— Значит, отключили за неуплату, — зло говорит московский татаромонгол. — Чайник поставь.
— Да погоди ты, пусть ржавая вода стечет, — уныло ответила девушка.
Она вытирает стол, моет пару тарелок, пару чашек, вилки и ложки.
Тимур кладет на освободившийся стол принесенный пакет с едой.
— Разберись с этим.
Поставив чайник на плиту, блондинка раскрывает пакет, пытаясь разобрать его содержимое.
— Что это? — ужасается она.
В бумажном пакете спресованно все… Девушка разрывает пакет и пытается высыпать его содержимое на большую тарелку. Липкий и сладкий «чак-чак» приклеился к раздавленному винограду, в свою очередь, черные крошки ржаного хлеба приклеились к восточной сладости и остаткам даров моря. Все имеет очень не аппетитный вид. Тимур со злостью стучит кулаком по столу так, что подпрыгивает тарелка, с осыпающимися с нее «гостинцами» Сусанны.
— Ну, стерва. Ну, Сусанка…
— Мне так женщина эта не понравилась, — сказала гостья.
— Надеюсь, ты яичницу сумеешь приготовить?
Голодный и злой мачо достает из пустого холодильника картонную коробочку, в которую обычно пакуют яйцо, и бутылку недопитого красного вина.
Наливает себе вино в чашку, пьет, извлекая из груды спрессованных «даров» Сусанны кусок ржаного хлеба и чахлый, повядший огурец. Смахивает с него крошки, надкусывает.
Гостья раскладывает глазунью по тарелкам.
Тимур наливает ей немного вина в чашку.
— Да… хорошо мы отмечаем мое поступление. А я-то думала, — разочарованно сказала блондинка.
— Любишь красивую жизнь? — ехидно спросил новоиспеченный друг.
— Да кто ж ее не любит…
— В этом мы с тобой схожи. Но для нее нужны деньги. А вот меня сегодня кинули, — зло сказал мачо.
Тимур пристально смотрит в лицо блондинке. Какая-то «заноза» засела в его, постоянно затуманенном мозгу, и не дает покоя. Он в упор смотрит на свою новую подругу. И, меж тем, вспоминает ту девушку, которую видел сегодня во дворике академии, и ту, которая приезжала к Клавдии Ивановне, понимая, что это — один и тот же персонаж… Ее образ перепуганной лани попеременно вспыхивает в его сознании. Тогда, кто же та, что сидит сейчас перед ним и, вообще, откуда она взялась? Ведь не ожившая же галлюцинация…
— Ну, разве нельзя было поехать в тот красивый дом, куда ты меня привел, когда мы так хорошо погуляли в первое наше знакомство по Москве? Или — хотя бы в «мотель», где мы были в прошлый раз, — как сквозь сон долетели до слуха мачо слова.
— Про тот дом вообще не вспоминай, — отрезал, очнувшись, Тимур.
— Почему? Нам же там было так хорошо вместе…
— То — чужая собственность. Туда нельзя, — как бы не замечая акцента на сентиментальность говорившей, еще раз жестко отрезал молодой мужчина.
Девушка, меж тем, словно в подтверждение поговорки о том, «что язык мой — враг мой», необдуманно роняет роковую фразу.
— Туда нельзя, потому что там пожар был, и… женщину убили?
Тимур на мгновение столбенеет.
— А ты… А ты откуда это знаешь?
Блондинка замолкает, понимая, что сболтнула явно лишнее.
— Ты… ты по телевизору это видела? — наседал татаромонгол.
— Да, кажется, по телевизору передавали…
Тимур усмехается. Отодвигает недоеденную глазунью и так грубо берет девушку за руку, что та вскрикивает от боли.
— А вот этого не надо. Врать мне не надо, — говорит он, отпуская руку подруги.
У той на глазах выступили слезы.
— Ты что! Мне же больно!
— А может быть еще больнее… если не скажешь правду.
Девушка мнется, стараясь оттянуть признание. Обиженно растирает руку, понимая все же, что ей уже не отвертеться.
— Ну… Понимаешь…
— Постараюсь понять.
— Меня не Катей зовут, — выдохнула, наконец, из себя блондинка.
— Уже интересно, — ухмыльнулся Тимур. — А ты кто?
— Я — Алена…
— Алена, значит… А ты откуда взялась в той квартире?
— Когда Катька забирала свои вещи от той знакомой, я просто составила ей компанию. — И добавила после паузы, — хотя, не совсем так… Она, собственно, и в общежитие переехала из-за тебя. Она тебя боялась. А мне захотелось на тебя посмотреть. Вот я и напросилась с ней в гости.
— Боялась… — мечтательно прикрывая глаза и раздувая ноздри, произнес мачо. — Какая девушка ускользнула. Настоящие девушки должны бояться охотников…
— Ну, а дальше… Я специально пошла мыть руки и заглянула в комнату, которая была открыта, — продолжила Алена.
