…Возле подъезда они расстались. Она вбежала по лестнице на второй этаж, нажала кнопку звонка. Глядя с улицы на освещенные окна, он слышал, как стучит ее сердце.
– До завтра, девочка, - шепнул устало, посылая ей тихие сны. - Не сердись, что я не успел закончить. Ты не знаешь, как тяжело вспоминать…
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
ИГРА С ПРИЗРАКОМ
Белый потолок. Белые стены. Белые одежды склонившихся над ним людей. Отрывистые, непонятные слова:
– Сестра! Адреналин! Мы его теряем… Темнота. Тишина. Вечность…
Слабые проблески света. Приглушенные голоса:
– Как он? Пришел в сознание?
– Нет. До сих пор в коме… Вечность. Безмолвие. Мрак…
Шелест шагов. Едва уловимый запах - то ли цветов, то ли женского тела. Жажда. Боль. Путаница мыслей: «Где я? Кто я?… Что со мной?…»
На столе главврача районной больницы лежало странное украшение: матово-черный браслет с инкрустацией из цветных кристаллов, светящихся изнутри. Кристаллов было три: один сиял спокойно и ровно, другой мигал через каждые пять секунд, третий переливался всеми цветами радуги, от ярко-алого до бледно-голубого.
Браслет принадлежал неизвестному, которого неделю назад в безнадежном состоянии доставили в реанимацию. Ни денег, ни документов при нем не оказалось. Серый спортивный комбинезон да эта безделушка на запястье правой руки составляли все его имущество. Для установления личности, прямо скажем, негусто.
Не вызывало сомнений одно - парень нездешний. Возможно, из водителей-дальнобойщиков: нашли его утром возле дороги, по которой каждую ночь с ревом проносятся тяжелые грузовики. Судя по травмам, на полном ходу выбросили из машины. Но ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию сам пострадавший не мог: был без сознания.
«И вряд ли придет в себя», - рассуждали врачи, подумывая о том, не пора ли отключить приборы, поддерживающие в нем слабую видимость жизни. И решили наконец, что пора.
…Он очнулся спустя мгновение, словно почувствовав, что бороться за собственную жизнь придется теперь самому. Врачи стояли к нему спиной, выключая многочисленные реле и датчики. И только молоденькая медсестра с сожалением смотрела в его сторону.
Он увидел ее большие, чуть удлиненные глаза, внезапно расширившиеся в испуге, светлую прядь волос, выбившуюся из-под шапочки, - и прошептал, узнавая, холодными как лед губами:
– Ло-ри-та.…
В ту же минуту в кабинете главврача второй кристалл на браслете перестал мигать и засиял спокойно и ярко, как первый. Совпадение, которое показалось бы странным, - если бы на него обратили внимание…
* * *
Грэм возвращался к жизни - отчаянно и упрямо, вопреки прогнозам врачей. Он был еще слишком слаб, чтобы действовать, но уже в состоянии трезво оценить ситуацию.
Мир, где он оказался, был ему незнаком. Ни одна из планет Империи не соответствовала уровню развития местной цивилизации. Люди говорили на непонятном языке, носили непривычные одежды. Зато они принадлежали к тому же биологическому виду, даже к одной расе, и, похоже, признали Грэма своим…,
Он решил, что не в его интересах доказывать им обратное. Особенно сейчас, когда он ранен, беспомощен, безоружен и понятия не имеет, где находится. До тех пор, пока не узнал, что случилось с Лорном. А ведь в том безумном полете они все время были рядом, до самого конца…
Грэм попробовал поднять руку и взглянуть на запястье. Там всегда находился индикатор, определяющий, жив ли тот, на чье биополе он настроен. Когда-то Лорн и Грэм настроили свои приборы одинаково: друг на друга и на самих себя. Как бы далеко ни забросила их судьба, огонек кристалла будет сигналить «я жив», пока смерть не погасит его. Если же он горит, у друзей остается надежда.
Рука слегка шевельнулась, отрываясь от покрывала. Грэм скосил на нее глаза и вздрогнул: индикатора не было. Он лишился связующей нити с Лорном. Но это еще полбеды: в браслет был вмонтирован универсальный переводчик, действующий на основе телепатии. Без него Грэму придется совсем скверно.
«Как же быть? - лихорадочно думал он. - Изображать потерю памяти и расстройство речи? Рано или поздно они меня раскусят. И тогда….»
