— Ага! Пиздуй! А водку — вам оставить?
— Да и водку свою забери: Кеша звонил, он одеколон несет, через десять минут будет!
— Да, пиздуй, — после некоторого раздумья мрачно сверкнул обиженными, слегка выпуклыми, глазами Азов П. — А о Добужинском — с кем тогда попиздеть?
Если кто не знает, кто такие «ремки», объясняю — ремки, они же «реможники» — тюменское диалектное слово, обозначающее людей, внешний вид которых примерно подобен внешнему виду бомжей.
8.
1988, весна.
Павел Азов выходит-таки на международные просторы!
Он посещает город Париж с дружественным визитом.
Вот как это осуществляется.
В середине 1980-х годов на романо-германском факультете Тюменском университета начинает происходить новое культурное веяние. Французский язык здесь начинают преподавать настоящие французы из настоящей Франции!
Во Франции существует воинская обязанность — все личности мужского пола там обязаны служить в армии, в том числе и специалисты-филологи по окончанию университетов.
Но там существует и альтернативная служба: кто в армии по каким-либо причинам служить не хочет, тот проходит ее, причем по специальности. Выпускников филфаков, например, посылают преподавать французский язык в какой-нибудь Сенегал или Западную Сахару. И вот ректору Тюменского университета Куцеву Г.Ф. каким-то неизвестным мне образом удается заключить с французскими властями соглашение, чтобы они приравняли Тюмень к Верхней Вольте и Берегу Слоновой Кости, и присылали этих альтернативщиков и сюда.
Их и присылают: по одному человеку примерно двадцатидвухлетнего возраста ежегодно и сроком на год. Осенью 1986 года коммуникабельный и светский Азов П. сдруживается с одним из них, а те затем его как бы передают по эстафете всем новоприбывающим — он как бы становится официальным тюменским другом французского народа. В начале 1988 года дружба с французами дает плоды. Они ему присылают приглашение посетить их страну с дружественным визитом — Азов П. отнюдь не отказывается.
9.
1989, осень: Азов П. возвращается в очередной раз из города Парижа, и мозг его наполнен следующей идеей: нужно организовать в Тюмени политическую организацию борьбы, и проводить митинги и всякое тому подобное.
— Это еще зачем?!! — приходят в изумление те, к кому он обращается с этим предложением — люди, сидящие на кухне Шаповалова Ю. и пьющие водку. Оказывается, вот зачем.
Оказывается, Азов П. посетил в Париже то ли НТС, то ли редакцию «Русской Мысли», то ли еще какой-то из центров борьбы за свободу, и был принят там со всей задушевностью, и снабжен мешком всевозможной тамиздатской литературы, от собрания сочинений Солженицына до «Аквариума» Суворова, а факт, что он не откуда-нибудь, а аж из Тюмени, привел всех в Париже совсем в полный восторг: никого из Тюмени у них доселе ни разу не было. Из Омска, Новосибирска, Иркутска и всякой прочей Сибири — сколько угодно. А из Тюмени —
Тут вот Паха Азов и приобрел убеждение: нужно в Тюмени немедленно открывать политическую организацию, проводить митинги и вести всякую прочую деятельность. Ибо:
— Что же вы не боретесь за свободу? — спросили его в НТС.
— Весь народ готов встать грудью, как один, шахтеры бастуют, москвичи собирают полумиллионные митинги, народные депутаты разят гидру коммунизма огнем устного и печатного слова, что же вы-то спите? — укорили П.Азова, как представителя тюменской культурной общественности.
— Всё дадут — ксероксы, компьютеры, — убеждал Павел Азов людей, сидящих на кухне. — В запрещенной литературе как сыры будем в масле кататься! «Русскую мысль» специальной почтой из Парижа, Шапа, тебе будут на дом доставлять! Сам в Париж на конгрессы будешь спецрейсами летать, обсуждать вопросы борьбы за свободы! — разворачивает картины светлого скорого будущего П.Азов, сверкая очами.
— Ну, а за что агитировать-то будем? — спрашивают сидящие Азова П.
— Я придумал! — гордо отвечает Азов. — Я все учел! Мы не за политику будем агитировать — на фиг нужно, тут и нарваться можно, и не за экологию сраную, мы — за все хорошее будем агитировать! И против — всего плохого! Будем митинги проводить, пикеты, листовки раздавать, петиции писать, требовать — немедленно прекратить все имеющиеся безобразия! Да здравствует только все самое лучшее! А всему плохому — беспощадную войну!
— Тут к нам и хрен прикопаешься, и выглядит — грозно, — завершает свою речь Павел Азов, победно глядя на окружающих.
— Ну, ладно, — отвечают ему, — а как конкретно все это делать?
