– Хорошо ли мы жить станем?
Снова заметались тени, в неровном пламени свечи и пляшущих бликах, поплыла вдруг фигура старухи перед её глазами, закачалось всё вокруг, уши заложило, будто глубоко под водой, голова как в тумане сделалась.
– Хорошо, – ответила старуха. Голос её донёсся до Екатерины издалека тугой тягучей волной.
– Последний вопрос остался, – подумала Катерина, – Или ещё два? Не помню, не понимаю, голова кругом, сил нет в ногах. Уйти бы, да старуха стоит перед нею – нельзя.
– Будут ли детки у нас? – задала она свой вопрос и не узнала своего голоса, был он чужим, далёким, не её.
– Будут, – одним лишь словом снова ответила Ёка.
Катерина глядела на неё и ждала, когда же уйдёт жуткая старуха. Но та не торопилась, она стояла, покачиваясь, и глядела Катерине прямо в глаза.
– Последний вопрос, – прошипела Ёка, – Задавай…
– Нет, – подумала Катерина, – Был уже последний… Или не был?… Ничего не помню… Спать хочется… Мочи нет…
Всё плыло кругом. Свеча почти догорела, небольшой огарок слабо мерцал на полу.
– Странно как, – вяло подумала Катерина, – Как быстро свеча прогорела. А ведь скоро я останусь в полной темноте с этой, тогда конец…
Она глянула на старуху, стоявшую за кругом, пальцы её шевелились, а бескровные тонкие губы бормотали неразборчивые слова.
– Спрашивай, – снова повторила Ёка.
Катерина открыла было рот, но тут свеча моргнула в последний раз, и погасла. Темнота накрыла девушку. Вокруг завертелось всё, зашелестело, сотни ледяных когтистых лап царапнули по телу. Силы оставили Катерину и она упала, как сквозь сон услышала она топот ног, кто-то взбирался по лестнице на повети, а после померкло всё.
***
Очнулась Катерина в избе. Она лежала на кровати, укрытая тулупом, напротив, у большой жаркой печи хлопотала бабушка Полюшки, доставала какие-то горшки, переливала, подмешивала.
– Очнулась, девка? – повернулась она к Катерине, – Вот и хорошо! Жизнь победила. А мы уж думали, забрала тебя Ёка. Ишь чего удумала-то, как ворожить. Да мыслимо ли, в мир мёртвых соваться?
– Спасибо, – прошептала Катерина.
– Ты Полюшке спасибо скажи, она тебя спасла. Я ведь и её учу кой-чему, передаю знания свои. Пока гадала ты, проследила Полюшка за тобой, а как Ёка к тебе подскочила, успела Полюшка порошок из особых трав рассыпать вокруг тебя и себя, а после и на старуху сыпанула. Получилось у неё, ушла старуха, чудо конечно, Полюшка-то ещё молода, да видать есть у неё сила. Сумела тебя вызволить. Ты уж на границе, почитай, была, меж нашим миром и иным. Эх, Катеринка, Катеринка, как только додумалась ты до такого! Да не горюй, волосы-то твои на полу остались, сожгла я их, хорошо, что Ёка не унесла их, тогда уж не вызволили бы мы тебя, так и стала бы навью.
Долго поправлялась Катерина. Вот уж и весна пришла. А когда яблони зацвели, посватался к ней Игнат. По осени, на Покрова, и свадьбу сыграли. Долго они жили и счастливо, а урок тот на всю жизнь Катерина запомнила. Нельзя переходить грань. Никогда.
Тополь на краю села
Бабушка моя сказывала, что в бузине черти водятся. Мол, нельзя этот куст возле избы сажать. Не то беда может приключиться. Правда то али ложь, сказать не могу. А вот про тополь, который людей губил, расскажу вам.
Это всё присказка была, а сейчас сама сказка пойдёт. На краю одного села тополь стоял. Старый тополь, ветвистый, могучий. Все ребятишки любили возле него резвиться. Бегут, ну будто мёдом тут намазано – лазают, качаются, в прятки играют, прыгают по широким ветвям.
И вот как-то раз играли ребята, как обычно, у того тополя, да тут и вечереть стало, домой пора. Глядят, а мальчонка один, самый маленький, наверх залез, высоко, да и сидит там.
