И стихотворные листки, бывает, стремятся из былого: от К. Чуковского и А. Барто, от И. Токмаковой и С. Михалкова. Они несут нам весть о “Разноцветных домах” Я. Акима. Они улыбаются “Кривляке”, перед которым держит зеркальце Р. Сеф. Они желают нам доброго дня, как прохожий, встреченный В. Орловым. Они улетают в небеса вместе с птицами В. Степанова или возвращаются назад из “Тридесятых сказок” А. Усачева.
Когда-то на сборе молодых детских писателей в Ленинграде один начинающий автор запомнился новеллой о том, как он принес больному другу “море в банке” — немного морской воды. Судьба автора нам неизвестна, но легко представить себе, сколь по-доброму оживет это воспоминание в каждом посвященном, прочти он мягкую и выразительную миниатюру М. Яснова “Городская внучка”:
Жила черепаха в квартире
Одна,
Глубокой и древней печали полна.
Была ее бабка —
Морская,
А внучка —
Давно городская.
Ни моря, ни солнца, ни камушка нет,
Куда ни взгляни —
Бесконечный паркет.
Ну, листик да капелька сока —
А все-таки так одиноко!
И вдруг появился в квартире щенок
И жизнь изменить черепахе помог.
Лохматый!
Большой!
И при этом
Он ползает с ней под буфетом!
Она семенит за щенком,
А потом
Ложится на лапу его животом
И слышит:
Щенок засыпает
И шумно, как море, вздыхает!
А вот “Мурзилкины кроссворды” — пример того, как форма забавного развлечения может быть использована в образовательном ключе. Скажем, кроссворд И. Сухина “По сказкам А. С. Пушкина” обращен к знанию пушкинских героев. А кроссворд М. Дружининой “На чашку чая”, наверно, особенно приятен девочкам с их пристрастьем к пирогам и розанчикам (из слов-отгадок). Не обойден вниманием и краснофлотец “дядя Степа”, которому по воле художника пищит что-то на ухо развихрившийся в полете птенец.
Кстати, именно птенцы оповещают читателей книги: раскрытые вами страницы — веселые!
Здесь “Зимой и летом” каламбурит ударениями С. Белорусец:
Мороза не боится дядя мой.
Он любит в полынью залезть зимой.
А также любит летнею теплынью
В степи иль поле подышать полынью…
Здесь рисует свои “Смешные диалоги” Л. Каминский:
“— Придумай предложение со словом „благодаря”.
— Благодаря учительнице я получил двойку”.
Здесь М. Лукашкина играет в “Рифмы-обманки”:
Помидор большой и спелый.
Погляди, какой он… (красный).
Мышь считает дырки в сыре:
Три плюс две — всего… (пять).
Знает даже иностранец:
Всех в лесу хитрее… (лиса).
Ясно, что у такого Мурзилки друзья не только в книжке, а по всей России. В письмах они приглашают его к себе. Одни мечтают вместе с ним впервые отправиться на Черное море; другие зовут его с собой туда, где уже побывали сами и где им было хорошо. Они присылают ему своих кукол, шлют рисунки и аппликации, ответы на конкурсные задания и вышивки, стихи и сказки, запоминая, словно в “Птичьей школе” Б. Заходера, что “пишется „чирик”, а произносится „чивик” или „чилик”, кто как привык!”.
Алексей СМИРНОВ.
Klaus Waschik, Nina Baburina. Werben fьr die Utopie. Russische Plakatkunst des 20. Jahrhunderts. Bietigheim-Bissingen. “Edition Tertium”, 2003, 416 S.
Kлаус Вашик, Нина Бабурина. Агитация за утопию. Русское искусство плаката 20 столетия.
Книга Клауса Вашика и Нины Бабуриной как будто бы очевидна и ожидаема.
Как же иначе, ведь советское искусство плаката — такой благодатный предмет для академического исследователя, здесь все как на ладони: и повседневная жизнь “советского человека”, и механизмы тоталитарного общества, и стилевые манеры разных мастеров... Однако стоит только открыть объемистый том — и тут же понимаешь: книга эта совершенно неожиданна, она способна удивлять и даже шокировать. Очень нелегко уловить ее жанровую доминанту, представить вероятного ее читателя. Это не только ученый-искусствовед или историк, не только “любитель искусства”, посетитель музеев или книгочей-эрудит. Труд Вашика и Бабуриной обращен ко всякому человеку, причастному к культурной памяти советского времени, то есть, попросту говоря, к любому жителю “России и стран СНГ” старше десяти — пятнадцати лет.
Мандельштамовская “выпуклая радость узнаванья” посетит каждого, кто перелистает книгу, увидит сотни плакатов В. Маяковского и Д. Моора, Кукрыниксов и Б. Ефимова (и, как говорится, мн. др.), собранных под одной обложкой. Здесь — знаки детства, эмблемы взросления, когда все пространство обыденных дел и раздумий измерялось расстоянием от плаката до плаката, от лозунга до лозунга: от “Ты записался добровольцем?” до “Не стой под стрелой и грузом!”, от “Не болтай!” до “О спорт, ты мир!”. Академическая дистанцированность и отстраненность от объекта изучения нежданно-негаданно оказывается весьма трудно достижимой. Сопереживание, со-чувствие (то есть чувство совместно пережитой истории) — вот что постепенно начинает преобладать в сознании читателя по мере внимательного знакомства с книгой.
Впечатляет список архивов, музеев, библиотек, которые предоставили авторам возможность воспроизвести материалы из своих фондов. Здесь и Российская государственная библиотека (экс-“Ленинка”), и Архив кино- и фотодокументов, а также Архив литературы и искусства (РГАЛИ), Центральный музей современной истории, государственные архивы Литвы, Латвии, Эстонии — всего не перечислить. Книга Вашика и Бабуриной — итог реализации масштабного проекта, над которым на протяжении многих лет работала исследовательская группа Института русской и советской культуры им. Ю. Лотмана (Рурский университет, г. Бохум, Германия), а также сотрудники московских академических и учебных учреждений: Института мировой литературы РАН, Института европейских культур и др. Собранный материал огромен, прямо-таки необозрим: систематически описаны и качественно оцифрованы тысячи единиц плакатной продукции, составлены обширные картотеки и базы данных по творчеству сотен ведущих и менее известных художников-плакатистов.
По обычаю многих современных (особенно европейских) ученых, авторы приложили к книге цифровой видеодиск (DVD), который дает более полное представление о масштабах проделанной российско-германским исследовательским коллективом работы. Однако об уникальном компьютерном приложении речь впереди, сейчас же самое время обратиться непосредственно к книге.
Материал в ней выстроен в хронологическом порядке, причем первый раздел целиком посвящен предыстории плакатного жанра в эпоху до большевистского переворота. Среди источников плаката называются лубочная картинка, афиша, рекламные объявления, содержащие графические изображения. Как показывают авторы, плакат изначально существовал в триедином силовом поле: “коммерция — политика — искусство”. Все эти аспекты бытования плаката в досоветскую эпоху изображены обстоятельно и в логической взаимосвязи друг с другом. Особую ценность представляет анализ плакатных изображений начала двадцатого столетия в связи с развитием модернистских стилевых тенденций в искусстве рубежа веков.
Вторая часть книги (“Советская плакатная культура: от риторики новизны до утраты утопии”) является центральной и композиционно, и концептуально. Именно в советское время (особенно в период сталинского правления) изготовление плакатной продукции стало поистине общегосударственным делом, целой индустрией, воспроизводившей в своей структуре идеологические установки государства диктатуры пролетариата. Четыре главы, составившие данный раздел, посвящены разным аспектам истории и теории плаката. Среди них идеологический контекст, сопряженные с плакатом социально-политические институции (“Агитпроп” и под.), специфика производства и тиражирования плакатов, наконец — особенности восприятия плакатных образов современниками. Авторы рассуждают о функциях плакатов сталинской эпохи в агитационной и пропагандистской деятельности. Пропаганда — своего рода реклама неких представлений, идеологических установок, агитация — призыв к действию, к совершению конкретных поступков. По словам Плеханова, “пропагандист дает много идей одному лицу или нескольким лицам, а агитатор дает только одну или только несколько идей, зато он дает их целой массе лиц” (Соч., т. 3. М. — Л., 1928, стр. 400). Как показано в книге, эти различия тончайшим образом сказываются на социальном функционировании визуальных плакатных образов, что подтверждается многочисленными анализами конкретных плакатов.
