— Хорошего дня.
Эйдин всегда терпеть не могла это ходячее выражение, принятое в голливудской поп-культуре: оно казалось ей типично американским лицемерием. Но совсем другое дело — когда тебе желают этого от души. Сама себе удивляясь, Эйдин отвечает:
— И вам.
* * *
Когда Эйдин поворачивает ключ в двери, Гас Спаркс — все в тех же сандалиях и в свежей отглаженной рубашке — восседает в единственном кресле в номере мотеля, одним своим присутствием придавая этому номеру какое-то неизъяснимое достоинство. Эйдин здоровается с ним и кивает бабушке, сидящей на постели, а затем дерзко приподнимает бровь, словно хочет спросить: «А это еще что за новости?»
— А вот и ты, — говорит бабушка, громко сморкаясь. Эйдин мысленно отмечает: надо бы посоветовать ей в будущем не трубить так в присутствии Гаса. — Я уж думала, ты заблудилась.
— Вот еще, — отвечает Эйдин и начинает накрывать на тумбочке стол для скромного обеда: бумажная салфетка, пластиковая ложка, дымящийся бульон.
— Ты заботливая внучка, — говорит Гас.
— Она у нас вообще миляга.
Эйдин, стараясь не показать, что ей приятно, спрашивает:
— Тебе уже лучше?
— Пока еще не на сто процентов, птенчик, но жить буду. Мне ведь все-таки не восемьдесят девять лет.
— Нет. Всего лишь восемьдесят три.
Бабушка похлопывает ладонью по кровати — Присядь ко мне. У Раса есть для нас новости, но я не дала ему произнести ни слова, пока ты не пришла Правда же, Гас?
Она подкладывает две плоские подушки себе под спину, устраивается на них у изголовья кровати и осторожно пробует ложку бульона.
— Я, правда, еще не до конца уверен, — говорит Гас, — но, кажется, у нас есть кое-что.
— Вы наш герой, — говорит бабушка.
— О нет, я не хочу присваивать себе чужие лавры. Это все Боб.
— Боб всего лишь винтик! А если бы мы не встретили вас, то вернулись бы домой ни с чем.
Гас протягивает Милли папку, и пальцы у него дрожат — Эйдин не замечала этого за ним в тот день, когда они его встретили. Она смотрит на вторую руку и видит, что и та дрожит тоже. Что это — какая-то ужасная стариковская болезнь, вроде эпилепсии или диабета? Или это бабушка на него так действует?
— Вначале мы просмотрели договоры всех женщин-арендаторов за последние два года. Боб выписал номера их машин и проверил на компьютере, а потом мы оставили только женщин в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет. — Гас выдерживает паузу, улыбаясь бабушке. — Хотите хорошую новость?
Бабушка отодвигает суп.
— А что, еще и плохая есть?
— Нет. Сам не понимаю, почему я так сказал.
— Может, просто волнуетесь, как и мы? — говорит бабушка.
— Всяко лучше, чем прочищать унитазы у недовольных жильцов, — усмехается он. — Итак, хорошая новость: под эти параметры подошли всего три женщины. — Гас встает, — Хотите взглянуть, нет ли среди них той, кого вы ищете?
Эйдин перестает дышать. Бабушка тянется к папке, и из рукава у нее вылетают две скомканные салфетки.
— Мне нужны очки.
— Можно посмотреть? — спрашивает Эйдин.
— Как чудесно быть такой молодой! — говорит бабушка.
Эйдин выхватывает папку из бабушкиных рук и замирает: с первой же фотографии на нее смотрит сердитая, хмурая женщина средних лет. Эйдин видела Сильвию всего несколько раз, и всегда она была дружелюбной, жизнерадостной и симпатичной. Однако сомнений быть не может: перед ней Сильвия Феннинг.
— Боже мой!
— Она? — спрашивает Гас.
— Согласно этому документу, ее имя — и фамилия по мужу — Сильвия Уэст, — говорит Гас. — А Феннинг — девичья фамилия.
— Ага, — говорит бабушка. — Эйдин, да найдешь ты эти очки или нет? Мне надо посмотреть.
— Может, мои подойдут? — спрашивает Гас. — Вот, попробуйте.
В его маленьких очках в проволочной оправе лицо у бабушки делается вдумчивым и серьезным, да она еще и нарочно напускает на себя глубокомысленный вид и только затем прищуривается на портрет Сильвии Феннинг. Долго вглядывается в него.
— Вот это да, — говорит она наконец, не замечая, что у нее течет из носа.
— Это она, — говорит Эйдин.
— Точно она, — соглашается бабушка.
— Вот коза! — говорит Эйдин.
— Если вы уверены, — говорит Гас, — Боб может навести о ней справки: выяснить, платит ли она налоги, нет ли на ней просроченных кредитов или штрафов за неправильную парковку. Если повезет, можно будет выяснить ее нынешний адрес.
— Забавно, но очки подошли. Значит, мы с вами видим одинаково, а, Гас?
56
Кевин расхаживает взад-вперед по кухне, щуря глаза и выстраивая в уме сложные схемы — время прибытия, города, цены. Менеджер по продажам авиабилетов поясняет: первый рейс во Флориду, на какой есть место, — послезавтра в обед. Дело предстоит нелегкое, но Кевин радуется тому, как сплотилась его семья. Грейс отправляется в ближайший банкомат, чтобы снять евро: доллары есть только в некоторых банках в центре города, сейчас на это нет времени. Придется отдавать грабительский процент в обменнике. Джерард по собственной инициативе предложил ненадолго приехать домой и присмотреть за младшими. Это было волшебно. Нуала вот-вот вернется с занятий в дискуссионном клубе, а Киран назначен ответственным за паспорт. Милый Киран — он еще в том возрасте, когда поручения доставляют радость.
Тут возникает некоторое затруднение. Рейс прибывает в Майами, в нескольких часах езды от Клируотера. Придется долго ехать ночью по жутковатым магистралям и дорогам юга Америки. В других обстоятельствах он не отказался бы прокатиться в Майами всей семьей. Латиноамериканская музыка, веселая толпа, мохито у бассейна, пока дети плещутся под ярким солнцем, групповые уроки тенниса с профессионалом, завтрак «шведский стол» и лодка напрокат. Но сейчас, конечно, не до того. Агент объясняет, что если у Кевина есть возможность подождать еще один день — то есть получается уже два, — то можно лететь через Атланту, а там пересесть на рейс в Тампу — это уже совсем рядом с Клируотером. Кевин, продолжая висеть на телефоне, гуглит и выясняет, что Клируотер широко известен как логово сайентологов. В самом центре города располагается их роскошная резиденция — «суперздание» длиной в целый квартал. Может быть, маму соблазнили предложением пройти «личностные тесты» и обрести «духовное пробуждение». Только представить себе — сайентологи против Милли Гогарти! Удачи вам, ребята.
Сколько ни ломает Кевин голову, он не может понять, как и зачем его мать и дочь занесло именно во Флориду. Если мама что-то терпеть не может, так это жару и стариков. И все-таки она, по всей видимости, именно там, поэтому, несмотря на огорчительную задержку, он подсчитывает непомерные расходы на бронирование билета в последнюю минуту и дает номер кредитной карты — еще одно зерно тревоги о финансовых делах, посеянное в его и без того измученном мозгу. С тех пор, как выяснилось, где они, он снова и снова пытался дозвониться до Эйдин, но всякий раз ему отвечала лишь безумно раздражающая длинная трель американского гудка. Ну да ладно. С ощущением беспомощности покончено. Он летит за ними.
В разгар всей этой суматохи Нуала возвращается домой в самом мрачном расположении духа. Руководительница клуба отозвалась о ней нелестно — она, мол, переигрывает, слишком давит на эмоции, и это выглядит фальшиво. Узнав от Кирана, что отец летит в Америку, она топает стройной ножкой и тут же наседает на него:
— Но ты же пропустишь мои дебаты! — Нуала в ярости — сейчас она и впрямь давит на эмоции. — «Трудное время — возможность узнать себя». Ты должен прийти послушать!
Кевин делает ей знак замолчать и показывает пальцем на телефон.
Нуала, не обращая на это внимания, выбирает из своего арсенала сильнодействующее оружие: громкий, пронзительный вой, способный просверлить уши и мозг насквозь.
— Так нече-е-естно!
— Тихо! — шипит Кевин.
Нуала умолкает и сердито смотрит на него, пока он, поблагодарив, не вешает трубку с чувством некоторого облегчения: план выкристаллизовывается.
