На следующий день после нашего возвращения я рассказываю папе, что пожилая женщина, которая дала мне гребень, — моя биологическая бабушка. Я пересказываю ее невероятную историю и говорю, что обещала помочь ей встретиться с сестрой. Я решаю не упоминать, что я потомок императрицы Мёнсон и должна послужить Корее. Я чувствую себя виноватой, что скрываю от папы такие вещи, но если честно, я же не знаю, правда это или нет.
Папа внимательно слушает и задает вопросы. Я отвечаю как могу. Потом он спрашивает про гребень. Я отвечаю, что это просто семейная реликвия и миссис Хон отдала ее мне, чтобы напомнить о моем корейском наследии.
— А зачем он так понадобился этим чиновникам? — спрашивает он.
— Пап, это просто семейная реликвия, — повторяю я.
Он скептически приподнимает бровь, но вопросов больше не задает.
Вечером я обдумываю возвращение в колледж — надо же закончить последний курс. Когда я уходила, в чикагском Северо-Западном сказали, что примут меня, если я решу вернуться. Папа говорит, что мне стоит вернуться именно туда, но я решаю лучше остаться дома и поступить в Университет Миннесоты. Я захожу на его сайт, чтобы посмотреть, куда я смогу попасть. Я все еще не определилась со специальностью, а до окончания срока регистрации осталось всего несколько дней. Я достаю свой список плюсов и минусов медицинского и юридического факультетов. Медицинский факультет и ординатура — это дорого, и понадобится пахать десять лет. Но в итоге у меня будет престижная работа с хорошим доходом. Юрфак в сравнении с медициной гораздо легче — всего три года магистратуры и несколько лет младшим юристом. Но зато карьера в юриспруденции — штука гораздо менее надежная, чем в медицине.
А можно и вовсе заняться чем-то совсем другим. Я не знаю.
С экрана компьютера на меня смотрят доступные варианты. Я ищу ответ в сердце, как советовала мне миссис Хон, но сердце молчит. Я закрываю сайт университета. Несколько дней на размышления у меня еще есть.
Папа возвращается к своему тоскливому распорядку, и меня это очень огорчает. Каждый день он рано утром уходит на работу, а вечером возвращается и сидит в темной гостиной, задвинув шторы. Потом он надевает фартук для барбекю и готовит ужин. Меню каждую неделю одно и то же. По понедельникам мамин гуляш, по вторникам мамина запеченная тилапия, по средам ее цыпленок в пармезане… и так далее. Каждую неделю те же блюда по маминым рецептам. Когда я предлагаю приготовить что-то другое, папа говорит:
— Нет, я все сделаю.
* * *
В один прекрасный день я ищу в Интернете корейское посольство и вижу, что в Миннеаполисе есть консульство. Оно на Парк-авеню, там, где особняки девятнадцатого века переделаны в модные офисы для юристов и психологов. Я сажусь в мамину «короллу» и еду туда. Консульство находится на третьем этаже трехэтажного каменного особняка. Я поднимаюсь на два пролета по лестнице и захожу в приемную. В углу на подставке стоит флаг Южной Кореи. За стеклянным столом сидит кореянка в стильных очках в красной оправе. Она встречает меня любезной улыбкой.
— Чем я могу вам помочь? — спрашивает она.
— Я хочу организовать встречу с человеком из Северной Кореи, — говорю я.
— Понятно, — отвечает она. — Вам надо обратиться к мистеру Хану.
Она показывает мне на кушетку, где можно посидеть, и предлагает кофе, но я отказываюсь. Потом она уходит куда-то в глубь консульства, а я сажусь и жду. На стенах туристические плакаты, приглашающие в Южную Корею. Это и правда красивая страна. Цепи холмов, суровые гранитные скалы, два морских побережья и столица — полный жизни Сеул, где я родилась.
Наконец в вестибюль выходит мужчина в темно-синем костюме, белой рубашке и красном галстуке. На лацкане у него значок с флагом Республики Корея.
— Моя фамилия Хан, — представляется он. — Я так понимаю, вы хотите связаться с кем-то на Севере? — Он говорит по-английски с очень слабым акцентом. У него умное лицо, он стройный и подтянутый, на вид ему лет тридцать с чем-то.
— Да, — отвечаю я. — Это длинная история.
