— Светка, помой посуду! — просил Иван. Та словно не слышала.
— Светлана! Приготовь ужин! Я устал, хочу отдохнуть!
Женщина делала бутерброды, чай. О полноценном ужине не могло быть речи.
— Светлана, помоги убрать в квартире! — просил отчаянно, но бесполезно.
Иногда Иван начинал ворчать, ругал жену, та, округлив глаза от удивления, уходила на лоджию. Возвращалась уже затемно зареванная и обидевшаяся. После таких размолвок она неделями не подходила к постели и спала на диване в зале.
Она никогда не провожала и не встречала с работы мужа. Молча приходила на кухню, ждала, когда Иван приготовит ужин.
Человек пытался хоть как-то растормошить жену, рассказывал о работе, друзьях. Светка не реагировала.
— Черт знает что получается! Будто на резиновой кукле женился. Поверишь? Ну ни тепла, ни радости от бабы не вижу! Ни хозяйка, ни жена! В постели сущая сосулька! В квартире, как лишний стул. На черта я этот хомут себе на шею повесил, сам не знаю. Уже три года прошли, а мы так и остались чужими, — пожаловался Николаю.
— А как насчет детей?
— О чем ты? Она ни хрена не умеет. Мне придется уходить в отпуск по уходу за дитем. А жить на что?
— Знакомо! — поморщился Коля и сказал:
— Разводись пока не поздно. Другого выхода нет. Проканителишь время бездарно, потом себя ругать будешь.
— Но в чем же дело? — отчаивался Иван.
— Разные вы! Ничего нет общего! А главное, она не любит тебя! Не обижайся, я правду сказал. Сам на такое напоролся. Но у меня дети. Приходится терпеть поневоле.
— Развод? А что скажу ее родителям? Ведь не хотели ее отдавать мне.
— Ванек! Другого выхода у тебя просто нет. Годы идут, подумай о том. Решись один раз. Поверь, тебе еще не поздно завести другую семью. Найдешь нормальную бабу, заживешь человеком. В конце концов, тебе вовсе не обязательно любить, лишь бы ты уважал ее. Найди хозяйку хорошую, проверь, чтоб в постели не валялась поленом. Короче, чего тебя учить, сам разберешься. Советую не тянуть резину. Жизнь не бесконечна. Не надо много сожалений. Быстрей развяжешься, скорее забудешь. Сам знаешь, любить не заставишь.
— Вот в этом ты очень прав! — согласился Иван хмуро.
Он долго обдумывал, в чем сам виноват, почему жена холодна к нему? И не находил ответа.
Домой его уже не тянуло. Он знал, что там никто не ждет. После работы шел к кому-нибудь из друзей, уезжал на Днепр или на озеро. Отдыхал в лесу. Знакомился на пляжах с женщинами, проводил с ними выходные, даже не вспоминая о жене. Случалось, за целый день ни словом не обмолвились. Тоскливо и скучно стало дома.
— Светка! Тебе не надоело жить вот так? — спросил как-то жену.
— А что сделаю? Я не в силах что-то изменить.
Она не радовалась подаркам и обновкам, какие ей
приносил. Принимала их равнодушно, не радуясь, никогда не благодарила, ни разу не поцеловала. Молча уносила в спальню и, примерив, прятала в шкатулку украшения или вешала в шифоньер обнову. Понравилось, подошло ли, не говорила никогда.
Чем она была занята все дни, Иван тоже ничего не знал, хотя видел, что сидела за компьютером. Ей никто не звонил при нем, не приходили подружки. Если к Ивану заглядывал кто-то из друзей, Светлана старалась уйти в спальню и не выходила оттуда до самой ночи.
— Светка! Почему пренебрегаешь моими друзьями, ставишь меня в неловкое положение?
— Мне не о чем с ними говорить. Они все очень грубые и ограниченные люди. Их темы: бабы, кутежи и деньги. Никакого интеллекта, сплошная банальщина или порнуха. Мне тошно сидеть рядом с ними, будто попала в компанию приматов, — отвечала устало и добавляла:
— Я еле дождалась ухода.
— Послушай, может, махнем на выходные к моим, в деревню? Отвлечешься от тоски, развеешься! Сходим на речку, в лес. Там теперь опята пошли.
— А это кто? Тоже твои знакомые?
— Это грибы! — хохотал Иван.
— Что с ними делать?
— Пожарим. Мать солит. С картошкой очень вкусно! Попробуешь!
— Я не понимаю в грибах. Никогда не собирала и не видела, как они растут.
— Вот и посмотришь! Чего дома киснешь одна целыми днями? Давай молодость вспомним, ведь мы с тобою познакомились на природе, у костра! Тогда ты была совсем другою, как яркая искра! Встряхнись, Светик! Кончай чахнуть в квартире! Поехали! — уговорил жену.
Светка, войдя в деревенский дом, растерянно огляделась. Впервые увидела русскую печь, лавки вместо стульев. Занавески на окнах в лупастую ромашку, громадный стол грубой деревенской работы, кухню, сплошь заставленную тазами и ведрами с огурцами и помидорами, укропом и чесноком, ветками черной смородины. Мать, уже подготовившую банки.
