Он был там, у моста, зажатый в толпе.
Полусотней метров ниже красная резиновая лодка сражалась со стремнинами и водоворотами, пытаясь добраться до завернутого в пленку тела.
Взгляд Человека-падали перешел с реки на утыканные зонтиками береговые насыпи, оттуда скользнул на забитое машинами шоссе и на промокших полицейских, поднялся к небу, где кружил вертолет, и, наконец, опустился на его дрожащие руки.
Руки, которые сделали все это...
"Когда муравей находит труп мыши, он не хранит его для себя, как сокровище. Первое, что он делает, — несется как сумасшедший в муравейник и всем объявляет: "Спешите! Спешите! Вы не представляете, что я нашел!" Полчаса спустя мертвое тело полностью покрыто снующими по нему муравьями. Аккурат то же самое с людьми".
Не убей он девчонку, сейчас все эти люди сидели бы по домам. А не мокли бы тут под дождем, чтобы взглянуть на то, что он сделал.
И эту пробку длиной в десять километров тоже он устроил. Эти прожекторы зажег он. И карабинеры приехали по его милости. И он усадит людей за стол, чтобы они о нем написали.
И самое невероятное — то, что никто из присутствующих не мог себе представить, что среди них находится тот, кому Бог повелел это сделать.
"Видите вон того? Хромого калеку, которого вы считаете мелким дерьмом? Дамы и господа, это он. На него Господь возложил эту миссию".
И все аплодируют: "Браво! Браво! Счастливец!"
Это было здорово. Правда здорово.
Человек-падаль вспомнил, что как-то раз Дуччо Пинелли, сварщик из их бригады на "Евробилде", рассказывал им с Рино, что, когда ему было восемнадцать, он, возвращаясь после пьянки в пабе, сбил велосипедиста на дороге в Богоньяно. На место аварии приехала "скорая помощь" и полиция; дорогу, точь-в-точь как сейчас, перекрыли черт знает насколько, и образовалась десятикилометровая пробка.
— Это — самое важное из всего, что случилось со мной за всю мою жизнь, — пояснил он. — Знаешь, сколько народу набирается в десятикилометровой пробке? Тысячи людей. Вы только прикиньте, тысячи людей потеряли четыре часа своей жизни по моей вине! Пропустили встречи, опоздали на работу и кто знает, какие невероятные возможности упустили. Я изменил их судьбу. Начиная с велосипедиста и его семьи. Нет, "важное" — это не то слово. "Важное" — это как будто речь идет о каком-то достижении. Есть другое слово, более точное, но оно мне никак не идет в голову. Вертится на языке...
— Существенное? — подсказал Рино, в изрядном подпитии.
— Точно! Существенное! Я в своей жизни повлиял на судьбу двух, максимум трех человек. Но в день аварии я изменил тысячи судеб. — Он надолго погрузился в молчание, вперив взгляд в пустоту. Потом вдруг добавил: — Может, кому-нибудь даже в лучшую сторону, поди тут узнай. Может, именно благодаря той четырехчасовой задержке они смогли встретиться, познакомиться и полюбить друг друга. — Он потянулся и прибавил: — Да, это был самый существенный момент в моей жизни.
А теперь и Человек-падаль сделал что-то важное. В тысячу раз более важное, чем то, что сделал Дуччо Пинелли, сбив велосипедиста.
Его история попадет на первые страницы газет, а может, даже в новости по телевизору.
221.
Кристиано Дзена сидел в обгорелом кузове "Фиата-127" и смотрел, как, расправив крылья, сотни чаек выводят под дождем широкие спирали над заваленным отбросами котлованом.
Тысячи тонн дымящихся отходов, на которых пировали вороны и чайки, по которым карабкались бульдозеры и грузовики.
Сам того не ожидая, он оказался на свалке.
Бросившись прочь от шоссе и что есть мочи припустив по полям, мимо складов, вдоль оград, оставляя позади лающих ему вслед цепных псов, в какой-то момент он поднял глаза к небу и увидел чаек, кружащих, как стервятники над падалью. Он зашагал вперед по поросшей сорной травой каменистой земле, держась рукой за живот в районе селезенки и низко опустив голову, и оказался перед круглым котлованом шириной почти с километр.
"Все дерьмо свозят сюда".
Кристиано зажег последнюю сигарету из пачки, которую таскал в кармане уже неделю, и затянулся, не испытав никакого удовольствия.
Он обернулся. Через пустые глазницы окошек была видна оставшаяся от солнца фиолетовая полоска.
"Полиция уже наверняка взялась за поиски убийцы".
При мысли о том, что сотни людей там пытались сейчас понять, кто же мог убить Фабиану, Кристиано начинал задыхаться.