— Буду рад ее выслушать, — говорит мистер Хан. Он приглашает меня следовать за ним, и мы идем по коридору в большой кабинет, где когда-то, наверное, была спальня хозяев особняка. Полы из плотной древесины устланы коврами, стены обшиты панелями из дерева, слуховое окно выходит на улицу. Я сажусь на кушетку сбоку от письменного стола, мистер Хан — на стул рядом.
Он складывает руки на коленях и спрашивает, как меня зовут. Я отвечаю и добавляю, что меня удочерили в младенчестве. Он просит объяснить мою просьбу поподробнее. Я рассказываю ему про поездку в Корею и встречу с корейской бабушкой, а потом кратко пересказываю ее историю. Про гребень с двухголовым драконом и про то, что императрица Мёнсон — моя прапрапрапрабабушка, я не упоминаю. Я объясняю, что обещала помочь миссис Хон встретиться с сестрой.
Когда я заканчиваю рассказ, мистер Хан кивает.
— Очень интересно. А откуда вы знаете, что бабушка говорила правду?
Пару секунд я обдумываю ответ.
— Да ниоткуда, наверное, — признаю я.
Он улыбается.
— Ладно, посмотрим, что тут можно сделать.
Я придвигаюсь поближе.
— То есть вы сможете устроить встречу?
Мистер Хан пожимает плечами.
— Иногда удается это сделать. Но сейчас, боюсь, не такой момент.
— Почему?
Он подается вперед.
— Вы, конечно, знаете, что Северная и Южная Корея официально находятся в состоянии войны. После окончания боевых действий в 1953 году официальный мирный договор не подписывали. Стороны согласились только на перемирие, и прямо сейчас обстановка очень напряженная, особенно с учетом того, что Север проводит испытания ядерного оружия.
— Ну да, я знаю. Но я читала, что иногда семьям удается встретиться.
Он кивает.
— Все зависит от конкретной ситуации в отношениях между государствами. Иногда подобные встречи прекращаются на много лет. А когда их все-таки устраивают, это приходится делать через… неофициальные каналы.
— Как это — через неофициальные каналы?
— С помощью, так сказать, взяток, мисс Карлсон, — говорит он с лукавым и одновременно дипломатичным видом. — С обеих сторон. Получается очень дорого.
— Ладно, а «очень дорого» — это сколько? — спрашиваю я.
Он называет сумму, превышающую стоимость года обучения в университете Миннесоты.
— Не уверена, что мне это по средствам, — говорю я.
— Неважно, — отвечает мистер Хан. — Как я уже сказал, в настоящий момент обе страны не допускают никаких контактов.
— А когда допустят, как вы считаете?
— Боюсь, предсказать невозможно.
Я киваю и уточняю:
— Но вы мне сообщите, если вдруг ситуация изменится? Я же обещала бабушке.
— С радостью. Оставьте ваши данные Чжа Сук в приемной. Тем временем мы попробуем найти информацию о сестре вашей бабушки. Вполне может быть, что ее уже нет в живых. Но если она жива, то в благоприятном случае мы постараемся организовать встречу. Конечно, если вы сможете заплатить.
Мистер Хан встает и протягивает мне руку. Мы обмениваемся рукопожатиями.
— Рад знакомству, — говорит он.
Я кланяюсь и прошу у него визитку. Когда он мне ее протягивает, я не забываю взять ее как положено, двумя руками, и почтительно изучить. Я благодарю его и говорю, что буду ждать новостей.
* * *
Дома я с облегчением обнаруживаю, что служба «Федерал экспресс» доставила маленький селадоновый горшок, который я отправила себе почтой из «Косни». Я открываю коробку и лезу внутрь, под упаковочную бумагу: когда продавщица отвернулась, я сунула туда гребень с двухголовым драконом. Он на месте. Я так и думала.
Я отношу гребень в наш банк и арендую индивидуальную ячейку. Пожилая сотрудница дает мне ключ от ячейки и ведет в депозитарий. Я закрываю дверь и достаю из сумки гребень. Перед тем как убрать его в ячейку, я разворачиваю коричневую ткань и еще раз его изучаю.
Здесь, в тишине депозитария, у меня наконец есть шанс как следует разглядеть гребень. Я изумляюсь тому, как мастер из настолько крошечных кусочков слоновой кости сложил двухголового дракона, который выглядит как живой. Я рассматриваю золотую кромку, идеально прилегающую к изгибу темно-зеленого черепахового панциря. И правда изумительная вещь, достойная императорской династии.
