Когда в небе появилась Венера, сеньор Вальдес решил, что ждал достаточно, но он был напуган и поэтому не двинулся с места. Он решил дать Катерине еще один, последний шанс признать, какой страшной дурой она себя показала. Он старше ее и может проявить снисходительность к ошибкам молодости. Он решил дождаться второй звезды, но она выскочила на удивление быстро, и тогда сеньор Вальдес окончательно понял, что Катерина не вернется.
Он поднялся и медленно пошел по гравиевой дорожке в ту же сторону, куца убежала Катерина, по тем же камешкам, что похрустывали у него под ногами, мимо скамьи, где сидел доктор Кохрейн, — и вышел на маленькую площадь через те же ворота чугунного литья.
Двойные двери дома мадам Оттавио были распахнуты настежь. Замерев на месте и держась одной рукой за решетку ворот, сеньор Вальдес слушал веселый щебет женских голосов, смех, приглушенную музыку. Он почувствовал жуткую жажду, унять которую мог только ледяной напиток из джина с лаймом. Только кисло-горьковатый, пряный, весенний вкус лайма мог помочь справиться с ней. «Зеленая фея» призывно махала прозрачными крылышками. Он уже несколько недель отказывался от ее поцелуев и сейчас тоже боялся войти. Фея звала, но он боялся сделать первый шаг навстречу.
Сеньор Вальдес боялся, что Катерина разлюбила его. Он боялся, что она откажется выйти за него замуж. Он боялся, что раненное самолюбие и разочарование убьют в ней любовь. Он боялся, что окончит дни, подобно старому нацисту доктору Клементу, и некому будет оплакать его. Он боялся, что проживет остаток жизни, как его мать: сорок лет в полном одиночестве, — боялся, что с его смертью его род прервется, и очень боялся, что, если он войдет в дом мадам Оттавио, эти страшные вещи сбудутся.
Он также боялся, что они не сбудутся. Он боялся, что утонет в бытовых мелочах: пеленках, готовке, разговорах об Эрике, занавесках, выборе обоев в детской, забитых раковинах — и знал, что, если он войдет в дом мадам Оттавио, этого может и не произойти. Он боялся всего. Но потом сеньор Вальдес решил пойти на компромисс: он только на минуту заскочит к мадам Оттавио выпить джина с лаймом и пообщаться со старыми приятельницами. Утолит жажду и уйдет. Вот и все.
Сеньор Вальдес отпустил столб ворот и позволил руке взлететь к верхней губе, где явно проступал перевернутый вопросительный знак. Он погладил шрам, обдумывая решение.
«Тощая рыжая кошка перешла дорогу и незаметно прокралась в бордель», — сказал он себе. Что же, и он пойдет тем же путем.
Сидя в машине в тени деревьев, команданте Камилло с трудом верил своей удаче. Он подождал, пока сеньор Вальдес перейдет улицу и, помедлив, взойдет на крыльцо, дал ему еще несколько минут, а затем сложил газету и вылез из машины.
* * *
Нет, ни ядовитое облако серы, ни грохочущие раскаты грома не сопровождали появление команданте Камилло во дворе дома мадам Оттавио, не было даже мощных заключительных аккордов оркестра, как в последнем акте «Дон Жуана». Команданте выглядел немолодым, обиженным на судьбу человеком в мятом костюме, уверенным, что заслуживает лучшей доли. Он также выглядел злым и очень опасным. Мать-природа не наделила его ни одним из ее набора предупреждающих знаков: у осы это желто-черный полосатый костюм, у гадюки — ромбический узор на спине, у акулы — треугольный плавник, а команданте Камилло имел внешность заурядную, словно сыроежка. Но опытный человек мог без труда опознать черты, отличающие команданте от прочих людей. Черты убийцы.
Когда команданте вошел во двор, с реки навстречу ему устремился поток холодного воздуха, так что на секунду язычки пламени в садовых лампах преклонились перед ним, здороваясь, как кающиеся грешники преклоняют колени перед алтарем. Сеньор Вальдес заметил это странное явление и инстинктивно понял, что оно означает. Он подумал, что в этот момент все огни Ада, должно быть, тоже на секунду мигнули, чтобы поприветствовать своего будущего гостя. И поэтому, когда сеньор Вальдес обернулся и увидел, что команданте Камилло стоит за его спиной, он совсем не удивился.
