Если у скуки есть запах, то это запах кладовки для канцтоваров. Пыль, бумага, теплые трубы — весь день и всю зиму напролет. Чистые тетради на железных стеллажах. Стопки «Убить пересмешника», «Ромео и Джульетты», «Мунфлита». Кладовка служит также камерой предварительного заключения в делах, когда виновность удается установить не сразу. Как в моем случае. Если не считать прямоугольника матового стекла в двери, единственный свет исходит от побуревшей лампочки под потолком. Мистер Кемпси строго велел мне делать уроки, пока меня не позовут, но в кои-то веки все уроки у меня были сделаны. Вдруг в животе забрыкалось стихотворение. Семь бед — один ответ, и я стащил с полки красивую тетрадь в твердом переплете и принялся в ней писать. Но после первой строчки понял, что это не стихи. А что же? Наверно, что-то вроде признания. Начиналось оно так:
Слова бежали на бумагу, и когда прозвонил звонок на утреннюю перемену, я обнаружил, что исписал три страницы. Когда прилаживаешь слова одно к другому, время течет через более узкие трубы, но при этом быстрее. По матовому стеклу скользили тени — это учителя спешили в учительскую покурить и выпить кофе. Шутящие или стонущие тени. За мной в кладовку никто не пришел. Я знал — к этому времени уже все третьи классы обсуждают то, что я сделал утром в мастерской. Вся школа. Говорят, когда человека обсуждают за глаза, у него горят уши. А у меня — раздается гул в подвалах живота. Джейсон Тейлор, не может быть, Джейсон Тейлор, точно-точно, кого он заложил? Когда пишешь, этот гул утихает. Зазвонил звонок, отмечая конец перемены, и тени прошли по стеклу в противоположную сторону. За мной по-прежнему никто не шел. Во внешнем мире мистер Никсон сейчас пытается связаться с моими родителями. До вечера ему ничего не светит. Папа уехал в Оксфорд искать работу через старые «контакты». Даже его машину-автоответчик отослали обратно в «Гринландию». За стеной безостановочно зудел школьный ксерокс.
Крохотный страх шевельнулся в душе, когда дверь открылась, но я придавил его ногой. Всего лишь двое сопляков-второклассников, посланных за пачкой «Сидра у Рози». (Мы тоже читали ее в прошлом году. Там есть одна такая сцена, от которой у всех парней в классе повставали — если прислушаться, то слышно было, как эти стояки растут.)
— Это правда, Тейлор? — обратился ко мне более крупный сопляк таким тоном, словно я еще был Глистом.
— Что «это», сынок? — переспросил я, выдержав паузу.
Я умудрился произнести эти слова так грозно, что второклассник рассыпал книги. Сопляк поменьше кинулся ему помогать и уронил свои.
Я очень медленно, торжественно зааплодировал.
* * *
— Больше всего меня ужасает, класс 3КМ, то, что вымогательство и запугивание длилось неделями. Неделями, — пускай у мистера Кемпси кличка «Полли», но когда он злится, то внушает страх.
Класс 3КМ спрятался за похоронным молчанием.
— НЕДЕЛЯМИ!
Класс 3КМ подпрыгнул.
— И ни одному из вас даже не пришло в голову обратиться ко мне! Мне тошно. Тошно и страшно. Да, страшно. Через пять лет вы получите право голоса! Предполагается, что вы — элитарный класс, 3КМ. Какие же из вас вырастут граждане? Какие офицеры полиции? Учителя? Юристы? Судьи? «Я знал, что это нехорошо, но меня это не касалось, сэр». «Я решил, что лучше пускай кто-нибудь другой поднимет шум, сэр». «Я боялся, что если скажу что-нибудь, то стану следующим, сэр». Если эта бесхребетность — будущее британского общества, то помоги нам Господь!
Я, Джейсон Тейлор, — стукач.
— Я должен заметить, что совершенно не одобряю способ, которым Тейлор довел эту плачевную историю до моего сведения, но по крайней мере он это сделал! Я не в восторге от Чейсли, Пайка и Руссо, которые заговорили только под давлением. Это позор для всего класса, что события подтолкнул к развязке лишь безрассудный поступок Тейлора!
Все повернулись ко мне, но я накинулся на Гэри Дрейка.
— Чего уставился? За три года не запомнил, как я выгляжу?
(Висельник вручил мне увольнительную на сегодняшний день. Иногда мне кажется, что он не прочь заключить одну из тех «рабочих договоренностей», о которых все время твердит миссис де Ру.)
Все взгляды переключились на Гэри Дрейка. Потом на мистера Кемпси. Наш классный руководитель должен был бы дать мне по мозгам за то, что я заговорил, когда говорит он. Но почему-то не дал.
— Ну, Дрейк?
— Сэр?
— Деланое непонимание — последнее прибежище дурака, Дрейк.
Гэри Дрейк по правде растерялся.
— Сэр?
— Ты опять, Дрейк.
Гэри Дрейка хорошенько потоптали. Уэйна Нэшенда и Энта Литтла на время отстранили от занятий. Не исключено, что мистер Никсон исключит Нила Броза.
Теперь они по правде напинают меня в лицо.
* * *
На английском Нил Броз обычно сидит на первой парте, в самой середине. «Валяй, — сказал Нерожденный Близнец, — займи место этого козла. Считай, что ты ему должен». И я сел. Дэвид Окридж, который обычно сидит с Нилом Брозом, пересел на одну парту назад. Но Клайв Пайк (подумать только!) поставил сумку на стул рядом со мной.
— Тут не занято?
У него изо рта воняет сырно-луковыми чипсами, но кого это волнует?
Я жестом показал, чтобы он садился.
Когда мы скандировали «Добрый день, мисс Липпетс», мисс Липпетс украдкой взглянула на меня. Так мимолетно и ловко, что как будто бы этого взгляда и вовсе не было, но на самом деле он был.
— Садитесь, 3КМ. Достаньте пеналы. Сегодня мы обратим наши юные гибкие умы на сочинение. Вот на какую тему.
Пока мы доставали все, что нужно, мисс Липпетс написала на доске:
СЕКРЕТЫ.
Скрип и скольжение мела очень успокаивают.
— Тэмсин, прочти, пожалуйста.
Тэмсин Мэррелл прочитала вслух:
— «Секреты», мисс.
— Спасибо. Скажи мне, что такое секрет?
После обеда все немножко тормозят и нужно время на разогрев.
— Ну, например, секрет — это такая вещь, которую можно увидеть? Потрогать?
Аврил Бредон подняла руку.
— Да, Аврил?
— Секрет — это информация, которую знают не все.
— Хорошо. Информация, которую знают не все. Информация… о ком? О тебе? О ком-то еще? О чем-то? Все это сразу?
После паузы несколько человек пробормотали: «Все сразу».
— Да, я тоже так думаю. Но задумайтесь над таким вопросом. Если секрет — неправда, это все равно секрет?
Хитро закрученный вопрос. Мисс Липпетс написала на доске:
МИСС ЛИППЕТС НА САМОМ ДЕЛЕ НЭНСИ РЕЙГАН.
Большинство девочек засмеялось.
— Если я попрошу кого-нибудь из вас остаться после урока, подожду, пока все уйдут, и шепну на ухо эту фразу — ответите ли вы: «Ух ты! Не может быть! Вот это секрет!»? Данкен?
Данкен Прист к этому времени поднял руку.
— Я тогда позвоню в психушку в Малом Мальверне, мисс. Закажу вам комнату с хорошим мягким матрасом. На всех стенках, — немногочисленные прихлебатели Данкена Приста рассмеялись. — Это не секрет, а бред, мисс!
— Весьма разумное и к тому же рифмованное замечание. Спасибо. Итак, как сказал Данкен, секрет не может считаться секретом, если он — явная неправда. Если достаточное число людей поверит, что я на самом деле Нэнси Рейган, возможно, мне не удастся избежать проблем, но все равно это утверждение не станет секретом, верно? Скорее, оно будет массовым заблуждением. Кто-нибудь может мне сказать, что такое массовое заблуждение? Алистер?
— Я слышал, многие американцы думают, что Элвис Пресли до сих пор жив.
— Прекрасный пример. Но сейчас я поведаю вам правдивый секрет. Мне чуточку стыдно признаваться, так что, пожалуйста, не рассказывайте об этом на переменах…
МИСС ЛИППЕТС УБИВАЕТ ЛЮДЕЙ ТОПОРОМ
Теперь засмеялась и половина мальчиков.
— Только тс-с-с! Я зарыла тела своих жертв под тем местом, где потом проложили шоссе. Улики уничтожены. Меня никто не подозревает. Но остался ли этот секрет секретом? Если о нем не знает никто, я подчеркиваю: никто?
Воцарилось заинтересованное молчание.
— Да… — пробормотало несколько ребят, в то время как другие пробормотали: — Нет…
— О нем знали бы вы, мисс Липпетс, — это Клайв Пайк поднял руку. — Если бы по правде убивали людей топором. Так что нельзя утверждать, что никто не знает.
— Можно, если мисс Липпетс не просто убийца, а еще и шизофреник! — влез Данкен Прист. — Если она убьет, а потом сама об этом не помнит. Она может вот так: рраз! — и переключиться, изрубить тебя в фарш за то, что ты не сделал домашнее задание, шмяк, шмяк, спустить останки в унитаз и выключиться. А потом проснется опять как порядочная, тихая учительница английского языка: «Ах, почему это у меня снова кровь на одежде? Странно, как полнолуние, так у меня на одежде кровь. Ну что ж. Брошу в стиральную машину». И тогда этот секрет по правде никто не будет знать, верно ведь?
