Она не хотела возвращаться. Было так жалко и не нужно уходить отсюда.
Все стало крохотным: дома, люди, прошлые переживания. Женя перешагивала через горы, и солнце лежало у нее на плече.
Встречные мужчины пристально оглядывали ее с головы до ног, так, что она чувствовала под платьем свою грудь.
— Походочка у тебя! — подозрительно сказала Катя.
— Какая?
— Как у манекенши.
Женя невинно вздохнула:
— Каблуки.
Сила собственных чувств поражала ее, как открытие. Она была уверена, что Тулин должен испытывать то же самое, и не уставала допытываться у него, за что он ее любит, и как любит, и как у него это все произошло, словно пытаясь через него увидеть собственное сердце.
И вдруг все испортилось.
Начала Катя. Это она утром, наблюдая, как Женя причесывается, не выдержав, спросила:
— Ты уверена, что у него серьезное чувство?
Женя сидела в одной рубашке у раскрытого окна. Холодный чистый воздух щипал кожу, он напоминал газированную воду, он вздувал рубашку и наполнял все тело, и она казалась себе невесомой, как воздушный шарик, — толкни и полетит.
— Думаешь, он женится на тебе?
Женя тихо смеялась.
— Какое это имеет значение.
— Ты катишься в пропасть!
Женю всегда забавляло в Кате странное сочетание рассудительности и выспренности. В их группе Катя считалась самой целеустремленной. У нее был твердый порядок во всем, в кино она ходила только на девятичасовой, не раньше, не позже. Поведение Тулина настораживало Катю. Несомненно, он и не собирается жениться на Жене, тем более имея дело с такой дурочкой. Куда это годится — бегать за ним потеряв голову, с какой стати так нерасчетливо вести себя.
— Но ты понимаешь, что ему сейчас не до этого?
— А гулять с тобой — это он может? Имей в виду, мужчины не уважают тех, кто вешается им на шею. Тогда они считают себя безответственными. Оставь его в покое, если хочешь чего-нибудь добиться, кроме ребенка.
По-своему Катя была права, и спорить с ней не имело смысла.
— Расчеты, расчеты… — сказала Женя. — Я так не умею. У тебя вся жизнь наперед вычислена. — Она посмотрела в зеркало. — Что такое камея? Он сказал: у меня профиль, как на камее.
— Да, я должна быть расчетливой, — сказала Катя. — У меня нет такой внешности. Я не камея. И отец у меня не инженер. Я всему обязана своей воле. Ты знаешь, при моей язве желудка я должна себя соблюдать, иначе мне ничего не добиться. — Она сердито сглотнула слезы. — У меня во всем диета.
Женя пристыженно расцеловала ее и стала ей укладывать волосы. Само по себе лицо Кати было симпатичным. Просто оно никак не соответствовало ее характеру. Оно подошло бы миленькой, глуповато-беззаботной машинистке, а на Кате оно выглядело как школьное платьице на взрослой женщине.
Сбить Катю было невозможно. Раз начав, она должна была кончить. В лучшем случае Тулин превратит Женю в домашнюю хозяйку, он слишком эгоист, чтобы считаться с другими. В наше время нельзя жить одними чувствами. Надо думать о будущем.
— Искала, искала свое призвание и нашла — быть утешительницей. Ты присмотрись: ему никто не нужен, и ты в том числе…
Почему-то эти слова больней всего задели Женю.
Что бы там ни происходило, а надо было заканчивать и сдавать отчеты и спешить с дипломами. И снова жужжали моторы, весело и ровно потрескивали ртутники. В перерыве посылали кого-то за персиками, бегали купаться, и Лисицкий потихоньку снял парочку ламп с установки, на которой работал Ричард.
С утра Агатов проводил совещание насчет практики. Тут же сидел Тулин, потом зашел Лагунов.
Алеша спросил, почему закрывают тему. Агатов хохотнул:
— Это к нашей теме не относится.
Но Лагунов принялся разъяснять Алеше доверительно, свойским тоном, каким он считал нужным говорить с молодежью. Началась душеспасительная беседа о науке, об образе ученого, всякая тягомотина, которую Женя терпеть не могла. Лагунов повторил, что при Сталине работу продолжали бы, не считаясь ни с какими жертвами.
— Или, наоборот, прикрыли бы так, что всех посадили бы за вредительство, — сказал Лагунов. — Верно? — Он обернулся к Тулину, и тот утвердительно кивнул.
— Преобразования, новое время не цените, — бубнил Лагунов.
— А чего ценить, что не арестовывают? Так ведь это нормально, — сказал Алеша.
— Спасибо, — Катя поклонилась ему, — спасибо за то, что ты добился этого.
Но Алеша распалился. После аварии он чем-то стал напоминать Жене Ричарда, вмешивался, спорил, влезал в такие дела, за которые сам раньше высмеивал Ричарда.
