Несовместимые скорости с удивительным спокойствием соседствовали в повседневной жизни. Доехать от дачи до института занимало столько же времени, сколько потребовалось бы, чтобы добраться отсюда до Москвы.
Беседуя об этом, они направились к зданию вокзала, когда к ним подбежал Крылов. Он растолкал провожающих. Пальцы его сжимали вечное перо. Он наставил его на Голицына.
— Статистика, — блаженным голосом сказал он. — Статистически выходит, что импульсы маловероятны. Все очень просто. Один к десяти миллионам. Конечно, мы их упустили. Вот смотрите, как получается.
Он взял у Южина газету и начал писать на полях. Чернила расплывались, и Южин ничего не мог разобрать, но Голицын брал у Крылова ручку и что-то подчеркивал и исправлял, и Крылов опять отбирал у него перо, и они говорили, перебивая друг друга, и каждый тянул газету к себе.
— Позвольте, что же вы показали? Что именно? Что расчетных отклонений вообще нет?
— Да, да! — с восторгом подхватил Крылов. — Они настолько редки, что у нас они и не попадали на прибор.
— Но согласитесь, это более чем странно, — сказал Голицын. — Вы доказываете, что они есть, тем, что их у вас нет.
— В том-то и дело!.. Статистически это получается. У нас их и не могло быть.
Голицын посмотрел на его растерянно-счастливое лицо и присел на скамейку, у него закололо в груди. В правом кармашке у него был валидол, надо было бы принять, но ему не хотелось показывать свою слабость при всех.
На Крылова смотрели укоризненно.
— Что происходит? — сердито шепнул Южин Крылову. — Подумаешь, сенсация, могли в письменном виде.
По радио объявили посадку. Южин взял Голицына под руку и повел на летное поле. Крылов шел рядом, не переставая говорить. У трапа они остановились. Южин распрощался со всеми и поднялся на ступеньку.
— Аркадий Борисович, нам пора.
Голицын и Крылов посмотрели на него почти бессмысленно.
— Ах, да, — опомнился Голицын. — Минуточку.
И снова зашагал с Крыловым мимо самолета по солнечным бетонным плитам.
— Безобразие! — сказал Агатов. — Он же псих, только напрасно волнует старика. Я его сейчас попрошу.
— Я сам, — сказал Южин.
Он спустился с трапа и подошел к ним.
— Простите, Сергей Ильич, нам надо садиться.
Некоторое время они задумчиво смотрели на него. Голицын взял Южина за пуговицу.
— Допустим, что так, — сказал он. — Допускаю. А что значит, что зон мало? А?
— По-моему, — сказал Крылов, — это усиливает возможность воздействия.
— Но их труднее обнаружить.
— Аркадий Борисович!
— Подождите, — сердито сказал Голицын и вдруг, увидев Южина, и аэродром, и самолет, сконфузился, не успев даже «напустить чудика». — Знаете, генерал, я задержусь, тут крайне важно.
— Что, получилось у него что-то? — спросил Южин.
Голицын нетерпеливо поморщился:
— Проверить надо, проверить.
— Но как же, вас будут встречать, Аркадий Борисович.
— Я следующим рейсом, следующим.
Южин внимательно смотрел на Крылова. Его поразило, что в голосе Крылова не чувствовалось торжества.
— Вас можно поздравить?
— Нет, что вы. — Крылов засмеялся, чуть нервно, легко, беспричинно. — Еще далеко. Это страшное дело — иметь такого противника, как Аркадий Борисович.
— Будет вам! — прикрикнул Голицын. — У меня времени нет.
Южин еще попытался спросить про билет и багаж, но Голицын посмотрел на него так, как будто ему предлагали «козла» забить. Они нетерпеливо попрощались с Южиным, и тотчас же их лица стали одинаково отрешенными. Какое-то удивительное сходство роднило их, у Голицына то же жадное любопытство, что и у Крылова, словно они были единомышленниками, а не противниками. Поднимаясь по трапу, Южин оглядывался. «Что заставляет их заниматься этими вещами, забывая обо всем на свете?» — спрашивал он себя.
И, опустившись в мягкое кресло, он продолжал думать о таинственной силе, владеющей их помыслами и чувствами. Он испытывал к ней скрытое почтение. Это была та особая высота, с которой, вероятно, и Лагунов, и Южин со всей их властью, и судьба Крылова — все представлялось малозначительным. Там царили свои ценности, свое понимание счастья. Не от мира сего, но для мира сего. Древняя неутолимая жажда познания, творения, которая лежала в основе жизни. Тот же Крылов — зачем ему это, что мешало ему свернуть на мирную дорогу прощения и даже признания и всяких благ?
