Конечно, они выглядят неправдоподобно, настолько неправдоподобно, насколько это вообще возможно, и все же в них был смысл, убедился теперь Палмер. Да, самое ужасное, что в них все-таки был смысл.
Палмер взял булавку и попытался решить, что же с ней делать. Точно такая же была воткнута в его галстук. Можно положить лишнюю в стол или в карман. Или же просто выбросить в корзину. Почему бы и нет? Всего лишь кусочек металла с крошечной керамической круглой головкой. Неужели он настолько глуп, чтобы хранить эту булавку как память? Господи! Он же перепутает ее с другими булавками, и получится абсолютная нелепость. А она хотела сохранить ее. Зачем ей это?
Палмер опустил булавку в нагрудный карман и поднялся. Он быстро подошел к огромному окну и посмотрел на солнечный зимний пейзаж. Сентрал-парк, даже с обнаженными деревьями, выглядел спокойным и опрятным и таким идеально естественным, каким может быть только произведение рук человеческих. Некоторое время Палмер наблюдал за высокой блондинкой в ярко-красном пальто, которая вышла из магазина «Бонвит» и направилась к «Плаза». На этом расстоянии она казалась ростом около 180 сантиметров. Если бы не цвет пальто, это могла быть Эдис. У нее был такой же стремительный шаг борзой и светлые волосы, как у Эдис, и тот же угловатый взмах рук. Выглядела она в высшей степени привлекательно.
Интересно, что он почувствовал бы, подумал Палмер, если бы это в конце концов оказалась Эдис в новом пальто. Он поспешил прикинуть высоту ее каблуков. На таком расстоянии это было почти невозможно сделать даже с его острым зрением. Но что-то в ее походке убедило Палмера, что на ней туфли с очень высокими каблуками, по крайней мере такими же, как у Вирджинии Клэри. А Эдис очень редко носит каблуки выше пяти сантиметров. Значит, это не Эдис. Но она очень привлекательна.
Черт бы побрал эту историю, подумал Палмер, резко отворачиваясь от окна. Он пытается размышлять о слишком многих вещах сразу.
Палмер надел пальто и, выйдя из банка, направился на восток. Дошел до Второй авеню и довольно долго шагал по ней до ресторана – достаточно долго, чтобы выяснить, не следит ли за ним кто-нибудь.
Было не очень холодно, но порывы леденящего ветра били в лицо, и глаза у Палмера начали слезиться. Он остановился посреди квартала будто бы для того, чтобы взглянуть на витрину, и проверил, кто идет позади. Кварталом дальше он повторил этот прием.
Стоял один из тех морозных солнечных дней, которые выманивают на улицу множество народа. Люди шли на ленч или возвращались после ленча, шагая быстро и энергично, наслаждаясь чистым небом, искорками слюды в асфальте тротуаров, яркими отблесками солнечных зайчиков, вспыхивающих повсюду от окон проезжающих машин; они шли, наслаждаясь ветром, развевающим одежду. Палмер ничего этого не чувствовал.
Зато он почувствовал неуверенность в себе. Анализируя со всех сторон свои подозрения, выискивая в них ошибки, поспешные выводы, признаки глупости и даже явную шизофрению, он начал понимать, что имеет очень мало доказательств для подтверждения своей главной мысли. И если это так, то незачем преподносить ее Бэркхардту. Нужен был хотя бы один веский довод. Размышляя подобным образом, он вошел в телефонную будку на углу и позвонил своему маклеру. Их беседа была краткой, но кое-что прояснила для Палмера.
За полквартала до ресторана он снова проверил, не следит ли кто за ним, и не обнаружил ничего необычного. И тут ему пришло в голову, что независимо от того, справедливо или нет его подозрение, ведет он себя как идиот. Он вошел в ресторан в совсем уже кислом настроении, нашел свой столик и заказал виски.
К приходу Бэркхардта Палмер уже принялся за второй стакан. Хотя он был зол на старика за опоздание, он все же поддерживал предварительную легкую и бессодержательную беседу. Ресторан представлял собой тесное помещение, разделенное на две длинные, похожие на ножки буквы «Н» комнаты с узким проходом посредине. Когда-то давно стены были разрисованы карикатурами буквально на сотни людей. Иносказательные подписи под рисунками совершенно не помогали узнать кого-либо. Не будучи знакомым с прототипами, Палмер напрасно предполагал, что надо быть жителем Нью-Йорка, чтобы угадать объекты карикатур.
– …Ростбиф просто потрясающий,– говорил тем временем Бэркхардт.
– Об этом месте рассказал мне Гарри Элдер,– объяснил Палмер.– Я думал, вы тут бывали.
