Пап.
Можно. Очень даже можно.
Это уж чушь, пап.
Да знаю я, и все-таки. Сэмми шмыгает. Он уже скрутил сигаретку, теперь закуривает. Я тебе одно скажу, говорит он, в бегах я никогда не был. Брали меня дважды, но от полиции я никогда не скрывался. Я в аккурат этим и занимался, когда меня взяли, шел на дело. Так что все по справедливости, я о том, что фараоны меня сграбастали. Но я от них не бегал. Они просто, на хер, знаю, о чем говорю, – просто взяли меня с поличным. На месте преступления. Ничего такого уж крупного, могу тебе сразу сказать, но разница тут есть. Сэмми пожимает плечами. Как бы там ни было, сам виноват. Так я ничего другого и не говорю; мне следовало затаиться. Потому как, если они не знают, что ты и где, так они этого и не знают. А стоит тебе пошевелиться, ты им словно бы извещение посылаешь. Приходите, ребята, берите меня, понимаешь? так что надо быть очень и очень осторожным, очень и очень… Сэмми облизывает губы, растирает шею, и там щетина.
Что происходит, па?
Да ничего. А что?
…
Сэмми затягивается, выпускает дым. Со мной вот какое дело, говорит он, ладно уж, тебе сказать можно, я собираюсь уехать.
Ух ты, пап.
Вернуться в Англию.
Пап.
Попробую найти работу, ну и так далее, понимаешь? Привести себя в порядок, глаза и все прочее.
Ух ты, пап.
Да нет, это все пустяки, просто сейчас так будет лучше всего, потому что при том, как оно здесь все складывается, понимаешь, о чем я, мне здесь ни хрена не светит, ни хрена, вот так, я о том, что, если тебя замудохали, значит, надо смываться, и все, я только об этом и говорю, сынок, надо уезжать, ты же не можешь всегда… Ну, что ты можешь сделать, понимаешь? ты же не можешь всегда делать, что тебе хочется. Ну вот, поэтому я и хочу уехать.
Пап, это не из-за той женщины?
Какой женщины?
Ну, этой, твоей подруги.
Вовсе нет, о чем это ты?
А почему же ты тогда уехать хочешь?
Так я уже сказал почему.
И она с тобой поедет?
Да; видишь ли, Питер, она и я, нам хорошо друг с другом. Как только я все улажу и прочее, то дам ей знать и она приедет. Нет, правда, нам с ней хорошо. Ну вот как твоей матери и тому мужику, с которым она встречается; тут ведь вся соль в чем, в отношениях между людьми, а это странная штука; вот погоди, подрастешь, сам узнаешь – и ты тоже, Кит, точно тебе говорю, странная штука, ничего в них понять нельзя, они просто складываются сами собой.
У меня старший брат развелся, говорит Кит.
А сколько ему?
Тридцать.
Тридцать? Угу – а ты самый младший, что ли?
Да.
Много у тебя братьев и сестер?
Пятеро.
Пятеро, да, это здорово. Целая команда, а? Сэмми улыбается. Ну вот, говорит он, главное, Питер, ты ведь теперь большой, так что я буду держать тебя в курсе, письма тебе буду писать.
…
Идет?
Пап?..
Что? Что такое?
Тебя избили?
Да нет, ничего подобного. Что за херня, Питер?
Я просто подумал.
Сэмми улыбается.
Когда ты уезжаешь?
Да скоро, скоро уже.
А сколько тебя не будет?
Это уж как получится.
Если ты ничего не видишь, как же ты работу найдешь? Никто ее тебе не даст.
Найду, как только видеть начну, я об этом и говорю. Конечно, первой работу найдет Элен, а я просто пособие буду получать, по болезни, пока все не выправится. А это может случиться и завтра, и на следующей неделе, и через неделю, кто знает.
А врач ничего тебе не может сказать?
Да в общем-то, нет; потому и нужен этот мой корешок, который звонил тебе насчет снимков, он ни одной мелочи из виду не упустит, ну, выходит, и хорошо, что он мне подвернулся.
Кит спрашивает: А он что-нибудь уже делает?
Что именно, сынок?
Я не знаю…
А, ну да, делает, конечно, помогает мне страховку получить.
А.
Потому как самому этого трудно добиться, Кит, и опять же, одна голова хорошо, а две лучше. Тут важно знать все их уловки, это ж такие хитрые ублюдки. Я в основном потому и хочу смыться – потому что они этого не ожидают. Питер вот спросил, не в бегах ли я, нет, я не в бегах, но убраться отсюда мне надо, иначе дело мое забуксует.
…
Понятно?
Да.
Понятно, Питер?
Это ужасно.
Ужасно, но надо – значит, надо.
…
Сэмми слышит вздох сына и пожимает плечами: Один из тех случаев, сынок, понимаешь, о чем я, когда ничего нельзя поделать.
Пап, помнишь, ты хотел показать мне на кухне одну вещь? Покажи сейчас.
Что?
Ты ведь хотел показать мне одну вещь, на кухне?
А, да, ну, если ты можешь ее починить, тогда пойдем, посмотрим… Сэмми идет к двери, Питер уже прошел на кухню, дождавшись, когда Сэмми войдет, он притворяет дверь. Пап, говорит он, я с тобой хочу.
