Наступило время поднять бокалы и выпить за грядущие хорошие времена. Николь захотела выпить еще за их дружбу, и Пенни с энтузиазмом поддержала ее.
— Да, мы должны выпить и за нашу дружбу тоже. Твой тост, Пенни.
— Итак, — Андрианна подняла свой бокал — Мы пьем, друзья мои, за новую удивительную эру… за нас троих… за счастливые минуты… за те лучшие времена, которые еще придут… и за нашу дружбу, которая будет согревать и поддерживать нас всегда… до самого конца…
— Красиво сказано. Не правда ли, красиво, Пенни?
— Дурачок! Это же Энни! Такая сучка! — вскричала Пенни, — Она каждый раз проделывает со мной штуки, от которых я рыдаю. И из-за этих чертовых слез у меня сползает макияж!
В тот момент Андрианна наконец поняла, что вино в ее кубке на самом деле переливается через край…
Гости стали собираться по домам, и Андрианна стала искать глазами Джонатана. И она увидела его… разговаривающего с Гаем и Джино. Холодок пробежал вверх и вниз по ее спине, и только тогда она осознала, что солнце заходит и что дневное тепло улетучилось.
Что они говорили друг другу? Кто кого спрашивал? И что будет с этими ее счастливыми минутами, с этими лучшими временами, которые еще придут? Неужели они будут оторваны от нее прежде, чем она успеет сделать глоток из своей льющейся через край чаши?
27. Воскресный вечер и следующая неделя
Андрианна и Джонатан находились в своей спальне и готовились лечь, несмотря на то что было еще рано. Он не замечал ее печального настроения. Был занят тем, что сначала вешал свой костюм, потом отстегивал манжетные запонки и притом насвистывал под нос отрывки из песен — своего рода винегрет из всех мелодий, под которые они танцевали днем. Вскользь упомянул о том, что ему очень понравилось то, что на церемонии звучала флейта. Потом он заметил, что им обоим есть что сказать практически по всем деталям свадьбы: и о том, что исполнявший роль священника Коул Хопкинс прибыл к ним из Далласа, и о еде, и об оркестре, и о подходящих гостях, даже о женщинах, которые были с ней в школе в «Ле Рози».
Молча слушая, Андрианна думала о том, что кто-то будет рассматривать их как самую среднюю супружескую пару, у которых нет никаких секретов между мужем и женой, которая просуществовала уже много лет, в которой всякий раз муж и жена добродушно обсуждают каждое событие, где они только что присутствовали.
И все же она чувствовала, что проблема ее интимных отношений с Форенцами висит в воздухе, как стена, разделяющая их, и что ей необходимо снести ее. Но с чего ей следует начать? И где она остановится после того, как зайдет в своем разглашении слишком далеко? Она полагала, что свои отношения с Гаем можно объяснить относительно легко. А вот отношения с Джино, гораздо более сложные, — чрезвычайно трудно. Теперь даже ей самой вся история с Джино кажется слегка странной…
Она мотнула головой, как бы стараясь избавиться от этих мыслей. Временами она думала, что она сама как раз и является странной и что это рождается снова и снова в одном и том же месте в ее голове.
— Клянусь, ты так устала, что готова с ног свалиться, — сказал Джонатан, нежно массируя ее плечи. Она сидела за туалетным столиком в тончайшей ночной рубашке и расчесывала волосы.
— Устала, — призналась она. — Кстати, ты знаешь о той истории со мной и Гаем… Ты знаешь… Элоиза говорила, что Гай был моим…
Джонатан рассмеялся:
— Пережитки прошлого? Вообще смешное выражение. Но, между прочим, она большая шутница. И с характером. И сам факт того, что ее волнует то, что, когда вы все трое были детьми, Гай предпочел тебя Пенни, забавен. Лично я ни в чем его не упрекаю. Если бы передо мной стояла проблема выбора между тобой и Пенни, даже в юных летах, то эта проблема разрешилась бы также без долгих раздумий. Гай должен был быть полоумным, чтобы подхватить ее вместо тебя. Даже с учетом ее огромных титек… Кстати, сомневаюсь, что они тогда у нее уже были. Я прав?
Она вынуждена была рассмеяться и признать, что он прав, что в те времена Пенни была плоской, как доска.
— Хотя я и не могу сказать, что Пенни уродина. Например, ребята, которых неудержимо тянет на рыжих, могут ее назвать даже красоткой. Но у меня с такими ребятами разные вкусы. Мне подавай девочку, у которой волосы всегда цвета полуночи.
