Я выпрямилась, прислушиваясь к бою часов, но ни один из нас не сказал ничего, как будто мы ожидали, пока соберутся вокруг нас старые призраки.
– Без моего ведома она наняла частного детектива, который и сообщил ей все, что она хотела знать.
Я подумала о том, что мне рассказывала Диана Вайз, и похолодела.
– И все, чего она знать не хотела… – добавила я.
Глаза у него потемнели, взгляд устремился куда-то внутрь, и я ощутила безотчетный укол ревности, будучи исключенной из его мыслей и воспоминаний.
Он осторожно поставил стакан на стол.
– У ее матери была болезнь Хантингтона. – Он помолчал, словно давая этому слову и всему, что оно значило, дойти до моего сознания.
Я знала о болезни Хантингтона из занятий по генетически передающимся заболеваниям, когда училась на акушерку. Мне передалось отчаяние Адрианны, как будто она была рядом. Приводившая к физической и умственной деградации, эта болезнь была неизлечима и смертельна. Если больной носил в себе этот ген, его отпрыски наследовали его с вероятностью пятьдесят процентов, у ста процентов из них в конечном счете проявлялись эти симптомы, и они умирали.
– Она прошла исследование, которое обнаружило у нее этот ген. – Он взял стакан, как будто забыв, что он пустой, и снова поставил его. Но я успела заметить, что рука у него дрожала. – Она снова мне ничего не сказала и ждала, пока станет возможно установить наличие или отсутствие этого гена у ребенка. Результат был положительный.
Я переживала горе Мэтью как свое собственное, воображая, что он должен был чувствовать, видя изображения безликих младенцев в студии Адриенны, оплакивая ребенка, которого ему было не суждено держать на руках. Я старалась съежиться на софе и стереть из памяти все, что я узнала, не желая больше знать правду. Но его рассказ еще не был закончен, и я знала – чтобы двигаться дальше, я должна была оглянуться на прошлое.
Я стиснула руки, чтобы не потянуться к нему и не коснуться его.
– Когда она сказала тебе?
– Она не сказала. Я увидел сонограмму случайно. Я искал аспирин, который она всегда держала в сумке, и там она и оказалась. Когда я ей ее показал, она мне все рассказала. Она не должна была так долго нести в себе эту тяжесть одна. И все то время, пока она страдала, я замечал, что она изменилась, но как же я был далек от истины… Я-то думал, что у нее роман…
Взгляд его упал на мои руки – я держала их на животе, обхватив зародившуюся в нем трепетную жизнь. Я не сказала ничего и ждала, чтобы он продолжил.
– Я сказал ей, что мы справимся с этим вместе. Что я позабочусь о ней и ребенке, что ей не нужно бояться, что я останусь с ней, что бы ни случилось…
Я не хотела задавать ему следующий вопрос. Но тайны, как шелковые шарфы, вытягиваемые из цилиндра фокусником, связаны одна с другой, начало и конец нераздельны, и истина спрятана где-то между…
– Как умерла Адриенна?
Мэтью смотрел в свой стакан, как будто наблюдая обратный ход событий. Когда он снова заговорил, я подумала, что он не слышал моего вопроса.
– Можно подумать, с моей квалификацией и опытом я должен был видеть признаки. Но когда речь идет о ком-то близком к тебе, ты словно слепнешь. Взгляд ее погас, что было понятно при сложившихся обстоятельствах. Поэтому я и предложил принять участие в регате, чтобы показать ей, что у нее есть еще многое в жизни. У большинства больных симптомы заболевания обнаруживаются только в среднем возрасте. И это подняло ей настроение, она казалась почти прежней. Только после… я понял, почему.
Я выпрямилась. В ежедневнике после июля уже не было договоренностей о консультациях. Как будто ее жизнь тогда и закончилась, но я знала, что это было не так, потому что она отдала рисунки в окантовку и встречалась с братом.
Наши взгляды встретились. Мы поняли друг друга.
– Она кончила самоубийством?
Он кивнул. Движение было медленным и затрудненным, как будто причиняло ему боль.
– Я был так счастлив, что она вела себя как обычно. Мне не приходило в голову, что у нее уже есть план. И она сводит концы с концами – типичный признак состояния перед самоубийством. И я этого не замечал, потому что не хотел видеть.
Я подошла к нему, взяла у него стакан и примостилась рядом с ним в кресле, крепко его обняв.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, сознавая, насколько несуразны мои слова, но будучи уверена, что он все поймет. Положив голову ему на плечо, я ждала, пока он заговорит.
– Она не оставила никакой записки. Но я понял, когда мне позвонил ночной патруль, почему ее машина съехала с дороги. Единственно чего я не мог понять, это почему она предпочла утонуть.
Знакомый холодок пробежал по моей коже, и я начала дрожать.
– Я понимаю одно, почему она оказалась так далеко от дома. Ей потребовалось время, чтобы обрести решимость. Хоть она и была акушеркой, но была очень брезглива. И так и не смогла привыкнуть к виду крови.
Да-да, Тиш рассказывала мне, что это Мэтью посоветовал Адриенне стать акушеркой и как она была компетентна в профессии, но что это не стало ее призванием. Моя дрожь усилилась, и Мэтью теснее привлек меня к себе.
Я уткнулась лицом ему в шею.
– И ты позволил Джону и его родителям думать о тебе самое худшее, чтобы они не знали, что она сделала…
Он отодвинул меня от себя и обхватил руками мое лицо.
– И ты никогда во мне не сомневалась. Несмотря на все, что ты знала, ты никогда во мне не сомневалась!
Я покачала головой и положила его руку себе на сердце.
– Потому что я тебя знаю. Как будто у нас с тобой одно сердце на двоих.
Он нежно поцеловал меня. Я отстранилась, глядя ему в глаза. Его слова звучали у меня в ушах. «Она однажды мне сказала, что иногда, когда я смотрю на нее, ей кажется, будто я вижу перед собой привидение».
– Это ведь не вся история? Она снова была под гипнозом и увидела что-то еще, правда? Так она узнала о тайнике в старом кухонном доме, хотя ты о нем ничего не знал.
Я почувствовала, что он отстраняется от меня, но я крепко обнимала его за шею.
– Теперь твоя очередь, Мэтью. Ты должен мне поверить. Я хочу, чтобы ты загипнотизировал меня снова. Я не могу это объяснить, но у меня такое чувство, как будто мы с Адриенной были как-то связаны… раньше. Что то, что случилось, должно было случиться.
Он начал качать головой, но я прижала рукой ему подбородок.
– Я никогда не сомневалась в тебе, Мэтью. Пожалуйста, не сомневайся во мне сейчас.
Его глаза потемнели и стали серьезными. Он откинул волосы мне со лба и еще раз поцеловал меня.
– Хорошо, – сказал он. – Когда ты хочешь снова попробовать?
Соскользнув с его колен, я взяла его за руки.
– Почему бы не прямо сейчас?
Памела
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Март 1815
День угасал, когда я спустилась по Фредерика-роуд к заливу, довольная тем, что на этот раз у меня был быстрый конь. Вспоминая совет Джорджины не останавливаться ради чего-нибудь или кого-нибудь, я не придержала коня, услышав стук копыт. Я скакала в сторону берега, где песок поглощал воду у сент-саймонского маяка. Судя по звуку, я намного опережала своего преследователя, но не осмеливалась оглянуться.
Достигнув дюн, я остановила коня, зная, что мне легче будет добраться до воды пешком, не рискуя сломать ногу. Я хлопнула его по крупу, надеясь, что он найдет дорогу домой, и побежала к воде, не замечая холода в своем волнении.
Я пожалела, что не взяла с собой мои инструменты, в случае если я увижу Томаса раньше, чем явится Джорджина с драгоценностями нашей матери. Быть может, мне пришлось бы расплачиваться или своим трудом, или самими моими инструментами. Но я оставила их в фургоне в кожаной сумке и надеялась, что Джемма их сбережет.
Вскарабкавшись на дюны, я оглянулась, надеясь увидеть Томаса. Ничто на голом песке не напоминало наш летний пикник, когда Джеффри и Робби спали рядом со мной и солнце грело мое лицо. Это пустынное мрачное место и темный океан были мне чужды, как будто я покинула мой любимый дом, – и только сейчас ощутила холод.
Я смотрела на горизонт, где стоял на якоре огромный военный корабль, и шлюпка с восемью мужчинами тронулась по направлению к нему. Я побежала, раз увязнув ногами в холодном песке, крича им, чтобы они остановились. Но ветер относил мои слова вдаль от воды в высокую траву.
– Томас! – кричала я, размахивая руками гребцам, а океан относил крик все дальше и дальше, унося вместе с ним все мои надежды.
Человек в шлюпке обернулся. Я подбежала к самой воде, юбки мои намокли, но я ничего не замечала. Я напрягла зрение, чтобы увидеть лицо Томаса, но даже в тусклом свете и на разделявшем нас расстоянии я увидела, что обернувшийся человек был не Томас, хотя лицо его было мне знакомо. Это был парень, первым направивший меня к палатке Томаса, которого я часто встречала, посещая впоследствии доктора.
– Лайэм! – Я отчаянно замахала. Мои ботинки были в воде, ноги онемели от холода. Я оглянулась, опасаясь, что человек, преследовавший меня, появится в дюнах и может задержать меня. – Где Томас? – закричала я.
