Девушка останавливается у одного из открытых окон в коридоре. Достает из сумочки мобильник и звонит домой. Но на ее лице нет уже той радости, которую она испытала, когда обнаружила свою фамилию в списке поступивших. Сейчас ее лицо выражает усталость и некоторую растерянность.
— Мам, это я. Можешь меня поздравить. Я поступила.
— Доченька, как я рада. Умница ты наша, — обрадовано сказала мама.
— Я на платное поступила, — уточнила Катя.
— Ну, доченька, на бесплатное мы и не рассчитывали. А что-то голосок у тебя какой-то нерадостный?
— Да просто устала я.
— Так теперь деньги нужно высылать?
— Да. Телеграфом. На адрес почты, что я тебе дала. Как оплачу, так, наверное, билет домой буду брать…
А в это время идущая по коридору дама из администрации исчезает в дверях деканата факультета.
Здесь сидят две девушки — секретарши Маша и Даша, которые в данный момент пьют чай с тортом.
Вошедшая бросает алчный взгляд на большую коробку с тортом. Рот ее кривит желчная улыбка.
— Уже ополовинили… И за талию не волнуетесь? — А затем добавляет сухо, вот это надо перепечатать и вывесить на стенд. Внимательно сверяйте фамилии.
— Хорошо, Стела Георгиевна. Сейчас сделаю, — отозвалась одна из девушек с очень короткой стрижкой, которую звали Машей.
Как только строгая дама выходит, секретарша берет бумаги, садится к компьютеру и быстро начинает печатать.
В это время в деканат заглядывает юноша, очевидно, приятель той девушки, которая в данный момент сидит за компьютером.
— Ой, Игорешка, заходи, поешь с нами тортик. — И обращаясь к напарнице, попросила, — вычитаешь, а?
Юноша охотно садится к столу, его начинает обхаживать Маша.
Даша отставляет свою чашку с чаем и начинает бегло сверять распечатку.
— Тут Сохина Е.В….А тут — Сошина Е.В, сверяя списки, — бормочет Дарья себе под нос. — Вот слепая наша мадам.
— Как правильно? — переспросила она у Маши.
— Сохина, — ответила девушка, наливая чай своему парню. — Точно слепая, хоть и кобра очкастая…
Молодежь смеется.
Дарья быстро вносит какое-то исправление, снова распечатывая лист.
— Ну, я пойду вывешу на стенд, — сказала Даша, оставляя влюбленную парочку наедине.
По набережной Москвы-реки идут двое — парень и девушка. Позади их фигур угадываются очертания Крымского моста. Они притормаживают у одного из дебаркадеров.
— Что это? — спросила девушка.
— Офис моего начальника, — ответил московский татаромонгол.
— На воде? — удивилась она.
— И на воде бывает недвижимость… Представь себе. Я бы от такого домика тоже не отказался…
Они спускаются вниз по ступенькам. От плавучего домика их отделяет полоска воды.
Брюнетистый мачо свистит.
В одном из окон дебаркадера из-под занавески показывается физиономия мужчины.
Вскоре появляется и он сам, бросая перекидной мостик пришедшим. Это — Толик. Мужчина лет двадцати восьми.
Толик исполняет здесь обязанности охранника, матроса, местного электрика, сторожа в одном лице. Причем, легко предположить, что это — далеко не полный перечень его способностей и возможностей. Такая мысль невольно возникает при взгляде на его запоминающееся с первого раза лицо.
Московский татаромонгол, поддерживая спутницу, быстро ступает на устойчивую плавучую конструкцию.
— Уже все в сборе, — проинформировал его многоликий Толик.
— Отведи гостью к Сусанне. Пусть девушку чем-нибудь угостит, — по-хозяйски распорядился мачо.
Толик смотрит на неожиданную гостью, бесцеремонно разглядывая ее ноги в мини-юбке на высоченных босоножках с металлическим каблуком-шпилькой. Он улыбается, но улыбка на его молодом и порочном лице, скорее похожа на гримасу.
Толик распахивает двери перед пришедшими.
Мачо пропускает девушку впереди себя.
Интерьер плавучего домика представлял собою нечто среднее между убранством небольшого судна и игорного заведения «для своих». Внутри все было отделано полированным деревом дорогих пород. Не поскупились дизайнеры и на бархатную обивку цвета «бордо», которой здесь было даже с избытком. Множество оригинальных светильников, экзотических растений в больших кадках, со вкусом побранная дорогая мебель, в тон ко всему пушистое ковровое покрытие на полу — все намекало на основательность заведения и его хозяев.
Толик, мачо и гостья вместе поднимаются по красивой лестнице наверх, но расходятся в разные стороны.
Московский татаромонгол исчезает за тяжелыми бархатными занавесками.
Девушка идет вслед за Толиком, с интересом рассматривая убранство не совсем обычного помещения, в которое она попала.
Мачо входит в залу, скрытую от посторонних глаз бархатными занавесками и предназначенную, надо полагать, как для переговоров, так и нескучного времяпрепровождения посвященных. Небрежным жестом руки он приветствует присутствующих.
За большим столом, уставленным едой, восседает Ринат, который уже приступил к десерту.
Ринат — лысоватый брюнет лет сорока, небольшого росточка, кругленький, как «колобок», с пухленькими маленькими ручками, с лоснящейся, как сыр в масле физиономией, украшенной изысканно выстриженной бородкой, являющейся, несомненно, предметом гордости ее обладателя.
Двое других мужчин, очевидно, только что отобедавших, лениво катают бильярдные шары.
— О, Тимурчик, наконец-то, пожаловал… Как всегда, с опозданием, — отозвался тот, кто был здесь самый главный.
— Так у него «причина» уважительная. Я ее успел в окошко рассмотреть, пока они топтались у причала. Ничего себе так, молодая коза с длинными копытами, — усмехнулся, не отрываясь от игры, один из напарников Рината.
— Ну, без них никак нельзя. Главное, чтоб «козы» работе не мешали, — заулыбался масляными глазками Ринат и кивнул Тимуру, — присаживайся.
Московский татаромонгол садится к шикарному столу, наливает коньяк.
На большом блюде — аппетитные дары моря: огромные оранжевого цвета щупальца крабов, крупные королевские розовые креветки, украшенные огурцом и зеленью. На другом блюде, поменьше размером — мясная закуска.
Водка, коньяк, белое виноградное вино. В вазе — налитые спелым соком груши и крупный, розовато-сиреневый виноград.
Ринат, судя по всему, никак не может расстаться с десертом — ест «пахлаву» вперемешку с «чак-чаком», запивая восточные сладости несладким зеленым чаем.
— Вот. Рекомендую. Напиток богов — зеленый чай с цветами жасмина. Очень тонизирует. И еще — очень полезен для мужского естества, — Ринат пододвинул поближе к Тимуру большой заварной чайник.
Мачо молча кривится на зеленый чай, накладывая себе в тарелку щупальца краба покрупнее.
— Да, кстати. Как там по поводу выполненной работы? — негромко спросил гостеприимный хозяин и, изображая добродушие толстяка, добавил, — про долг забыто, как и обещал.
— И все? — жестко переспросил Тимур.
— Три тыщи баксов что — не деньги, мусор? — парирует его выпад собеседник.
Видно, что Тимур еле сдерживается, чтобы не сказать резкость своему шефу. Он нервно наливает еще рюмку коньяка. Его лицо мрачнеет. Сузившиеся и без того узкие глаза, раздутые ноздри говорят о близкой истерике.
Ринат выжидающе смотрит на Тимура, тщательно, не спеша, вытирает бумажной салфеткой руки от сладкого и липкого «чак-чака». Затем открывает ящик стола, доставая оттуда маленький бумажный пакетик, и кладет перед Тимуром.
— Ладно. Добавлю еще бартер. Ты знаешь, сколько это стоит. Я не хочу, чтобы меня считали неблагодарным.
Тимур, сдерживая прерывистое дыхание и эмоции, берет пакетик.
Видно, что и такой расклад его все равно не устраивает. Подавляя обиду, он пытается прощупать почву на дальнейшее.
— Так что там с ордером на квартиру слышно? — спросил московский татаромонгол.
— А с этим вопросом — к нашему коммерческому директору, — Ринат добродушно кивнул в сторону бильярдного стола.
— А как там бабуля? — не поднимая головы от бильярдного стола, спросил один из напарников шефа.
— Да, кстати, как? — заинтересованно спросил любитель пахлавы и «чак-чака».
— Она нас всех переживет, вместе взятых, — пытаясь придать веселость своему голосу, — ответил внук старой татарки.
Коммерческий директор поднимает глаза от игры и пересекается взглядом с Ринатом.
— О как… Я думаю, вопрос с ордером решится через нескольких дней, — ответил помощник шефа и предложил, — сыграешь с нами?
В то время, как Тимур уже общается со своими друзьями, Толик все еще водит Алену какими-то кругами по холлам, подсобным помещениям и коридорам плавучего домика, временами оборачиваясь и молча бросая на девушку откровенные взгляды.
Даже отнюдь не робкого десятка гостья насторожилась. Что-то жуткое, порою безумное мелькает в его глазах.