Принялись товарищи ему кричать, мол, спускайся, а он ни в какую. За ветку держится, вцепился в неё ручонками и ревёт.
– Давай я тебя сниму, – позвал Егорка.
Лишь только полез к нему, мальчонка пуще прежнего заголосил:
– Ай, больно, больно, стой!
– Да что такое?
А тот в ответ:
– Как ты полез оно меня сильнее схватило!
Ничего не поймут ребятишки.
– Да кто схватил тебя?
– Дерево! Оно меня держит!
Что делать? Ребята к нему и так и эдак, а мальчонку, знай своё, голосит.
И решили тогда ребята бежать за матерью того мальчика, чтобы она сына свлего успокоила, а они бы после и сняли его. Верно он испугался, как увидел, на какую высоту-то забрался.
Так и сделали. Побежали в село, за матерью. Воротились они назад с той женщиной и видят – а мальчонка уже на земле, под деревом лежит, еле дышит.
Подхватила мать сыночка, побежала в село, да не успела… Горевали сильно, в деревне ведь и горе и радость – всё общее.
Проходит неделя и та же история повторяется сызнова. Залез один из ребят на тополь, а слезть не смог, вытянулся на ветке, побелел, замер.
– Петруня, спускайся ты чего! – кричат ему ребята. А он лишь губами шевелит, что-то сказать силится, да со страху, видать, не может.
– Держит оно меня, не могу, – донеслось до товарищей.
А спустя мгновение упал мальчишка с глухим ударом на землю, да тут же и помер.
По селу ужас пронёсся, матери детям строго-настрого наказывают, чтоб и близко не смели к тому дереву подходить. А те и сами боятся, перешептываются промеж себя, что дерево-то, мол, живое. А кто-то и вовсе сказал, что на тополе том бес живёт, мол, видел вчерась, как нечистый скакал по ветвям. Сам махонький, с рожками да копытцами, а глаза красным горят.
Минуло несколько дней и весть разнеслась по селу – тополь Демьяна погубил. Демьяну девятнадцать годов было, гуляли они поздно вечером у реки с невестой Ульянкой, а после под тополем тем присели отдохнуть. Поначалу-то тихо всё было, а после видит Ульянка, что-то не то с женихом её. Глаза его округлились, ртом воздух хватает, руки в стороны раскинул.
Схватила Ульянка Демьяна за руку, тянет, хочет от дерева подальше оттащить, а не может – будто сила неведомая держит того. А Демьян уже посинел, хрипит, прижался спиной к тополю и сдвинуться с места не может. Плачет Ульянка, стучит по могучему стволу кулачками, да что толку. Упал Демьян бездыханный к её ногам.
Скорбь легла на лица сельчан. Все разговоры только о том тополе. Что тут творится? Али колдунья в их селе завелась? И решили люди идти к бабке Матрёне, что на другом краю села жила. Старенькая она уже была, под сто лет ей стукнуло, с постели вовсе не вставала. Жила она с дочерью, а дочери той и самой уж восьмой десяток пошёл. А в своём уме была бабка Матрёна и память у неё была ясная.
– Вот и испросим у ей совета как быть и что делать? – говорит народ.
Пришли к бабке, а та лишь только услышала их рассказ, тут же и велела тополь рубить, а пень выкорчевать и сжечь всё, а на том месте панихиду отслужить.
– Семьдесят лет он молчал, – проговорила Матрёна, – Знать снова крови захотел напиться.
– Да что такое с тополем тем? – спрашивают люди.
И вот что бабка Матрёна им поведала.
– Давно это было. Я тогда молодухой была, только замуж вышла. И случилось в нашем селе, что девку снасильничали. Так она сама братьям своим сказала. И указала на того, кто это сделал. Братья долго разбираться не стали и за такое зло устроили самосуд. Злодея на том тополе и повесили. А после и созналась девка, что наговорила она на него от ревности, что он ей другую предпочёл. А почему призналась? Да стала душа его являться к ней и грозить, что уничтожит род её.
Со временем поутихло вроде всё, забылось. Да спустя лет пять вот что произошло. На том тополе десять человек погибло за несколько дней разом.