Агатов накинулся на него: молодежь пошла, слишком легко вам все дается, войны не знали, развели тут демократию!
Тулин молчал и рассеянно улыбался. Тогда Женя не вытерпела:
— Может, начать войну для нашего воспитания?
Агатов что-то шепнул Лагунову, они оба усмехнулись, и Лагунов с любопытством стал разглядывать Женю, а Агатов сказал ей:
— На вашем месте я бы держался скромнее.
Тулин слышал это и даже глазом не повел, слово побоялся сказать. Алеша продолжал еще спорить с Лагуновым и спрашивал у него: «Согласен, тридцать седьмой год, но как вы могли допустить это?» — но Жене уже все стало неинтересно.
Как водится, несчастья посыпались одно за другим. В лаборатории споткнулась о ящик, порвала новый капроновый чулок. В сердцах стала разбирать схему и рванула провод так, что полетела колодка. Агатов, конечно, заметил, разорался. Но Женя уже завелась:
— Подумаешь, колодка, вы о человеке не думаете, у меня, может, горе!
Агатов оторопел: какое горе? Женя задрала юбку и помахала перед Агатовым ногой.
— Чулок порвала. Вы никогда не носили капроновых чулок?
Вера Матвеевна прикрикнула на нее:
— Сейчас же извинитесь!
— Хорошо, — сказала Женя и разрыдалась.
Вера Матвеевна заслонила ее, как наседка, и увела к себе, достала штопальный набор в кожаном футлярчике.
— Ваш Тулин — трус! — сказала Женя. — Он эгоист.
Вера Матвеевна показала, как закрепить петлю, а потом сказала:
— Мы, женщины, переоцениваем себя. Мы много можем дать мужчине, но далеко не все.
В ее словах не было ни зависти, ни ревности, а какое-то непонятное Жене чувство, свойственное только женщинам, которым уже за сорок и которые говорят о мужчинах спокойно.
— Однажды я читала сыну сказку про спящую красавицу, — сказала Вера Матвеевна. — Кончила, а он спрашивает, что дальше было. Я говорю: свадьбу сыграли. А дальше? Ну что ему ответить, чтобы было интересно? Наверное, дальше у этого принца ничего хорошего не было. Она оказалась сварливой и отсталой девицей. Шутка ли, проспать столько лет! Все хорошее было, пока он добирался до замка.
Тулин был небрежно-ласков, и было ясно: для него не существует никого, в том числе и Жени с ее любовью. Она поймала себя на том, что любуется его руками. Это ужаснуло ее. Значит, кроме всего прочего, она развратная, порочная. Она была низвергнута к тем несчастным, околпаченным девчонкам, которых она всегда жалела и высмеивала. Мужчины на нее больше не глядели. Ноги у нее были толстые и на подбородке прыщ.
Она-то верила, что у нее будет все не так, как у других. До чего ж пошлая получилась история!
А Ричард уверял ее, что Тулин — человек будущего, — вот потеха!..
Они лежали, прижавшись друг к другу, и она ощущала его всего — щекой, животом, ногами, и ей было этого мало, ей хотелось чувствовать его спиной, затылком, чтобы всюду был он, завернуться в него.
— Настоящее только это, — сказал Тулин. — Все остальное — ерунда.
— А я решила, что больше не нужна тебе.
— Ты единственное, что мне нужно.
— А… женщина может много дать мужчине, но не все, — наставительно произнесла она.
— Женщин много, а ты для меня — это… это… Женя, вот ты кто.
Она ему нужна, как все стало просто! Слова тут были ни при чем, она почувствовала это сразу, когда распахнула дверь и успела увидеть его глаза, рванувшиеся навстречу, и сразу ощутила его сухие, вздрагивающие губы на руках, на лице. Она еще пробовала что-то объяснить, но все это уже потеряло смысл. И все же ей зачем-то надо, чтобы он говорил. Когда он говорит про это, она начинает не верить, а когда он не говорит, ей хочется, чтобы он говорил. Почему так?
Она засмеялась, Тулин поцеловал ее в плечо, и она снова засмеялась, чувствуя, как нравится ему ее смех.
Наверное, она все же девчонка, если поцелуй остается для нее событием.
— Выше этого нет ничего, — упрямо повторял он.
— Тебе этого мало, — мягко сказала она.
Он усмехнулся:
— А тебе?
— Мне тоже. Я тщеславна. Мне нужно, чтобы ты стал знаменитостью. Я мещанка и обывательница. Помнишь, ты обещал мне покорить грозу? Помнишь, какой ты был… — Ей хотелось пробудить в нем хотя бы честолюбие. — С тех пор я мечтаю только о таком, который может управлять грозой. Других мне не надо. Я хочу, чтобы твои портреты были во всех газетах и чтобы у тебя был значок лауреата.