— Я действительно рада, что ты так думаешь обо всем этом. Это как раз и доказывает, что ты умен. Коул Хопкинс именно так о тебе отозвался. Но он какой-то неприятный, как ты считаешь? Лично меня раздражало каждое сказанное им слово. Кстати, он имел нахальство клеветать на твою честность.
— А, ладно, забудь, — миролюбиво сказал Джонатан. Он откинул ее волосы с шеи и поцеловал ее нежную кожу. — Он вряд ли достоин того, чтобы ты из-за него раздражалась. Наплюй.
Она обернулась и коснулась кончиками пальцев его губ.
— Знаешь, если честно, то больше всего меня задел Эдвард Остин, когда он сказал… что они с Николь беспокоились за меня, когда я осталась с Джино в его доме. Я… В то время я работала на Джино, и это был самый легкий способ… самый удобный… для того, чтобы мне остаться жить в том огромном доме. А Эдвард это так сказал, как будто… Я ведь была специальным административным ассистентом у Джино и…
— В его бизнесе? Ты никогда не говорила мне об этом.
— Да. И поверь мне, я там не могла позволить себе прохлаждаться, работа отнимала все время.
— Это ужасно, — проговорил Джонатан, опускаясь на кровать. — Значит, ты сечешь в автомобильном бизнесе. Я буду это держать в голове… На тот случай, если захочу перебраться в «Дженерал моторс».
«Шутка! Неужели Джонатан ни о чем не может говорить серьезно? Неужели он не понимает, что она пытается как-то объясниться?» Впрочем, это неточное выражение. На самом деле она хотела не выговориться, а отговориться. С помощью полуправды и увиливания от самых опасных мест темы. Она всегда так делала. Но Джонатану и не нужны были ее объяснения. Не задал ни одного вопроса, не попросил ничего прояснить… Как угодно…
— Ложись, мой красивый административный ассистент. Ладно, ладно, беру свои слова обратно. Ложись, моя красивая танцовщица фламенко! О! Это было что-то! Теперь, когда мне известен этот твой порок, я куплю тебе платье для фламенко и буду просить танцевать для меня дни и ночи напролет! А впрочем, зачем нам платье? Без него может получиться еще лучше, — он немного подумал, потирая подбородок. — Ладно, там посмотрим. Может, попробуем и так и так. С платьем и без. — Он показал ей руками на себя и на кровать. — Ты еще не готова?
— Подожди минуту. Дай отстегнуть ожерелье. Я положу его в ларец, так спокойней.
— А кольцо ты не снимешь? Всегда будешь его носить?
— Разумеется, буду. Это ведь обручальное кольцо. Так у всех делается.
— Иди ко мне, — позвал он еще раз.
— Сейчас.
Она выдвинула несгораемый ящик, достала оттуда свой ларец для драгоценностей и положила его на зеркальную поверхность туалетного столика. Прежде чем положить в ларец шейное ожерелье, она на несколько секунд задержала его в руке, внимательно изучая, затем закусила губу и, положив ожерелье в ларец, осторожно спросила:
— Кстати, о чем ты так долго говорил с Джино и Гаем? У тебя же очень мало общего с ними.
— А почему бы нам и не поболтать? — Он улыбнулся. — Ты считаешь, что они слишком богаты для нашего брата? Слишком большой для меня размах?
— О, слушай, хватит меня дразнить! Ты сейчас говоришь прямо как этот грубиян Коул Хопкинс! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Просто у тебя очень мало общего с ними, и учитывая, что…
— Что? Что учитывать? Что они миллиардеры, а я только жалкий миллионеришка?
«Снова дразнит? Почему он сейчас заговорил о деньгах?»
— Ты прекратишь наконец? Я просто хотела обратить внимание на то, что они — типичные европейцы, а ты — типичный американец и…
— Знаешь, я бы мог и обидеться на это твое «типичный». Я считаю, что я просто необыкновенный! Отныне знай это.
— Ну будь посерьезнее.
— О'кей, — согласился он разумно. — Но как быть с нами? Смотри: ты англичанка при матери-испанке, я же — согласен — типичный американец. Однако же у нас с тобой много общего! По крайней мере будет, если мы когда-нибудь наконец ляжем в постель.
— Джонни, я предупредила тебя! Если ты не прекратишь паясничать…
— О'кей. Давай я объясню тебе все популярно. Слушай. Японцы оказали мощное влияние на американскую и итальянскую экономику, сконцентрировавшись с «итальянской резкостью контуров» на автомобильном бизнесе. Ну что ж, вполне нормально. А я, американский бизнесмен, в это самое время поглядывал за тем, сколько недвижимого имущества им удалось отхватить для себя в Калифорнии. Казалось бы, ну что между этими вещами общего? Японцы и тревога о них! Не считая тебя, конечно!