Он не знал, что же будет тогда. Но чувствовал, что в случае разоблачения ничего хорошего ждать не приходится. Это чужой мир. И к Грэму здесь отнесутся как к незваному гостю…
Скрипнула, открываясь, тяжелая дверь. На пороге стояла девушка. Та самая, которую он, очнувшись, по ошибке назвал Лоритой.
Конечно, это была не Лорита. Похожа - до боли, до зубовного скрежета, - но не она. Лорита сейчас была бы гораздо старше. А эта совсем еще девочка, глазастый птенец, охваченный любопытством и жалостью… И причиной всему - единственное слово, сорвавшееся с его губ. Чужое, странное имя, почему-то обращенное к ней… Ло-ри-та… Что она могла подумать? Что он бредит. И тотчас забыть об этом, выбросить из головы. Или запомнить - вопреки здравому смыслу, будто услышала что-то давно знакомое.…
– Ну и как мы сегодня себя чувствуем? - нарочито бодрым голосом задала она дежурный вопрос, не особенно рассчитывая, что он ответит.
Грэм, разумеется, промолчал. Он не понимал слов, но хорошо уловил интонацию: к нему обращались как к больному, если не сказать - слабоумному, и имели для этого все основания. Он сам выбрал себе подобную роль и готов был играть ее перед всеми, но… лицо этой девушки будило в нем слишком яркие воспоминания. Он смотрел на нее пристально, с острой тоской, и этот взгляд смущал ее, заставляя краснеть и хмуриться.
«Должно быть, Орин специально для меня придумал такую пытку», - устало подумал Грэм. Но странно: он не испытывал ненависти к своему мучителю - он был ему благодарен.
– Сейчас мы примем лекарство, - продолжала ворковать медсестра, - и скоро совсем поправимся…
И замерла, не успев донести до его губ стаканчик с микстурой.
– Лорита… - позвал он, не в силах справиться с наваждением. - Где ты была, Лорита? Я так долго тебя искал…
При звуках чужой речи девушка побледнела, стаканчик дрогнул в ее руке, темная жидкость капнула на подушку.
– Вы иностранец? - испуганно спросила она. По лицу скользнула растерянная улыбка. - Ну конечно! - отвечала сама себе. - Вот почему вы меня не понимаете.… Надо сказать главврачу! - она метнулась к выходу.
– Лорита! - отчаянно крикнул Грэм, видя, что она хочет кого-то позвать.
Сестра замедлила шаги и обернулась. Взгляды их встретились. «Не выдавай!» - молили глаза Грэма, и, кажется, она поняла. Вернулась к койке, присела у изголовья.
– Меня зовут Лариса, - сказала чуть слышно. -
Лариса Лебединская. А как называть вас? - и жестом, понятным во всех уголках Вселенной, коснулась его груди.
– Грэм, - не очень уверенно назвал он свое имя.
Девушка на мгновенье задумалась: этот голос будил в ней странные чувства. Что-то давно забытое поднималось из глубин памяти…
– Грэм… - медленно, нараспев повторила она, стараясь вспомнить, где и когда его слышала. Но туманные образы тут же рассеялись, и ей осталось только улыбнуться: - Вот мы и познакомились, Грэм…
* * *
Лариса была детдомовкой. Двух недель от роду нашли ее в парке, у озера с лебедями. Родители так и не объявились. Вот и дали ей фамилию - Лебединская. А имя - в честь старушки-библиотекарши, которая ее обнаружила. Добрая была старушка. Десять лет навещала крестницу, все гостинцы носила, пока не померла.
А девчонка выросла бойкая, задиристая. Пацанка, сорвиголова. Намучились с ней воспитатели. И когда наконец она закончила восьмилетку, с радостным облегчением направили ее в медучилище - с выходным пособием в десять рублей.
Медицина Ларисе понравилась. Училась она увлеченно. Порой даже ловила себя на мысли, что прочитанное в учебниках откуда-то ей знакомо. Потом откопала в энциклопедии, что подобное состояние называется дежа-вю, и решила о нем помалкивать: как бы не сочли ненормальной. Но чем глубже погружалась в медицину, тем чаще приходило чувство узнавания. Однажды на экзамене достался вопрос, который не успела подготовить. И что же? Ответила без запинки, словно кто-то другой говорил за нее…
