по мере того, как он становился старше.
– До свидания, – сказала я, стараясь не замечать тревогу в его глазах и в то же время стараясь их запомнить, как будто мы прощались навсегда. Потом я зашла к Джеффри.
Человек, лежавший в постели, был его тенью – скелет, плотно обтянутый кожей. Стеклянные глаза не видели ничего, как будто он уже смотрел в другой мир. Я присела на край постели, не уверенная, что он замечает мое присутствие.