Вообще-то он чувствовал себя так с того самого момента, когда отцовский звонок разбудил его среди ночи. Он никак не мог надышаться, и даже если расправлял грудь и делал глубокий вдох, все равно легкие воздухом полностью не заполнялись.
Неожиданно он вспомнил пираний, которых видел в зоомагазине в торговом центре.
Видные рыбины с красными животами. Размером с зубана на две порции. Триста, четыреста граммов.
Кристиано пираньи совсем не нравились. Зависают себе неподвижно посреди аквариума и ничего не делают. Нет на свете более скучной рыбы.
У этой к тому же был особенно тупой вид: морда невыразительная, торчащие изо рта кривые зубы и черные, как лакричные карамельки, глаза. Ее посадили в слишком тесный аквариум, вместе с большой водяной черепахой — зеленой, с оранжевыми пятнами на щеках. Таких держат в ванночках с пластмассовой пальмочкой, пока они не наскучат, а потом сливают в унитаз.
Ну, водяных черепах трогать не надо. Серьезные твари. Хладнокровные. Вообще не мрут. Хоть они и тропические животные, привыкшие жить в теплой воде, но прекрасно себя чувствуют и в холодной, вырастая огромными, как сковородки. В природе редко встретишь более прожорливых и агрессивных животных. Хуже крокодилов — те тоже прожорливые, но, когда насытятся, валятся на берегу, и хоть ты их ногами пинай, они и в ус не дуют. А черепахи, в отличие от них, вечно голодные.
В общем, пиранья и черепаха сидели в крохотном аквариуме в зоомагазине. Черепаха барахтала лапками, как будто совсем не умела плавать, вытягивала шею и потом — цап! — хватала пиранью за плавники своей острой пастью. Она уже отгрызла у нее полхвоста, а от боковых плавников остались одни культяпки.
Кристиано, увидев, что вытворяет это чудовище, побежал рассказать все хозяйке. Но та удостоила его таким же вниманием, с каким оглядывала банки с кормами для золотых рыбок.
Кристиано вернулся к аквариуму, где черепаха продолжала увечить пиранью, которая принимала пытку столь терпеливо и смиренно, что у него сворачивались кишки.
В какой-то момент черепаха, куснув плавник, нацелилась на жаберный карман рыбы. Удар. Еще один. Наконец она вгрызлась в налитые кровью жабры. Оттуда плеснула красная струя, окрасившая в розовый цвет воду в аквариуме. И эта кровь дошла до носа пираньи. Ее глаз загорелся, как монитор компьютера, рыба задрожала, возбуждаясь точь-в-точь как акула, учуявшая кровь жертвы, только это была не кровь жертвы, а ее собственная. Пиранья неожиданно пришла в движение: обнажив ряд острых зубов, она раскромсала черепахе горло с той же легкостью, с какой рвутся капроновые чулки.
Кристиано удалось сачком (он бы ни за что на свете не сунул туда палец) вытащить из воды рептилию до того, как пиранья ее прикончит, и шлепнуть в другой аквариум, полный маленьких неоновых рыбок. Черепаха, сама едва живая, тут же набросилась на рыбешек, заглатывая их целиком, но те целыми и невредимыми выплывали через дырку в горле.
Так вот, Кристиано Дзена в это мгновение ощущал себя точь-в-точь как та пиранья в торговом центре, атакуемая со всех сторон. Когда наконец он почует запах крови, своей собственной крови, он сорвется и устроит кровавую бойню.
Он бросил на землю окурок и подошвой ботинка растер его в кашу.
"А что, если меня кто-нибудь видел?"
Внезапно он понял, что теперь не так уж уверен, что никто не видел, как он кидал труп в реку. Может, там был рыбак, да кто угодно, даже на расстоянии нескольких сотен метров, тогда он пропал.
Кристиано провел рукой по лбу. Лоб покрылся испариной, и вообще он чувствовал себя неважно.
"Меня найдут. Как пить дать найдут.
Погоди!
Стоп! Черт, погоди минутку! Это не ты ее убил! Что на тебя нашло? Не ты ее убил! Это был не ты! Ты ничего не сделал. Только то, что сделал бы каждый сын"
"Каждый сын поступил бы, как я, — пробурчал Кристиано, прижав пальцы к губам. — Они поймут".
"Поймут, как же... Сяду за решетку на всю жизнь".
"Ну почему? Черт!" — Он резко поднялся, и в тот момент, когда он пинал ногой по сплющенной дверце машины, зазвонил сотовый. Он вытащил его из кармана, надеясь, что звонит Данило. Но это был Трекка...
Он не стал отвечать. Тренькнув десяток раз, телефон замолк, и Кристиано еще раз попробовал дозвониться до Данило. Сотовый по-прежнему не отвечал. Он набрал домашний номер.
Длинные гудки. Он звонил, звонил, но никто не подходил.
