— Чего только эти негодяи не сделают, чтобы устранить все препятствия на пути к наживе! — горестно воскликнул доктор Сабио.
— Да он гораздо хуже самых последних уголовников! — в тон ему проговорил Магат.
— И подумать только, что все это люди, занимающие видное общественное положение, стоящие на самой верхней ступени нашего общества. В действительности же они хищники, стервятники.
— Но теперь их дни сочтены…
— Вы думаете? — усомнился доктор Сабио. Он попрощался и уехал.
Магат остался дежурить у постели Мандо. Мало ли что еще могут придумать те, кто подослал убийц. Сиделка ничего не сможет сделать. Ночью у Мандо поднялась температура, и Магат ни на минуту не сомкнул глаз. Утром снова приехал доктор Сабио, на этот раз в сопровождении Пури и Пастора. Старого Матьяса тоже известили о случившемся, но доктор Сабио упросил его остаться дома, под тем предлогом, что Мандо необходим покой. Пури вошла в палату и, не скрывая чувств, нежно взяла обеими руками руку Мандо. Он открыл глаза, и слабая улыбка озарила бледное лицо молодого человека. Девушка беззвучно плакала.
Андрес и Иман привезли свежие оттиски очередного выпуска, где сообщалось о покушении на Мандо. Оказывается, на первом же допросе арестованные признались, что являются охранниками с асьенды Монтеро.
— Вот видишь, значит, мы правильно угадали, — торжествующе сказал доктор Сабио, обращаясь к Магату.
Во второй половине дня навестить Мандо пришли сенатор Маливанаг и Рубио с друзьями. Побывал у него и Тата Матьяс, тяжело переживавший случившееся. Он успокоился только тогда, когда своими глазами увидел, что жизнь его молодого друга вне опасности.
— Если тебе нужны телохранители, — серьезно предложил Рубио скромно улыбнувшемуся Мандо, — то у нас найдутся крепкие ребята.
В течение дня в больнице перебывали все друзья и знакомые Мандо. Не было, разумеется, никаких известий только от Долли: она не приезжала и не звонила. Пури упросила отца разрешить ей остаться в больнице, чтобы помогать сиделке ухаживать за Мандо. Старик согласился, но неожиданно запротестовал Мандо, сославшись на то, что Пури надо посещать занятия в Университете.
— Спасибо, Пури, — поблагодарил он девушку, — но мое состояние не требует столь тщательного ухода. Завтра ты придешь?
— Ну вот, оказывается, мне нельзя сидеть возле твоей постели. Сиделка лучше, — в сердцах бросила ему Пури.
— А ты меня действительно любишь?
Девушка молчала.
— Почему ты не отвечаешь? Ну скажи, любишь? — настаивал Мандо.
— А ты в этом еще сомневаешься? — И, быстро нагнувшись, девушка нежно поцеловала его.
В палату вошел лечащий врач, которому сиделка нажаловалась, что к больному с высокой температурой, перенесшему серьезную операцию, весь день один за другим идут посетители и у него еще больше подскочила температура. Врач попросил всех уйти. И строго-настрого запретил кого-либо пускать. Однако, несмотря на запрет врача, после ужина к нему в палату все-таки пробрался еще один посетитель. Это был Даной.
— Даной! — радостно воскликнул Мандо. — Рассказывай, где ты сейчас обитаешь. Куда ты исчез?
Даной рассказал ему, что скрывается в одной деревеньке неподалеку от асьенды и наблюдает за всем, что там происходит. Он восстановил прежние связи с бывшими партизанами, которые продолжают отсиживаться в лесах. