26
Грохот в дверь раздавался уже долго, Даер, осознавая его, принялся выкарабкиваться по скользким стенкам раковины сна, в которой себя обнаружил, в неистовой попытке сбежать в сознание. Когда наконец он открыл глаза и вернулся в комнату, странная истома оставалась, словно огромная мягкая подушка под ним; ему не хотелось шевелиться. Все равно кулак настойчиво бил в дверь, то и дело останавливаясь, поэтому, когда принимался снова, стук был громче после тишины, настававшей в промежутке.
Под ним были подушки и над ним были подушки; он не мог шевельнуться. Но выкрикнул:
— Кто там? — несколько раз, каждый — умудряясь вложить в свой непокорный голос немного больше силы.
Стук прекратился. Вскоре он ощутил слабое любопытство — узнать, кто же там. Он сел, затем встал и прошел к двери, снова сказал, прижав рот близко к дереву:
— Кто это?
Снаружи доносилось лишь нерегулярное капанье воды со свесов на голую землю. «Значит, опять дождь шел», — подумал он, одновременно пугаясь: он поднес руку к лицу и обнаружил на нем трехдневную щетину.
Он отпер дверь, открыл ее и выглянул наружу. День стоял темный, и, как он и ожидал, в поле зрения никого не было. Да и теперь ему было всего лишь смутно любопытно знать, кто стучал. То не было безразличие; он знал, что это касается его непосредственно, — знал, что его должно жизненно волновать, кто стоял за дверью мгновение назад. Но теперь в нем осталось недостаточно его, чтобы как-то переживать о чем-то; все истратилось прошлой ночью. Сегодня он был, как старая потертая кинопленка, сорвавшаяся с катушки, — тусклый, дерганый, мерцающий, исцарапанный и с сюжетом, который он не мог ухватить. Трудно было обращать на это внимание.
Когда он повернулся, чтобы зайти обратно, потому что ему снова хотелось спать, его окликнул голос:
— Hola! — со стороны ручья.
И хотя трудно было сосредоточиться (долина была мрачной серой неразберихой), он увидел человека, который секунду назад стоял неподвижно, глядя на дом, а теперь пошел к нему. Даер не шевельнулся; он наблюдал; на макушке он то и дело ощущал холодные капли, падавшие по одиночке, не спеша с неба.
Человек был бербером в сельской одежде. Приближаясь к дому, он пошел медленнее и стал оглядываться на дорожку. Вскоре остановился совсем и встал, очевидно дожидаясь кого-то за ним. Между скал немного погодя возникли две фигуры и перебрались через ручей, по изгибу тропы. Даер, оставаясь в дверях и глядя на это нежданное появление, чувствуя, что оно наверняка означает что-то крайне важное для него, не сумел собрать в себе достаточно сил, чтобы сделать вывод; он наблюдал. Когда две фигуры достигли того места, где стояла одна, они остановились и посовещались с ним; он помахал рукой в сторону дома, после чего сел, а они двинулись по тропе дальше. Но теперь Даер начал смотреть пристально, потому что на одной фигуре был мундир с джодпурами и сапогами, а на другой, которой, похоже, требовалась помощь при восхождении, был плащ и ярко-пурпурный тюрбан. Когда двое прошли примерно половину пути от сидевшего бербера до дома, он потрясенно осознал, что второй фигурой была женщина в брюках. И мгновение спустя рот его слегка приоткрылся, потому что он узнал Дейзи. Себе под нос он сказал:
— Боже праведный!
Когда они подошли ближе и увидели, что он не сводит с них глаз, она помахала, но ничего не сказала. Даер, ведя себя как маленький ребенок, стоял и смотрел, как она приближается, — даже не ответил на ее приветствие.
— О! — воскликнула она, чуть запыхавшись, когда вышла на ровный участок земли, где стоял дом. Она подошла к двери и протянула руку.
Он взял ее, по-прежнему глядя на Дейзи, не веря.
— Здравствуйте, — сказал он.
— Послушайте. Будьте так добры, не считайте, что я лезу не в свое дело. Вы как? — Она отпустила его руку и нацелила на его лицо пронзительный взгляд; не думая, он поднес руку к подбородку. — Все в порядке? — Не дожидаясь ответа, она повернулась к человеку в шоферском мундире. — Me puedes espapar ahí abajo.[126] — Она показала на туземца, ждавшего ниже; мужчина апатично отсалютовал и отошел. — О! — снова сказала Дейзи, оглядываясь, куда можно сесть, и не видя ничего, кроме влажной земли. — Я должна присесть. Не могли бы мы зайти туда, где сухо?
— Ой, конечно. — Даер ожил. — Я просто удивился, увидев вас. Проходите. — (Она перешла через всю комнату и села на циновку перед мертвым очагом.) — Что вы здесь делаете? — спросил он голосом невыразительным.
Она склонила сведенные колени на сторону и сложила на них руки.
— Очевидно, приехала повидать вас. — Она посмотрела на него снизу вверх. — Но вы, конечно, хотите знать зачем. Если наберетесь терпения, пока я переведу дыхание, я вам расскажу. — Она умолкла и вздохнула. — Выложу вам все, а вы можете поступить как знаете. — Теперь она дотянулась и схватила его за руку. — Дорогуша, — звук ее голоса изменился, стал настойчивее, — вы должны вернуться. Сядьте. Нет, сюда, рядом со мной. Вам нужно вернуться в Танжер. Поэтому я и здесь. Помочь вам вернуться.
Она почувствовала, как его тело напряглось, когда он быстро повернул голову посмотреть на нее.
— Не разговаривайте, — сказала она. — Позвольте мне вам все изложить. Уже поздно, будет дождь, а мы должны выехать из Аглы еще засветло. До carretera[127] двадцать семь километров троп. Вы ничего не знаете о дорогах, потому что приехали сюда не так.
— Откуда вам известно, как я сюда приехал?
— Вы взаправду считаете меня полной дурой, правда? — Она предложила ему сигарету из своего портсигара, и они немного покурили молча. — Я как-то вечером видела делишки в саду и, мне показалось, узнала этого пьяного брата Бейдауи. И у меня не было причин сомневаться в словах его жены. Согласно ей, он привез вас сюда. Вот так-то. Но все это не имеет значения.
Он думал: «Как мне узнать, сколько ей известно?» Лучше всего, казалось, просто у нее спросить; поэтому он перебил ее, сказав:
— Что они вам сообщили?
— Кто? — сухо сказала она. — Джек Уилкокс и Ронни Эшком-Дэнверз?
Он не ответил.
— Если вы о них, — продолжала она, — то они мне рассказали всё, естественно. Вы все чертовы дурни, все втроем, но вы — самый большой чертов дурень. Чем, во имя Господа нашего, вы думали? Конечно, я не знаю, чем думал Джек для начала, когда позволил вам забрать деньги Ронни, а он так скрытен, что я не смогла ничего понять из его глупых россказней. И лишь когда я вчера встретила Ронни в аэропорту, мне как-то удалось все связать воедино. Ронни мой старинный друг, и могу вам сказать, он более чем недоволен этим всем, как и следовало ожидать.
— Да, — сказал он, совершенно не понимая, что тут можно сказать еще.
— Я спорила с ним до хрипоты, стараясь убедить его, чтобы он позволил мне сюда приехать. Конечно, он был целиком и полностью за то, чтобы приехать самому с бандой подонков из порта и рискнуть забрать деньги силой. Потому что, очевидно, легальными способами он сделать этого не может. Но я думаю, теперь он понимает, насколько детская это была мысль. Я его убедила в том, насколько лучше будет, если я уговорю вас вернуться по собственной воле.
Даер подумал: значит, Эшком-Дэнверз — ее старинный друг. Он ей пообещал долю от всего, что она ему вернет. И вспомнил гостиничную бронь мадам Уэрт в Марракеше; с таким же успехом Дейзи могла бы говорить ему: «Вернитесь, пожалуйста, и опять станьте жертвой ради меня».
— Это не обсуждается, — коротко сказал он.
— О, вот как? — воскликнула она, сверкнув глазами. — Потому что маленький мистер Даер так сказал, я полагаю?
Он вспыхнул:
— Вот именно, черт возьми!
Она подалась к нему:
— Из-за чего, по-вашему, я сюда приперлась, чертов, чертов вы дурень, самодовольный вы идиот? Боже!
— Не знаю. Сам этим вопросом задаюсь, — сказал он, швыряя окурок в очаг.
— Я приехала… — она помедлила, — потому что нет дуры больше меня, потому что по какому-то отвратительному дефекту моего характера, я… потому что я отчего-то… позволила вам мне понравиться. Бог знает почему! Бог знает! Как вы считаете, я приперлась в такую даль только для того, чтобы помочь Ронни вернуть его деньги? — («Да запросто», — подумал он.) — Он лучше приспособлен для облав, чем я, у него банда головорезов с Марсы. — («Ничему из этого сама она не верит. Она считает, что может это провернуть лучше», — сказал он себе.) — Я здесь потому, что Ронни мой друг, да, и потому, что мне стоило бы помочь ему вернуть то, что ему принадлежит, что вы у него украли. — (Ее голос немного дрогнул на слове украли.) — Да, разумеется. Все это. И еще я здесь потому, что единственное, что поможет ему, так уж вышло, поможет и вам.
— Принесет пользу моей душе, я знаю. Прийти и во всем признаться как на духу.
