Прежде всего каждому из них вручили по большому желто-коричневому конверту, в котором содержалось несколько видов заявлений: их надо было подписать (в четырех экземплярах для бухгалтерии, в пяти экземплярах для секретаря учебного заведения и, непонятно зачем, в шести экземплярах для студенческой поликлиники). Выполняя всю эту бумажную работу, молодые люди сидели бок о бок за узкими столами, которые тянулись в ряд до бесконечности.
Среди анкет, которые нужно было заполнить, попалась одна — для «Филлипс Брукс-хауса»[9], где содержались вопросы, связанные с религиозной принадлежностью (отвечать не обязательно).
Хотя никто из них не отличался особой набожностью, Эндрю Элиот, Дэнни Росси и Тед Ламброс поставили отметки в графах рядом с названием своих церквей: епископская, католическая, греческая православная соответственно. Джейсон Гилберт, в свою очередь, отметил, что не принадлежит ни к одной из религий.
После официальной регистрации им пришлось дополнительно продираться сквозь бесконечный строй ярых активистов, которые размахивали газетами и во все горло убеждали первокурсников, теперь уже официально ставших студентами Гарварда, вступить в различные организации: молодых демократов, республиканцев, либералов, консерваторов, альпинистов, аквалангистов и так далее.
Бесчисленное множество неугомонных студентов, распространителей университетской прессы, шумно уговаривали всех подписываться на «Кримзон» («Это единственная ежедневная газета в Кембридже, которую можно читать за завтраком!»), на «Адвоката» («И ты сможешь когда-нибудь сказать, что читал этих ребят до того, как они стали пулитцеровскими лауреатами!») и на «Памфлет» («Если подсчитать, то получится всего по одному пенни за каждую шутку!»). Короче говоря, никому не удавалось выйти отсюда, не раскошелившись, — кроме самых стойких сквалыг или совсем уже жалких нищих.
Тед Ламброс мог никуда не записываться и ни на что не подписываться, так как день его был уже полностью распределен между курсами: академическими днем и кулинарными вечером.
Дэнни Росси записался в клуб католиков, предположив, что религиозные девушки более скромные, а потому с ними будет проще познакомиться. Возможно, они даже окажутся такими же неопытными, как и он сам.
Эндрю Элиот пробирался через все это столпотворение с видом бывалого путешественника, привыкшего прорубать себе путь через густые заросли джунглей. Те дружеские сообщества, в которых состоял он, комплектовались в более спокойной обстановке и при гораздо меньшем стечении народа.
А Джейсон Гилберт просто купил моментальную подписку на «Кримзон» (чтобы иметь возможность отсылать домой маме с папой отчеты о собственных достижениях), после чего невозмутимо прошествовал сквозь толпу крикунов и зазывал — с тем же спокойствием, с каким его предки некогда переходили через Красное море, — и вернулся к себе в Штраус-холл.
И, о чудо из чудес, таинственный Д. Д. не спал. Во всяком случае, дверь в его комнату была открыта, а на кровати лежал некто, зарывшийся носом в учебник по физике.
Джейсон отважился обратиться напрямую.
— Привет, это ты Д. Д.?
В ответ из-за книги осторожно выглянули очки с толстыми стеклами в роговой оправе.
— Ты что, мой сосед? — раздался встревоженный голос.
— Ну, меня прописали в Штраус, А-тридцать два, — ответил Джейсон.
— Значит, сосед, — сделал логический вывод молодой человек.
После чего он аккуратно отметил бумажной скрепкой страницу, на которой остановился, отложил в сторону книгу, встал с кровати и протянул холодную и чуть влажную руку.
— Я — Дэвид Дэвидсон, — представился он.
— Джейсон Гилберт.
Тогда Д. Д. вперил подозрительный взгляд в своего соседа и спросил:
— Надеюсь, некурящий?
— Да. Не люблю табачный запах. А к чему такие вопросы, Дейв?
— Прошу тебя, я предпочитаю, чтобы меня называли Дэвид, — сделал замечание тот. — Спрашиваю, ибо я специально просил, чтобы мне дали некурящего соседа. Вообще-то я хотел в одноместный блок, но первокурсникам не полагается жить поодиночке.
— А откуда ты приехал? — поинтересовался Джейсон.
— Из Нью-Йорка. Средняя школа с научным уклоном в Бронксе. Я был финалистом конкурса Вестингауза[10]. А ты?
— Из Лонг-Айленда. Из Сайоссета. Был финалистом всего-навсего парочки теннисных турниров. Ты занимаешься спортом, Дэвид?
— Нет, — ответил юный ученый. — Это пустая трата времени. Кроме того, я собираюсь поступать на медицинский, и мне нужно будет много заниматься дополнительно, например, химией. А ты уже выбрал себе специальность, Джейсон?
