— Инсонья Чиро ди Дженнаро, — ответил капитан дальнего плавания, — из Парижа. Вы с ним знакомы?
— Нет, — ответил Суарес, — дело в том, что тут есть заметка, которая может вас заинтересовать.
— Объявление о спуске на воду? — спросил Уититтерли с живейшим волнением.
— Не совсем, — ответил старик. И прочитал вслух:
Подвиги сумасшедшего. Неделю назад из местного сумасшедшего дома сбежал пациент Инсонья Чиро ди Дженнаро, из Парижа. По этому случаю мы ничего не писали, чтобы не волновать население, но сегодня рады сообщить нашим читателям, что опасный умалишенный пойман и возвращен в психиатрическую лечебницу.
— Какая жалость! — воскликнул Уититтерли. — Именно сейчас, когда он собирался передать мне под командование свой корабль!
Но к бравому капитану вскоре вернулось спокойствие, и когда Арокле объявил, что обед подан, все перешли в сад, где был накрыт колоссальный стол.
Глухую старуху водрузили на почетное место, а справа от нее сел Уититтерли. Вокруг расположились помолвленные, их родители, веселые купальщицы из Майами с мужьями, силач-гренадер, Джанни Джанни, Ланцилло — который время от времени вскрикивал «Откройте!» так, что его соседям постоянно приходилось его успокаивать, — семья Суаресов, другие постояльцы пансионата, матросы с «Эстеллы», которые страшно шумели, придя в веселое настроение при виде тарелок и многочисленных бутылок.
— Тише, ребята! — сказал им Уититтерли, растворяя в воде какие-то пилюли, которые он принимал для аппетита. — Не позорьте меня!
— Да пусть их! — заорал Павони, пребывавший на седьмом небе.
Он перешел в их компанию, приняв временное командование экипажем, чтобы руководить криками «за здоровье молодых!» и звоном бокалов.
Только Суаресы хранили мрачное молчание. Катерина думала о своей греховной любви, а мать вздыхала, глядя на праздник, который должен был предназначаться ее дочери. Что же до старика Суареса, то он, пристально и нахмуренно глядя на Джедеоне, уже несколько минут изображал жест, которым наливают в бокал содержимое воображаемой бутылки.
Джедеоне холодно передал ему графин с вином.
— Этот господин немой? — тихо спросил у него сосед.
— Нет, — ответил отец Андреа, — но после всего, что произошло, мы больше не разговариваем.
— Да бросьте вы! — закричал Павони. — Помиритесь! Обнимитесь!
Два друга попросили его на этом не настаивать, ибо ничто на свете на заставит их примириться. И в самом деле, некоторое время спустя все увидели, как Джедеоне, мрачно глядя на Суареса, приложив пальцы к губам, показал, что хочет закурить; Суарес крайне холодно передал ему сигарету; сильно нахмурившись, Джедеоне жестом показал, как он зажигает воображаемую спичку о воображаемую коробку; в ответ на это Суарес со свирепым лицом вручил ему коробку спичек.
— Вы только посмотрите, — пробормотал Павони, — видано ли, чтобы так ненавидели друг друга двое таких друзей.
В этот момент вошел Арокле с горой дымящихся блюд, которого поддерживали с боков несколько бедных родственников, специально для этого нанятых. Не успел силач-гренадер поднести ко рту содержимое одного из этих блюд, как с губ у него слетело:
— Арокле!
Официант хотел бы провалиться, слыша, как его называют по имени перед таким количеством народу.
— Скотина! — еще громче заорал силач.
— Чего изволите?
— Что это за гадость?
Силач-сотрапезник показывал на содержимое блюда: в луже красного соуса плавало несколько крупных испанских кастаньет с шелковыми шнурками.
У Арокле на лице выразилось отчаяние.
— Это заказала мне вот эта девушка, — ответил он шепотом.
И показал на Изабеллу.
— Как? — спросил Джедеоне, — синьорина заказала тебе подобную мерзость? Не могу в это поверить.
— Клянусь, — сказал официант. — Мне пришлось обойти весь городок, чтобы раздобыть эти крупные кастаньеты. В конце концов я позаимствовал на время целую партию у труппы испанских танцоров, которые уже несколько вечеров выступают в центральном парке.
— Проклятье! — закричал Уититтерли. — Так значит, сегодня вечером в центральном парке мы не услышим кастаньет?
— Думаю, что нет, — откликнулся официант.
Сотрапезники были в отчаяньи от странных вкусов Изабеллы и не верили собственным ушам. Кто-то тихо спросил:
— Но что буквально сказала синьорина?
— Она сказала мне, — объяснил Арокле, — следующее: «Хочу, чтобы на первое подали большое блюдо из крупных кастаньет в помидорном соусе».
Джорджо Павони тут же осенило.
— А! — воскликнул он, отзывая в сторону сотрапезников. — Она хотела сказать: большое блюдо котлет в помидорном соусе.
Он кратко рассказал историю с подлецом-наставником, и все забормотали, глядя на Изабеллу:
— О бедняжка несчастная!
Кастаньеты унесли обратно.
— Плохое начало! — пробормотал Джанни Джанни, повернувшись к соседям.
И матросы остались слегка недовольны при виде деревяшек, сваренных в помидорном соусе. И лишь когда появился огромный пирог с мясной начинкой, за столом как будто снова воцарилось хорошее настроение.
Все готовились отрезать по солидному куску аппетитного блюда, как вдруг Изабелла закричала:
— В саду, посмотрите-ка, питон!
Возникла неописуемая паника. Сотрапезники забаррикадировались за столом, а дамы вскочили на стулья и призывали на помощь.
Уититтерли — с хладнокровием, никогда не оставлявшим его в трудные минуты, — крикнул Арокле:
— Найди флейту, найди флейту! — намереваясь совершить заклинание рептилии.
Но Арокле, который, в отличие от старого морского волка, не знал нравов и обычаев Востока, не понял замысла Уититтерли и, пожав плечами, ответил:
— Тоже мне, нашли время заниматься музыкой!
Джанни Джанни, охваченный сильнейшим беспокойством, забрался на дерево и стонал:
— Только питона нам не хватало! Не судьба мне сегодня поесть! — Он призывал всех святых и кричал сверху: — Будем надеяться, что проклятый питон не сожрет пирог. Кто-нибудь унесите блюдо!
Но кому охота была спасать обед? Каждый думал только о собственном спасении, опрокидывая стулья и скамьи.
А тем временем Джорджо Павони бегал от одного сотрапезника к другому, повторяя:
— Господа, успокойтесь, сейчас я все объясню.
И когда среди сотрапезников снова установилось относительное спокойствие, он отвел их в сторону и сказал шепотом, чтобы не услышала Изабелла:
— Моя дочь попросту хотела сказать, что в саду появился капитан.
Все облегченно перевели дух и, вспомнив о коварном наставнике, исподлобья взглянули на несчастную девушку и сказали:
— О, бедная девушка.
В самом деле, несколько минут назад в сад вошел жандармский капитан, который из-за возникшей суматохи не смог сразу объяснить причину своего прихода.
Когда, в конце концов, все вернулись на свои места, он сказал:
— Могу я говорить наконец? Могу я сказать, по какой серьезной и неотложной причине я пришел сюда?
— Говорите, — сказал Уититтерли с важностью, которую ему придавали редкие седые волосы, тщательно разделенные пробором посередине.
— Слава богу! — воскликнул жандарм. И, повернувшись к сотрапезникам, добавил: — Можно было подумать, что вы увидели самого черта!
Павони объяснил ему недоразумение и кратко рассказал историю, которую обычно именовал «Месть наставника». Выслушав ее, жандарм украдкой посмотрел на Изабеллу, пробормотав:
— Очаровательная и несчастная девушка! — После чего сказал: — Ладно, не будем думать об этом. Давайте перейдем к причине моего прихода, причине, повторяю, серьезной и неотложной.
— Тише! — приказал Уититтерли, который любил пикантные истории и надеялся, бог знает почему, что жандарм пришел, чтобы рассказать именно такую историю.
Немедленно установилась полная тишина.
— Только что, — сказал жандарм, к которому было приковано всеобщее внимание, — был арестован бандит, вот уже несколько часов бесчинствовавший на нашем полуострове, — как раз в тот момент, когда он собирался покуситься на жизнь синьора Джорджо Павони.
Владелец замка Фиоренцина, смертельно побледнев, встал, охваченный сильнейшим волнением, и сказал:
— Зачем вы его арестовали? Надо было дать ему сделать свое дело. Верните ему свободу.
Чтобы понять стоическую фразу хозяина замка, следует знать, что уже несколько часов ходили сообщения о появившемся в округе странном воре, если вообще так можно его назвать. Чтобы стало понятно, речь шла о таинственном человеке, который останавливал прохожих и под угрозой пистолета заставлял их отдать кошелек, который тут же и возвращал, предварительно туго набив деньгами. После того, как распространился слух об этом приятном виде преступления, все обычно пустынные улицы заполнились народом. По ним ходили взад-вперед чаще всего щуплые, бедно одетые фигуры. Наиболее неспокойные места на побережье — а таковые тоже имелись даже в этом райском уголке земли — вот уже несколько часов стали любимым местом прогулок людей, обремененных многочисленными семействами. Главная улица превратилась в место сбора отцов, желающих составить приданое для своих дочерей. Рощи стали штабом скромных буржуа, погрязших в долгах. Так что когда таинственный вор, вооруженный до зубов, проходил по ним, из-за деревьев со всех сторон раздавались призывные звуки, а нередко кто-нибудь из наиболее нуждающихся отваживался протягивать ему свой бумажник.
