Тот же, или другой самолет снова пролетел мимо и возвратился, в четырех милях к югу.
— Сколько еще раз этот долбанный самолет будет тут летать?
— Спорим. Четыре раза.
— Десять центов.
— Повышаю.
— Согласен. Что у тебя?
— Тузы.
— Флеш. Кто смотрит за дорогой?
— Я смотрю. Сдавай.
— Сколько?
— Три карты.
— Три.
— Одну.
— Сдающий берет две.
— Смотри за этим ублюдком. Твоя ставка, Абцуг.
— Не трогай меня, я нервничаю.
Итог игры: Абцуг проиграла все.
— Это нечестная, скучная, дурацкая игра, — сказала она, — и если бы у меня был мой набор «Скраббл», я бы вам, пижонам, показала настоящую игру.
Следующим должен был сторожить Хейдьюк. Было время сиесты.
Все, кроме Смита спали. Он поднялся на холм над рудником, сел на валун в тени сосен, достал бинокль и стал смотреть.
Он мог видеть пространство миль на сто. Воздух был чист, небо было покрыто тяжелыми облаками, было безветренно. Покой впечатлял. Пятна солнца лежали на незнакомой земле, волны тепла, дрожащие как вода, плыли над каньонами. Было около ста десяти градусов в тени там внизу. Он видел Шипрок, гору Ют, Монумент Вэллей, Навахо Маунтейн, Кайпаровиц, рыжие стены каньона Нэрроу, темный желоб реки Дёрти Девил Ривер. Он видел пять пиков гор Генри — Эллсворт, Холмс, Хиллерс, Пэннелл и Эллен — торчащих позади лабиринта каньонов, куполов песчаника и башенок Глен-Каньона. Гиблое место потерять здесь корову. Или сердце. Гиблое место, думал Редкий Гость, что-то здесь потерять… точка.
26. Мост: пролог перед финальной погоней
— Ладно, ладно, ладно, давай устроим это чертово шоу на дороге. Подними задницу, Док, вылезай на солнце, Абцуг, сваргань нам поужинать. Где Смит?
— Сам сваргань, если так спешишь.
— Черт подери, где Смит?
— На холме, сейчас придет.
— Сколько можно спать, солнце садится.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? Спрыгнула с холма или еще что?
— И то и другое.
Хейдьюк, лихорадочно возвращаясь к жизни после двадцати четырех часов реабилитации, качал примус, чтобы зажечь горелку. Он заглянул в их большой голубой общественный, видавший виды, кофейник, высыпал оттуда мусор и остатки кофе и мокрую дохлую мышь.
— Как она попала сюда? Не говори Бонни.
— Бонни — это я.
— Не говори ей.
Он всыпал восемь столовых ложек кофе, залил воду, поставил кофейник на огонь.
— Химикаты, химикаты, мне нужны химикаты.
— Ты даже не собираешься промыть кофейник?
— Зачем?
— Там была дохлая мышь.
— Я выкинул эту дрянь. Ты видела меня. О чем волноваться? Она была дохлая. Давай, почисть картошку. Открой банку чили. Нам надо как-то поесть, в конце концов, — вытащив похожий на армейский нож из ножен, Хейдьюк порезал двухфунтовый кусок бекона ломтями, положил их на сковороду. Они тут же начали шипеть.
— Кто это все будет есть?
— Я. Ты. Мы все. Нам предстоит трудный вечер.
Он начал открывать четыре банки чили.
— Ты откроешь чили, или я должен все делать сам? Свари яйца, ты женщина, должна в этом понимать.
— Почему ты в таком паршивом настроении?
— Я нервничаю. Я всегда в таком настроении, когда я нервничаю. Ты меня заставляешь нервничать. Скажу больше, выводишь из себя.
— Извини.
— Извини? Я не верю своим ушам, это первый раз, когда я от тебя слышу это слово. Это все, что ты можешь сказать?
— Я забираю его обратно.
К ним присоединились Редкий Гость Смит и доктор Сарвис. Они начали обсуждать План. Для Хейдьюка и Смита предполагалась работа с мостом, или мостами, в зависимости от времени, материалов и «местных условий», для Абцуг и Сарвиса — работа на карауле, по одному с каждого края. Какой из трех мостов разрушить вначале? Они сошлись на наименьшем — мост через Белый Каньон. Второй, если хватит времени — будет мост Дёрти Девил. После этих двух обрушенных мостов центральный мост через Нэрроу Каньон, Лэйк Пауэлл, вышедшую из берегов Колорадо, станет бесполезным — к нему невозможно будет проехать. С ним или без него дорога — хайвей 95, соединяющий Хэнксвилл с Блендингом, восточный и западный берег озера Пауэлл, западный и восточный края каньона будут эффективно отрезаны друг от друга. Разделены. Разломаны. На несколько месяцев. Возможно лет. Возможно навсегда.
— А если людям эта дорога нужна? — спросила Бонни.
— Эта дорога нужна только местным, — сказал Смит, — а также буровым фирмам и людям, вроде епископа Лава. И департаменту дорог, ведь строительство дорог — их религия. Никто больше никогда не слышал о ней.
— Я просто спросила, — сказала Бонни.
— Вы закончили свою дурацкую философию? — сказал Хайдьюк. — Окей. За работу. Док и Бонни, найдите что-нибудь, из чего можно изготовить дорожные знаки. Нам нужно четыре больших знака «ДОРОГА ЗАКРЫТА: МОСТ». Нам не нужны туристы в Виннебагосе, сующие нос в Дерти Девил Ривер. Не хотелось бы увидеть поисково-спасателей в своих летающих жестянках над Уайт Каньон Гордж, правильно? Или мы хотим? Краски нам хватит?
— Почему мне вечно поручают нудную и неинтересную работу? — заныла Бонни.
— У нас целый ящик аэрозольных красок, — сказал Смит.
— Хорошо. Я и Редкий начинаем работать с термитным тиглем. Нам понадобится примерно около…
— Почему? — заныла она.
— Потому, что ты женщина. Около четырех картонных круглых коробок. Возможно, шесть. Где барахло?
— В тайнике.
— Так я и думала, — сказала Бонни.
— Послушай, — терпеливо объяснил Хейдьюк, — господи, ты бы лучше ползала там под мостами, внизу, где крысы и скорпионы.
— Я лучше буду рисовать.
— Тогда заткнись и работай.
— Хорошо. Кто будет мыть посуду?
— Все этим всегда кончается, — сказал Док, — я помою тарелки. Хирург должен иметь чистые руки… как-нибудь.
— Надо спрятать наш лагерь, — сказал Хейдьюк, — чтобы никто не знал, что мы здесь были.
— На чем поедем? — спросил Смит.
Хейдьюк подумал.
— Возьмем оба. Возле Каньона разделимся, если нас засекут. И будем иметь замену, если один сломается. Нам много чего надо тащить с собой.
Спокойно, без спешки и хаоса, они погрузили свои вещи в пикап Смита, оставив напоследок огромную камуфляжную сетку. Они сожгли и расплющили консервные банки и бросили их в яму на месте костра (удобрили землю). Они зарыли угли в эту же яму, подмели это место и прикрыли его можжевельником. Почерневшие камни они побросали в пропасть.
Бонни и Док слезли возле старой шахты, держа молотки и краски в руках. Они нашли листы фанеры и фибролита и изготовили знаки, шесть на десять футов, гласящие: «ВНИМАНИЕ! ДОРОГА ЗАКРЫТА, СПАСИБО.»
Они сделали несколько стоек, два на четыре фута, чтобы повесить на них знаки и привязали знаки к трубам каркаса джипа Хейдьюка.
Хейдьюк и Смит выкопали материалы для термита из тайника под деревьями: 45 фунтов стружки оксида железа, 30 фунтов алюминиевой пудры, 10 фунтов перекиси бария, 22,5 фунта порошка магния, все это упаковали в круглую коробку с металлическими торцами.
— Это все, что есть? — спросил Хейдьюк.
— Этого что, не хватит?
— Надеюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что я не знаю, сколько понадобится, чтобы прожечь секции моста.
— Почему бы не взорвать их?
— Для этого понадобилось бы в десять раз больше динамита, — Хейдьюк поднял две картонки. — Давайте перенесем это в джип. Нам понадобится что-то вроде большой кастрюли с крышкой, чтобы перемешать в нем состав.
— Банки из тайника подойдут?
— Да.
— Почему не смешать все здесь?
— Безопаснее будет смешать состав на месте, — сказал Хейдьюк.
Они запихнули, сколько влезло, в джип Хейдьюка — порошок, взрыватели, остатки динамита, остальное сложили в пикап Смита. Солнце зашло, закат угасал на темно-сером горизонте. Они сложили маскировочную сеть. Хейдьюк замел последние следы можжевеловым веником.
— Поехали, — сказал он.
Смит и Док ехали в пикапе впереди, они вели машину очень медленно, с выключенными фарами, на протяжении десяти миль по грунтовке к хайвэю. Хейдьюк и Бонни ехали позади на перегруженном джипе. Разговоров не было, все было предусмотрено заранее. Если одна группа попадает в переплет, она предупреждает другую световыми сигналами.
Бонни переживала тяжелое чувство фатализма, вновь поселившееся в ней, оно отдавалось в сердце, под ложечкой. Она радовалась, что сегодняшний ночной рейд будет последним на долгое время. Я не чувствую ничего, кроме опасности, повторяла она про себя. Она покосилась на Хейдьюка, и не смогла подавить в себе рефлекс, выбросив банку из-под пива в окно. Она услышала, как алюминий звякнул о камень дороги. Ты, дрянь, подумала она, грязная падаль. Она вспомнила ночь и утро в застегнутом спаренном спальнике: другие ощущения. Принимала ли я таблетки сегодня? О, Боже! Короткое мгновение паники. То, что нам не нужно сейчас — маленький сбой с небес.