«Боже, — подумал Джейсон, — неужели мне придется отвечать на вопросы этого зануды только потому, что он мой сокамерник?»
— Правду говоря — еще не решил. Но пока я буду размышлять над этим, может, сходим и купим что-нибудь из мебели для нашей гостиной?
— Зачем это? — осторожно спросил Д. Д. — У каждого из нас есть кровать, письменный стол и стул. Разве нам еще что-то надо?
— Вообще-то неплохо было бы приобрести диванчик, — предложил Джейсон, — сам знаешь: расслабиться, поваляться с книжкой, когда не надо на лекции ходить. А еще нам понадобится небольшой холодильник. Чтобы можно было по выходным предлагать гостям прохладительные напитки.
— Гостям? — переспросил Д. Д., разволновавшись. — Ты собираешься устраивать здесь вечеринки?
Терпение у Джейсона почти иссякло.
— Скажи мне, Дэвид, а ты случайно не просил, чтобы тебе в соседи дали необщительного монаха?
— Нет.
— Ну и я о том же. А теперь скажи, ты будешь участвовать в покупке подержанного диванчика или нет?
— Мне диванчик не нужен, — демонстративно заявил сосед.
— Ладно, — сказал Джейсон, — я сам заплачу. Но если увижу, что ты на нем сидишь, запрошу с тебя арендную плату.
После обеда Эндрю Элиот, Майк Уиглсворт и Дики Ньюол прочесали все крупные мебельные магазины в районе Гарвардской площади в поисках нужных вещей. В конце концов в одном из них они откопали лучшее из всего, что было, — мебель, обитую искусственной кожей. Потратив на эту покупку три часа жизни и 195 долларов, они стояли теперь рядом со своими сокровищами перед входом в крыло «Джи», которое находилось на первом этаже здания.
— Черт, — воскликнул Ньюол, — прямо в дрожь бросает, как подумаю, сколько куколок можно будет уломать на этом потрясающем диване. Они только взглянут на него, сами сразу же разденутся и — прыг! — уже там.
— В таком случае, Дики, — прервал Эндрю мечтания своего старинного дружка, — надо поскорей затащить его наверх. Не то вдруг какая-нибудь клиффи[11] будет идти мимо, пока мы тут торчим, и тебе придется демонстрировать свое умение на людях.
— Я могу, — бесстрашно парировал Ньюол и тут же добавил: — Ладно, давайте отнесем наше имущество наверх. Мы с Энди берем диван.
Затем, повернувшись к самому крупному участнику их трио, он крикнул:
— Ты управишься с этим креслом один, Уиглсворт?
— Запросто, — коротко ответил атлет-великан.
Он тут же поднял огромное кресло, водрузил его себе на голову, словно это был раздувшийся до невероятных размеров футбольный шлем, и пошел наверх по лестнице.
— Это наш могучий Майк, — сострил Ньюол. — Краса и гордость Гарварда, в ком будет вечно жить командный дух, и первый человек среди выпускников этого университета, кому в будущем выпадет честь исполнять роль Тарзана в художественных фильмах.
— Всего три лестничных пролета. Ну пожалуйста, ребята, — заклинал Дэнни Росси.
— Эй, послушай, паренек, мы договаривались, что только доставим эту штуковину. Ты не предупреждал о ступенях. Мы поднимаем рояли только на лифте.
— Да ладно вам, ребята, — упорствовал Дэнни. — Вы же знаете, в гарвардских общежитиях нет никаких лифтов. Ну что вам стоит поднять инструмент на три пролета и вкатить в мою комнату?
— Еще двадцать баксов, — ответил один из грузчиков, крепкий малый.
— Но как же так, я за этот чертов рояль заплатил тридцать пять!
— Решайся, малыш. Или хочешь стать «поющим под дождем»?
— У меня нет двадцати баксов, — простонал Дэнни.
— Нюни утри, студент, — рявкнул тот из грузчиков, который был поразговорчивей.
И легким шагом они удалились.
Дэнни посидел несколько минут на ступенях Холворти-холла, обдумывая затруднительное положение, в котором оказался. А потом его осенило.
Он поставил перед инструментом шаткую табуретку, поднял крышку дряхлого рояля и начал наигрывать популярные мелодии — сначала робко, затем все уверенней, — чтобы вдохнуть жизнь в стертые клавиши.
Погода стояла теплая, почти все окна в Гарвардском дворе были распахнуты — неудивительно, что почти сразу вокруг него собралось довольно много людей. Несколько наиболее энергичных первокурсников даже принялись танцевать, чтобы заодно поддержать форму перед предстоящими победами в Рэдклиффе, а также и на других площадках танцевальных сражений.