От Тулина пришла телеграмма из Москвы, и Женя собралась ехать. Практика заканчивалась. Катя заедет к родителям, Алеша решил махнуть к морю, а она поедет в Москву.
Вечером она зашла попрощаться к Крылову.
— Ну как? Эврика? — Женя кивнула на стол, заваленный бумагами.
Крылов потянулся.
— Пока не светит. — И, радуясь передышке, стал приседать и размахивать руками.
После того как он проговорил несколько часов с Голицыным, выяснилось, что идея-то неплоха, трудно просчитать и доказать, что возможно измерить отклонения.
— Я бы задержалась помочь вам, — сказала Женя, — но я получила телеграмму.
— Ну, как он там?
Она заметила, что на него не произвело никакого впечатления новое назначение Тулина и тот внимательный прием, который оказали Тулину в Москве.
— Вы, пожалуйста, не думайте, что я с ним полностью согласна, — сказала Женя.
— У меня к вам просьба, — сказал Крылов. — Зайдите в институт к Песецкому, передайте письмецо, может, он осилит это уравнение.
Женя смотрела, как он писал, вздыхая и высунув кончик языка. На краю стола стояли пустые бутылки из-под кефира, на полу у измятой кровати пепельница, на подоконнике старенький кофейник, оставшийся от Тулина, и электроплитка.
— Давайте я вам сварю кофе, — вдруг сказала Женя.
Крылов что-то буркнул.
Она умела хорошо варить кофе. Единственное, что она умела по хозяйству. Крылов пил, закрывая от удовольствия глаза. Женя улыбалась. Ей было грустно.
Как славно могло быть, если бы она полюбила Крылова! Строго говоря, он даже чем-то милее Тулина. Девочки из метеослужбы вздыхали по нем, и Зоечка из ресторана… Только его почему-то стесняются. Они жаловались, что с ним нельзя так просто болтать, как с Тулиным. В этой стране любви, куда она попала, существовали необъяснимые законы — вот рядом славный человек, а полюбить его невозможно ни при каких обстоятельствах. Катя, та, например, может влюбиться в Крылова, а в Тулина нет, а она, Женя, наоборот. Почему?
— Все уезжают, — сказала она. — Лисицкий говорит, что вас тоже куда-нибудь пошлют. Вам надо действовать самому, а не дожидаться. Хотите, мы в Москве пойдем к начальству насчет вас?
— Да, конечно, — рассеянно соглашался Крылов, и Женя понимала, что это его нисколько не занимает. Лисицкий окрестил его снисходительно — «мученик науки», Алеша защищал его, но последнее время о Крылове все чаще говорили покровительственно, как о чудаке, обреченном, несчастливом.
Когда она шла сюда, ей было стыдно: вот она уезжает в Москву, а он остается вместе с Ричардом и с той работой, которой занимались и Ричард, и Тулин, все они.
А оказалось, что все это для Крылова попросту не существует. Ни ее стыд, ни эти разговорчики, ни успех Тулина в Москве. И от этого она почувствовала невнятную тревогу…
— Но так, как вы думаете про Тулина, тоже неправильно, — сказала она.
Крылов молча смотрел на нее. Его круглое лицо сейчас было очень добрым и усталым.
— Я бы его попробовала уговорить.
Он развел руками, заходил по комнате.
— Зачем?
Видно было, как тягостно ему говорить об этом.
— У нас снова будут неудачи и всякие ошибки…
Она не подозревала, что он может быть таким жестоким.
Он стукнул кулаком по столу, ему легче было объясниться жестами, чем произнести эти слова.
— Олег для этого не годится.
— Вы обижены на него?
— Нет, хуже. Он мне просто не нужен. — Крылов угрюмо опустил голову. — Он мне мешал бы. — Он посмотрел на нее исподлобья. — Наверное, это некрасиво с моей стороны…
— Я понимаю. Я вас понимаю, — сказала Женя. — Вы знаете, мне совестно, что я вот так уезжаю…
— Ну, а это чепуха, — сказал Крылов. — Не думайте об этом.
А о чем же ей думать? Она шла по улице, потом вдоль реки, мимо висячего моста. И так она слишком мало думает.
Она не заметила, как пришла на кладбище.
Белые кресты, пирамидки из крашеной фанеры с никелированной звездой наверху. Выжженная солнцем трава. Маргаритки в зеленой боржомной бутылке. Осевшая могила Ричарда. Кольца засохших венков. Фотография под стеклом уже пожелтела. Синие горы, леса, а наверху воздушная дорога в реве взлетающих самолетов, а еще выше багровая звезда, кажется Марс. Так и будут отныне проходить годы над этой могилой.