— Ну, как — элементарно. Назначаем митинг на субботу, рисуем плакаты, печатаем листовки на машинке, собираем всех дружбанов и выходим к обкому. А я тем временем Париж оповещу — подпольный обком действует! Так раза три тусанемся — вот мы и герои.
— Тогда нужно сразу начинать водяру запасать, — сразу же вносит деловое предложение Шаповалов Ю. — А то потом спохватишься, а —
— Да ты что! — приходит в ужас вождь движения. — Никакой водяры! Придется месячишко не попить — а то хуй поверят, что мы герои, скажут — разъебаи. Нужно будет какое-то время не пить, матом не ругаться, всех называть «добрый человек». Вообще, будем такие добрые-добрые. А то ничего не выйдет.
— Да ты что, Паха, совсем ебу дался? — тут Шаповалов Ю. исполняется праведного гнева — Это я каждую субботу буду, как дурак, на площади с плакатом стоять — да еще и трезвый?! — Ш. Аповалов до глубины оскорблен столь немыслимым предложением.
— Ты иди лучше кришнаитов поагитируй, — добродушно советует он П. Азову, приняв очередную порцию рюмки и слегка отойдя от возмущения. — Они народ ебанутый, они, может и согласятся. А у нас таких дураков — нет.
Так вот могло возникнуть, но не возникло в Тюмени народного движения Протеста и Борьбы. Ибо агитировать кришнаитов П. Азов почему-то не захотел.
10.
На этом примерно все о Павле Азове, что известно автору этих строк. Последний раз он мной был виден в ночь 31 декабря 1989 года, и происходило это при настолько особых обстоятельствах, что описывать их лень. Из редких и бессистемных сведений, доходивших до меня из Тюмени относительно жизни П.Азова, следовало, что в 1990-е годы он а) не бедствовал, но и б) не обогатился сказочно, подобно кое-кому, а в) большую часть времени проводил в мировых столицах типа Парижа, Лондона, Амстердама и т. п., каким-то образом умудряясь из этого пребывания извлекать средства к существованию. Например, даже выступил в качестве сопродюссера и режиссера какого-то российско-французского фильма.
11.
А вот известие о нынешней жизни П.Азова, почерпнутое мной из письма, датированного 17-м октябрем сего, 1997 года, написанного мне Богомяковым В. в порядке частной переписки и содержащего новости тюменской жизни. О П.Азове сообщается, что он вот уж третий год состоит на службе в Запсибкомбанке и является в нем довольно-таки большим начальником. Во-вторых, он стал ярым поклонником творчества писателя Владимира Сорокина, и собрал все его сочинения (некоторые достав аж даже из «Интернета»), и всячески пропагандирует их. Наконец в-третьих, нынешний П.Азов примечателен тем, что является официальным (имеет членский билет) активистом «Национал-большевистской партии» Э.Лимонова.
Вообще, из 6 имеющихся в Тюмени членов лимоновской партии, 5 — работники Забсибкомбанка, где П.Азов создал подпольную партячейку, — сообщает В.Богомяков.
Такова одна из жизень и судеб некоторых людей наших дней.
Судя по названию, на нём делают аккумуляторы; более о нём пока — где он расположен, каковы его мощности и численность рабочих, прочие сведения — ничего не известно.
Была такая в городе Тюмени.
Кто сможет опровергнуть этот тезис, пускай плюет мне в лицо и бьет меня палкой, если пожелает. Но только этого не будет: ибо такая была. И опровергнуть это невозможно. Такая была.
В 1980-85 училась на историческом факультете Тюменского университета, дружила со своей одокашницей Кургузовой Н., в 1981-85 гг. обе сильно дружили с Шаповаловым Ю. и его тогдашними друзьями приятелями: с различными особями двадцать примерно лет и номенклатурного происхождения. В те времена бедности, зато юности.
На этом всё.
Более автору нечего сообщить о Вере Аксеновой. Разве что серые упомянуть её глаза, которые сияют? её соломенные волосы и повышенную вытянутость по вертикали? Или пуститься в рассуждения об имени «Вера», ибо это действительно хорошее имя, потому что с девушкой по имени Вера тут же хочется дружить? Пожалуйста, упомянул.
И это — окончательное всё. Ибо добавить к сказанному мне теперь уже абсолютно нечего: ни лирического, ни юмористического, ни, тем более, порнографического — никакого и ничего.
А ведь были знакомы, и выпивали совместно в различных совместных компаниях, и доводилось однажды автору этих строк её длинную талию даже и сжимать рукой, а в голове меня при этом проносились с пронзительной силой различные мысли… — вот она какова, современная цивилизация тотального отчуждения, в кромешном мраке которой люди летят, твердые и гладкие, как бильярдные шары, и сталкиваются, как эти самые шары, и столкнувшись, разлетаются, продолжая лететь далее всё теми же отшлифованными непроницаемыми деревяшками! ла.