– Здесь? Никогда не бывал здесь раньше.– Бэркхардт отрезал большой кусок мяса, свернул его вилкой вдвое и, обмакнув в прозрачно-красный сок на тарелке, стал есть.– М-м… Очень даже вкусно.
Бэркхардт энергично жевал, проглатывал. Потом положил вилку и посмотрел на Палмера. Его блекло-голубые глаза, в которые были как бы воткнуты крошечные булавочные острия черных зрачков, показались сейчас большими. Уже не впервые Палмер подумал, почему, интересно, Бэркхардт всегда производит впечатление человека, идущего навстречу яркому солнцу и резкому ветру.
– Начинай, Вуди. В 1.30 я должен быть в городе.
– Простите, что вытащил вас сюда, когда ваше расписание настолько загружено.
– Чепуха. К чему вся эта секретность? Выкладывай.
Палмер пил маленькими глотками уже третью порцию виски.
– Мне кажется, я говорил вам, что в этом нет ничего секретного,– объяснил он.– Просто мне пришло в голову, что мы всегда едим в одних и тех же ресторанах, и…– Он пожал плечами.– Я хотел рассказать вам о стратегии моего ораторского турне. Я бы сказал, стратегии Мака Бернса.
– А как вы с ним ладите?
– Прекрасно.
– Рад слышать.– Бэркхардт говорил с набитым ртом.– Я знал, что у тебя достаточно гибкости, чтобы сработаться с этим маленьким греком.
Палмер молча съел кусок ростбифа. Потом:
– Ливанцем. Если вы так думаете о нем, зачем, черт побери, вы его нанимали?
– Пришлось. Он ключ к демократам.
– Демократы целиком за сберегательные банки и против нас. К ним не подойдет ни один ключ.
Бэркхардт покачал головой и проглотил недожеванный кусок.
– Не верю этому. Будь это так, Джо Лумис не пытался бы сам нанять Бернса.
Бэркхардт широко взмахнул рукой:
– Слухи дошли до меня прошлой весной. Джо хотел нанять Бернса для сберегательных банков. Если демократы так единодушны, зачем же тогда было тратить деньги на их сплочение? Кроме того, Бернс заведует отделом по связи с общественностью в нашем рекламном агентстве. Что может быть яснее?
– Кто вам сказал, что Лумис хотел нанять Бернса?
– Неважно.– Бэркхардт отрезал еще кусок мяса и начал его жевать.– Черт побери, ты ведь мог бы узнать сам. Арчи Никос намекал на это.
Палмер наклонился вперед и более пристально посмотрел на своего босса.– Никос – такой надежный источник информации?
– Боже мой, конечно. Надежный, как Гибралтар.
– Он так же близок к Лумису, как к вам?
– Я имею в виду только одно,– уверил Бэркхардт.– Когда он что-либо сообщает, это всегда точно.– Бэркхардт перестал жевать.– Что с тобой, Вуди?
– Простое любопытство.
– У тебя что-то на уме.– Бэркхардт медленно покачал головой:– Эти деятели, занимающиеся международными операциями, имеют для предложения только один товар: гарантию. Если они начнут водить за нос такие большие банки, как ЮБТК, где они достанут деньги для своей очередной операции?
– Есть и другие банки. И страховые компании, и благотворительные фонды. В стране полно денег, ожидающих умного применения.
– Вуди, будь взрослым. Как долго смог бы протянуть Арчи Никос, если бы он вводил в заблуждение свои основные денежные источники? В любом случае к чему, черт возьми, ты клонишь?
– Я сказал вам. Простое любопытство. Любопытно узнать, почему вы наняли Бернса?
– Прежде всего, чтобы его не нанял Лумис.
– И чтобы закрепить его за собой?
Бэркхардт кивнул:
– Удовлетворен?
– Чрезвычайно. Как никогда в жизни. Послушайте,– продолжал Палмер.– В моем турне больше не будет строгих правил маркиза Квинзберри[17]. Я намерен бросать в сберегательные банки любое, что попадется под руку, если это будет достаточно тяжелым. Но прежде чем начать, я должен выяснить у вас, как далеко можно заходить.
– Так далеко, как тебе захочется.– Молочно-голубые глаза Бэркхардта прищурились, а зубы обнажились в усмешке.– В конце концов я всегда могу тебя уволить.
– В частности,– продолжал Палмер, как будто не слыша,– как далеко распространяется сфера деятельности наших директоров и их департаментов? Если я брошу кирпич, может ли он попасть в голову кому-нибудь из наших людей?
– Возможно. Мне, в сущности, безразлично.
– А как в отношении наших акционеров? – настаивал Палмер.– Я получил вашу санкцию в отношении директоров, а как же с пресловутыми вдовами и сиротами, которые владеют нашими акциями?