— Проходите! — засуетилась вокруг гостей.
Светка не поняла, куда идти. Все заставлено.
— Мам, давай помогу! — вызвался Иван, пройдя на кухню. И повернувшись к жене, предложил:
— Сходи в сад, поешь ягод! Там теперь и малина, и клубника созрели, поешь с куста.
Светланку в сад повела сестренка. Тихо взяла ее за руку и вывела за дом.
Иван, помогая матери, не смотрел на время. Когда управились, и была закручена последняя банка, мать спохватилась:
— Я ж еще и не покормила вас! Давай на стол накроем скорее. Не то невестка с голоду упадет. А и ты не евши столько! — засуетилась, забегала от печки к столу с тарелками и ложками. Достала хлеб. Румяные караваи были еще теплыми.
Светка, наверное, впервые в жизни ела с жадностью. А может, поддалась примеру семьи, здесь умели работать и умели вкусно и плотно поесть…
Иван втихомолку радовался, глядя на жену Он понял, что Светка впервые попала в деревню. Ей все здесь внове и необычно. Вот только с матерью разговор не клеился. Не находилось общих тем. Светка до вечера вздрагивала от каждого крика петуха. Долго гладила корову, вернувшуюся с пастбища, смотрела, как свекровь доит, и спросила:
— А ей не больно?
— Нет, детка! Корова тоже баба! И ей в жизни свое место Богом дадено. Все по Его Писанию устроено. Вот когда родишь, станешь дите кормить, поймешь, что в доле бабьей тоже светлые минуты случаются…
Светка нахмурилась, молча вышла из сарая. А тут Иван навстречу. И предложил:
— Давай поспим на сеновале. В доме душно. А там свежо, хорошо отдохнем. Да и надо ж тебе испытать это удовольствие. Для меня с самого детства сеновал был радостью. А зимою все мы — дети, на печке спали. На лежанке темно и тепло. А еще когда мама сказки рассказывала, вовсе счастье. Я уже взрослым слушал их с удовольствием. Ну что? Уговорил на сеновал? — взял за руку.
Всю ночь в саду пел соловей, оставшийся без подружки. Он звал и верил, что его услышат, найдут и полюбят. Ведь не бывает весны без любви, не проходит жизнь без песни, нет судьбы без тепла…
Светланка впервые целовала Ивана, гладила его плечи, грудь, лицо. Она молчала. Но человек радовался тому, что хоть вот так оттаяла баба. Дошло тепло и до ее сердца.
— Светка моя! Родная ромашка! — гладил человек плечи, руки женщины. В эту ночь Иван поверил, что любит жену как раньше, когда встретил у костра. Ведь вот так же светились звезды в глазах, и вся она казалась облачной, неземною.
— Девочка моя ненаглядная! — целует руки.
— А почему ты дома не говоришь мне этих слов?
— Они всегда живут в моем сердце песней.
— Тогда поехали скорее отсюда. Я устала от этой дикости и пещеры. Я не могу больше быть здесь! Я задыхаюсь от брезгливости! От потных людей, от уборной во дворе, где через щели виден двор и я сама как на ладони, на виду у всех. Где воду пьют из бочек, а умываются над вонючим ведром. Где кот пьет молоко прямо из доенки. Прости, но мне не по силам оставаться дольше. Увези!
Иван, ни с кем не простившись, повез Светку в город, поняв, что она осталась чужой и уже никогда не станет своею…
— Нет, так больше нельзя! — говорит человек сам себе. Он понял, что и его постигла участь многих мужчин. Его, как и прочих, подкупила в Светке недоступность и неподатливость. Другие бабы легко и быстро отдавались ему. Не думая, что скажет о них Иван. Светланка была иною. Она не висла на шею, не брала человека штурмом, не спешила лечь с ним в постель и ничем не пыталась его привязать. Он сам завоевывал ее достаточно долго.
— Может, это и раззадорило, подкупило? — думал человек:
— Но если равнодушна ко мне, почему согласилась выйти замуж? Ведь столько неприятностей выдержала с родителями! А может, у нее кроме меня не было другого варианта замужества? Но тоже нет. Вокруг нее кружили многие, сам видел не раз. Была возможность уехать за рубеж и создать семью там. Но она предпочла меня. Значит, любила! Почему же я к ней отгорел? Устал! Она своей никчемностью убила во мне все. А ведь любил ее. Хотя, другие терпят и не жалуются. А приходится куда хреновее, чем мне. Дети держат? Но тоже не все их имеют. А разбегаться и не думают. Но почему Светка сама детей не хочет? Ведь баба, едри ее в корень! Может, родители не разрешают? Скорее всего! Но тогда зачем мне с нею жить? Оно, конечно, все заботы легли бы на мою шею. И все ж странно, о ребенке баба даже слышать не хочет. А значит, что-то за этим кроется. Видно, собирается уйти. Ну и ладно, переживать не стану, — размышляет Иван.