О господи.
Пап, правда.
Ну да; но только тебе нельзя.
Я правда хочу, пап.
Нельзя, сынок, честно.
Почему?
Просто потому что нельзя. Не годится; но я был бы рад.
Почему же нельзя?
Потому что не годится. Года через два, если я там осяду, может, и раньше, кто знает. Надо посмотреть, что из всего этого выйдет.
Пап.
Послушай, я буду держать тебя в курсе, обещаю, серьезно; идет?
…
Теперь все по-другому, ты теперь подрос, в прошлый-то раз совсем малышом был.
…
Совсем малышом, Питер.
Да, пап, просто я думал, что мог бы помогать тебе, пока ты все улаживаешь; я не собирался остаться с тобой насовсем.
Конечно, Питер, но понимаешь какая штука, тебе лучше сначала школу закончить, потом профессию получить, а уж тогда. Потому что тебя они не тронут, не смогут тронуть. Плюс видишь ли, мне же нужно обосноваться, вот я о чем думаю, дело не просто в тебе, жилье надо найти и все такое, а одному это проще. Потому и Элен со мной не едет, я же должен сначала обосноваться. А после уж ее вызвать. Может, она приедет, может, нет. Думаю, что приедет, но ведь всего же не знаешь, в этом-то мире. Понимаешь, о чем я? Ты заканчивай школу, профессию получи, а тогда уж, если у тебя желание не пропадет. Хотя меня там, может, уже и не будет, я, может, домой вернусь. Ну а если буду, тогда все, конец истории: захочешь приехать, так и все, отлично, хочешь, на пару месяцев, хочешь, навсегда, отлично, не боись, это будет просто роскошно, точно тебе говорю. Я ведь о чем толкую-то, надо годок переждать, чтобы все устаканилось. А после я обговорю все с твоей мамой, это я обещаю. Обещаю. Я свое слово держу, Питер, особенно с тобой. Ну-ка, давай пять!
Они жмут друг другу руки, и Сэмми говорит: Я ж не знаю, может, я уже через пару месяцев вернусь сюда. Без шуток. Зависит от того, как дело пойдет. И еще одно: этот мой приятель, после того, как получит снимки, наверняка будет и дальше к тебе приставать. Но ты ему не рассказывай ничего, о том, что я тебе сейчас говорил, ничего не рассказывай. Насколько тебе известно, я все еще здесь. Договорились? А?
Да.
Плюс если кто другой полезет к тебе с вопросами, все то же самое. Ничего никому. Никому вообще. Идет? Никому, сынок, понимаешь?
Да.
И послушай, господи, если все-таки проболтаешься, не переживай, это еще не конец света; я ведь что говорю, если мы так все устроим, будет лучше, потому что позволит мне малость передохнуть, вот и все, и ничего тут больше нет. Но это не так уж и важно, это не проблема. Лады?
Да, пап.
И хорошо.
Пап, а деньги у тебя есть?
Деньги? А как же, деньги у меня есть.
Потому что у меня тоже есть кое-что. Они в моей спальне, их легко оттуда забрать.
Питер, сынок, спасибо, но мне и моих хватит, спасибо.
Пап, они же мне не нужны.
Сэмми вздыхает.
Честно. Возьмешь их?
Нет.
Почему?
Потому что я и без них обойдусь.
Так ведь и я тоже. Обойдусь, пап. Правда.
Сколько у тебя?
Восемьдесят фунтов.
Восемьдесят фунтов? Ты что, в тотализатор выиграл?
Нет.
Это ж большие деньги.
Да ну, пап, просто деньги, пришли и ушли. Я могу забрать их и отдать тебе. Честно. Это легко, они у меня в спальне лежат.
…
Хорошо?
Да; да, Питер, хорошо, они мне пригодятся. Но ты точно уверен?
Честное слово, пап. Мне только надо будет сходить с Китом пленку сдать, а потом вернуться к ужину домой.
Но после ты еще сможешь выйти, так?
Не раньше семи.
А сейчас сколько?
Сейчас около пяти.
Понятно… Ладно. Сэмми направляется к двери: Пошли обратно в гостиную.
Питер идет следом за ним.
Ты еще здесь, Кит! Сколько, говоришь, времени-то?
Пять часов, пап.
Уже больше, это Кит.
Отлично, говорит Сэмми, это отлично. Значит, у меня есть минут десять на сборы. Мы вызовем от старика Боба такси. Но прежде всего вот что: в кухне на столе лежит хлеб и пакет с сыром. Сделайте из них бутерброды; в холодильнике есть тюбик маргарина. Сделаете?
…
Ладно, как говорится, по местам стоять, орудия к бою.
Сэмми сразу же оставляет их, уходит в спальню. Штаны и куртка все еще сыроваты, да ничего не попишешь, надо будет аккуратно уложить штаны в сумку, все равно он думает джинсы надеть. Обидно, конечно, столько всего насобирал, а взять с собой ничего не может. Ну и не важно, бери только то, что сможешь. И быстро, быстро и толково. Одно определенно, если ты начинаешь вертеться, то и они тоже. Но не боись. Не боись. Снова в путь.