Перед ее мысленным взором мгновенно возникает момент, когда она впервые увидела Тимура, пьющего вино и втирающего бальзам в свою пышную шевелюру.
— Ты мне сразу понравился…
— Понравился, — самодовольно встрепенувшись, как эхо, повторил Тимур.
Теперь перед его мысленным взором проносится повтор момента встречи с девушкой в ванной комнате. Девушкой, которая прикрывала свое лицо волосами…
— Да, понравился… А что — надо было, чтобы не понравился, как Катьке?
— Что понравился — хорошо. А вот что скрыла… Плохо. Ну, и дура. У нас с тобою все точно также было, если бы ты сказала правду…
— А когда говорить-то было? Тебя к телефону позвали, меня хозяйка позвала чай пить…
— А потом?
— А потом … потом… Потом подумала, какая разница, как меня зовут, если я тебе нравлюсь?
Мужчина на какое-то время замолкает.
— А от кого ты узнала про пожар? — спросил мачо.
— От нее — от Катьки. Представляешь, эта женщина — Клавдия Ивановна вдруг позвонила среди ночи ее родителям и сказала, что Катька заболела, и чтоб кто-нибудь из них срочно приезжал в Москву. Те среди ночи звонят ей в общагу. А у нее все в порядке. Она утром звонит этой женщине, но телефон ее молчит. А утром она поехала со своей подругой к ней. А там…
Московский татаромонгол нервно курит.
— И я вдруг подумала… — продолжила Алена.
— Что? — перебил ее Тимур.
Алена застывает на полуслове, боясь опять сболтнуть что-нибудь лишнее.
— Что подумала?
— А не могла эта женщина нас видеть в той комнате, откуда соседи уехали? Помнишь, я тебе сказала, что слышала шаги, а тебе послышалось, что скрипнула дверь? Мы ведь из-за этого потом перешли в ту красивую залу?
— Видела — не видела… какое это теперь имеет значение, — зло сказал мачо. — А вот что мы там были с тобою в ту ночь, никто не должен знать. — И помолчав, спросил, — ты ей про нас что-нибудь рассказывала?
— Нет…
— Правда? — переспросил Тимур.
— Да, правда, правда…
— Не вздумай ей что-нибудь сболтнуть…
— С какой стати? Это даже не в моих интересах, — сухо заметила Алена.
— А ты — хитрая лиса… Ревнуешь?
— Вот еще…
— Понимаешь, птичка, у меня сегодня — не самый лучший день в моей жизни, — обнимая Алену, сказал Тимур.
— Зарплату не заплатили?
— Вроде того… Но не только. Пойдем в комнату.
Он властно обхватывает ее за талию, и они переходят в комнату.
Тимур распахивает окно. Садится на диван.
Алена стоит у раскрытого окна, рассматривая невзрачный, в серо-грязных тонах спальный район, расцвеченный местами небольшими островками зелени. Сейчас она успокоилась, ей кажется, что все уже утряслось.
— Понимаешь, птичка, какое дело. Мне срочно нужны деньги. На несколько дней. Потом я все верну. Твоя учеба стоит пятьдесят тысяч? — спрашивает он у своей подружки.
Алена от неожиданности округляет глаза.
— Я ведь на бесплатное обучение поступила. Помнишь, я уже тебе говорила: мать со мной приезжала. Ну, и она все мои дела улаживала.
— Ты хочешь сказать, что еще до сдачи экзаменов знала, что поступишь?
— Да, — ничуть не смущаясь, ответила блондинка. — А что тут такого? Сейчас так многие поступают…
— И сколько же твои богатенькие родители отгрохали за будущую учебу?
— Родители мне этого еще не говорили. Да и не такие мы богачи. У отца — фирма небольшая в нашем городе — в Ростове…
— А ты не врешь?
— Нет. А зачем? — пожала плечами Алена. — И вообще, мне мать кроме карманных денег ничего не дает. Она знает, что я — транжирка.
— Так…так… — подавляя неожиданную досаду, сказал мачо. — А как там дела у… настоящей Катюши с оплатой обстоят?
— А причем тут опять…Катька? Да, она поступила на платное обучение. На днях…
— …Пятьдесят тысяч на днях получает переводом? — перебил ее Тимур.
— Я хотела сказать — на днях она домой уезжает. — И, насторожившись, спросила, — а ты откуда об этих деньгах знаешь?
— Это неважно, — грубо ответил мачо.
— Ну, получает деньги, допустим. Тебе-то что из этого? — пожала плечами Алена.
Тимур какое-то время молчит. Потом резко поднимается. Грубо и властно притягивает к себе Алену, стоящую у окна, начинает буквально ее душить поцелуями.
— Мне нужна твоя помощь, птичка…
