Ознакомительная версия.
Гера аплодировал вместе со всеми, но отчего-то особенного воодушевления не ощущал. Вначале он удивился своему ощущению. Ведь в случае, если Хроновский станет президентом, перед Герой откроются такие перспективы, что думать о них было бы все равно, что думать о том, где находится край Вселенной, и что там, за этим краем, находится дальше. Пост в Кабинете министров, торжественный утренний стрит-рэйсинг по перекрытым по такому случаю для простых смертных улицам, речи, произносимые им с экрана телевизора при немного грустном выражении сосредоточенно-интеллектуального лица, поездка на экономический форум в Давос, дача в Серебряном Бору, личный повар-китаец! Нет. Ничего не радовало нашего Геру. Наоборот! Предчувствие нехорошего, гадкого стало вдруг расти в нем так же, как росло всегда перед каким-либо неприятным, но прогнозируемым событием. То же самое было с ним в «Рикарди», в «Ромашке», в «Нулевочке», словом, везде, откуда он вынужден был уйти не по своей воле. За свое место в «Юксоне» Гера был абсолютно спокоен: он человек Рогачева, руководит огромным отделом, работу свою выполняет прекрасно, если не считать этого, сегодняшнего форс-мажора в Нижневартовске. Но что тогда?
Внезапно он понял, что именно напомнило ему сегодняшнее совещание. Сцену из спектакля Ленкома «Пролетая над гнездом кукушки», ту самую, где психи ночью устроили вечеринку. Он смотрел на всех этих яростно бьющих в ладоши людей, словно в режиме замедленного воспроизведения, и чувствовал во всем этом истинное, болезненное коллективное сумасшествие. Он вспомнил слова священника на площади Сан Марко в Венеции:
«Выйдет зверь из земли, и своими чудесами будет обольщать живущих на земле. И сделает так, что всем малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам положена будет надпись на их правую руку или на голову. И никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет число зверя на руке или челе своем».
В его голове выстроился четкий ассоциативный ряд: зверь – это Хроновский. Он вышел из земли вместе с черной нефтью и благодаря ей стремится покорить мир. Все аплодирующие – его адепты с тем самым знаком на руке или на голове. Вот почему они так рады. Надеются, что их время скоро настанет. Гера испугался, что если и дальше продолжать мыслить в таком же ключе, то вместо родного дома ему предстоит совершить поездку в дом скорби, и, с усилием запретив себе думать о словах венецианского проповедника, принялся наравне со всеми бешено хлопать в ладоши…
После совещания он рассказал Орлову о своем сегодняшнем утреннем фиаско в Нижневартовске. Орлов только отмахнулся:
– Гера, да не трать ты понапрасну нервы! Ты слышал, что шеф сказал? Понял, куда идем? Скоро не какая-то там сраная богадельня с вышками из Нижневартовска, скоро весь Нижневартовск, вся страна будет наша! Ты лучше думай о том, чем тебе хотелось бы заниматься и в каком, так сказать, качестве, когда Боря в Кремль въедет на белом коне.
– А насколько это точно, Виталий Павлович?
Орлов поглядел на него с сочувственным снисхождением:
– Настолько же, насколько точно ты знаешь, что у тебя на плечах голова, а не задница. Ну ты подумай, кому же, как не Боре? С его-то капиталами! С его поддержкой оттуда, – Орлов ткнул пальцем куда-то в сторону, отчего понятнее «откуда» не стало. – Уже и конституция новая готова, и много еще чего интересного, о чем тебе пока и знать-то не следует.
– У меня голова кружится. И не верится мне в это, хотя и очень хочется.
– А вот это плохо. Плохо, Гера, что тебе не верится. Где же твоя преданность общему делу? Ты, выходит, у нас субъект неблагонадежный, а? А?!
Гера по-настоящему испугался, даже затрясся весь и побледнел:
– Да я… Я просто…
Орлов от души расхохотался:
– Да ладно тебе. Это я тебя так, потрясти в шутку решил. На самом деле ты у нас недавно, не пропитался еще, так сказать, Бориными идеями. А мы все с ним с первого дня и за него и в огонь, и в воду, и в говно пойдем, если потребуется. У тебя еще все впереди!
– В говно как-то не хочется.
– Думаю, до этого не дойдет. Ты домой?
– Да. Жена ждет, и вымотался за сегодняшний день страшно. Чуть в аварию не угодили…
– Ладно, иди. До завтра. Завтра подумаем, что с Нижневартовском делать. Кого туда послать. Утро вечера мудреней.
Гера спустился в подземный гараж. Сел на заднее сиденье «Cadillac Escalade» и, коротко бросив шоферу «домой», погрузился в довольно мрачные размышления. «Где заканчивается адекватность и начинаются заносы на поворотах?» И ответил сам себе: «Хроновского окончательно занесло именно сегодня. Причем так, что из этого заноса ему не выйти. Не было никогда такого, чтобы самым главным в России становился еврей. Вот только поэтому не следовало бы ему играть в игры с выборами. Да и не отдаст никто власть просто так. Подачей заявки на выборы он сделал примерно то же, как если бы встал напротив Кремлевского дворца, снял штаны и показательно нагадил. За это бы непременно забрали».
Гера был сторонником простых аналогий. Он верил в них. Когда у него были сомнения в каком-то сложном хитросплетении, то он отбрасывал все лишнее и строил, как он сам называл, «простую модель». Это выглядело, как превращение «Ferrari» в мопед, но мопед был во много раз медлительнее, и за ним проще было наблюдать, делать на основе этих наблюдений выводы… Хроновский нагадил. Нагло сняв штаны и предположив, что за это ему ничего не будет.
– Но ведь так не бывает! – вслух произнес Гера и, спохватившись, зажал рот рукой.
Настя уже спала. Она открыла дверь не сразу. Кутаясь в халат и щуря глаза от света в прихожей, подставила щеку для поцелуя:
– Ты откуда так поздно?
Гера клюнул ее в подставленную щеку, сбросил ботинки.
– Из сумасшедшего дома.
Несколько дней все шло по-прежнему. В «Юксоне» все радостно бурлило, на всех этажах, во всех кабинетах был вывешен портрет улыбающегося Хроновского, запечатленного на фоне Кремля. Хроновский большой, Кремль маленький.
Затем события стали происходить очень быстро одно за одним, и все они были одно отвратительнее другого.
Два десятка самых отборных олигархов были собраны в Кремле и провели там несколько часов за закрытыми дверями. Журналистов запустили в самом конце. И по телевизору был показан один-единственный короткий эпизод, когда человек с очень строгим лицом, чей пост надумал оспаривать Хроновский, стал говорить о страшном засилье коррупции в различных областях бизнеса, и в особенности нефтяного. После этого он повернул голову в сторону Хроновского, поглядел на него как-то особенно внимательно и, словно подчеркивая для окружающих, что он обращается именно к Хроновскому, показал на него пальцем:
– Вам-то о том, что я сказал только что, должно быть известно лучше всех. Не так ли?
Гера, смотрящий репортаж о встрече олигархов в Кремле по телевизору в своем кабинете, поперхнулся шоколадной конфетой. Камера оператора немедленно была наведена на лицо Хроновского, и вся страна увидела, как тот лишь жалко улыбнулся при этом, стараясь не смотреть на направленный на него палец.
Почти одновременно с окончанием телепередачи из Кремля раздался звонок спутникового телефона. Гера, полный самых недобрых мыслей, ответил. Звонил дядя Петя:
– Гера, ты телевизор сейчас смотрел?
– Да… Конечно…
– Все понял?
– Кажется, да.
– Три все файлы на компьютере, бери такси и поезжай домой.
– А что случилось? Подумаешь, телевизор… Может, все еще обойдется?
– А случилось то, что с момента той самой встречи прошло уже несколько часов. А за эти несколько часов уже многое случилось.
– Что именно?
– Ты знаешь, что Орлов арестован?
– Виталий Павлович?! Не может быть!!!
– Теперь уже все может быть. Похоже на то… Орлову инкриминируют убийство тех самых карликовых акционеров, помнишь? Ему уже точно никогда не отмыться.
– А вы-то сами где?
– Далеко. В одной теплой стране. И буду, по ощущениям, сидеть здесь еще очень долго.
– А Борис?
– Борис летит в самолете в Иркутск. Летит и кое-чего не знает.
– Чего же?
– Как только он приземлится, его немедленно арестуют.
– А вы его предупредили?
– А зачем? Что бы это изменило? Помнишь мешок в моем кабинете? Я забыл тебе сказать, что если не рассчитать силу удара по нему, то можно вывихнуть или даже сломать руку. А Боря сильно ударил по своему мешку головой. Ударил и не рассчитал… Беги, Гера. Извини, что так вышло. Я тебе еще позвоню.
Гера вышел из офиса и, не оборачиваясь, пошел по улице. Он боялся, что если обернется, то увидит, как башня «Юксона» разваливается на куски, словно замок сказочного злодея после его смерти. Из такси он набрал номер и попросил Настю срочно приехать домой. Она не стала ни о чем переспрашивать, видимо, по голосу Германа догадавшись, что случилось нечто особенное, вернее, особенно неприятное.
Ознакомительная версия.