Сеньор Вальдес быстро отвернулся к столу. Он сделал вид, что поглощен смешиванием джина, льда и сока лайма. Но он знал, что это его не спасет.
— Привет, Вальдес.
Упрямо глядя на ведерко со льдом, он сказал:
— Добрый вечер.
— Смешай-ка мне порцию бренди с колой.
— Уверен, девушки сделают это гораздо лучше меня.
— А мне хочется, чтобы это сделал именно ты. Так, в порядке дружеской услуги. Принесешь мне туда, — команданте махнул рукой в сторону кустов.
Сеньор Вальдес вовсе не желал оказывать дружеские услуги команданте. Он не чувствовал к нему дружеского расположения. Он был напуган — серьезно напуган, — устрашен, унижен, оскорблен, чего команданте и добивался. Конечно, никто не мог заставить его приготовить чертов коктейль, ведь не приставит же команданте пистолет к его виску — хотя кто знает? — и на мгновение сеньор Вальдес решил взбунтоваться. Он ведь может просто уйти — в другой угол сада, например, найти себе другую компанию, сделать вид, что их разговора вообще не было. Да, но что потом? Сидеть и вызывающе смотреть на команданте из другого конца сада? А что, если команданте подойдет к нему, если устроит сцену, начнет орать и хвататься за пистолет? Ну и что? Не застрелит же он его прямо в борделе, у всех на виду! Но сеньор Вальдес прекрасно знал, что правосудие обычно свершается не у всех на виду, а позже, в другом месте, где геройство становится бессмысленным. М-да…
Сеньор Вальдес налил бренди, плеснул в стакан колы и отнес команданте.
— Ваш напиток, сеньор, — сказал он.
— Спасибо. — Команданте залпом опрокинул почти половину и со стуком поставил стакан на стол. — Давно хочу перекинуться с тобой парой слов, дружок.
Сеньор Вальдес не знал, как реагировать. Горло его перехватило, в животе противно заныло.
— Нас немного расстраивают твои новые друзья.
— Как мило с вашей стороны проявлять такое участие.
— Не умничай, тебе это не идет. Мы действуем исключительно в твоих интересах.
— Что же, в таком случае мне лучше воздержаться от комментариев. — Сеньор Вальдес отодвинул кресло и сел, расслабленно откинувшись и вытянув ноги, копируя позу команданте. В одной руке он держал стакан с зеленоватой жидкостью, другой нервно теребил верхнюю губу.
Команданте спросил:
— Что ты знаешь о докторе Хоакине Кохрейне?
— Ничего. Истинная правда! Он работает в университете, преподает математику. Вот и все.
— Мне страшно не нравится, когда люди говорят: «Истинная правдам Одно это внушает подозрение. Что еще?
— У него есть трость.
— Я же велел тебе не умничать!
— Но это все, что я знаю.
— Где он живет?
— Вы спрашиваете меня, где живет доктор Кохрейн? А сами вы что, не знаете?
— Конечно, знаем. Мы знаем все, Вальдес. Мы всегда знаем все обо всех. Я просто выясняю, что знаешь ты.
— Понятия не имею, где живет доктор Кохрейн.
— А его подружка?
— Какая еще подружка? Если у доктора Кохрейна есть подружка, мне об этом ничего не известно.
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Она и твоя подружка.
Сеньор Вальдес перестал теребить губу и отпил большой глоток джина.
— А, так ты не знал об этом? Вот тут ты прошляпил, умник.
Сеньор Вальдес опустил стакан.
— Которая из подружек?
— Не дури, Вальдес, я говорю о твоей шлюшке с большими сиськами. О Катерине. Мы давно за ней следим. С тех самых пор, как она провела ночь в твоей квартире. Она сегодня встречалась с Кохрейном в этом самом саду, они расцеловались и ушли вместе — рука об руку. Уверен, ты об этом не знал.
В душе сеньора Вальдеса забрезжила надежда. Когда команданте заговорил о Катерине, горький сок лайма застрял у него в горле, но внезапно он понял, что команданте не вездесущ. Команданте не знал, к примеру, что они с Катериной были в том саду вместе, значит, его команданте не заметил. Глупец решил, что Катерина специально назначила встречу с Кохрейном.
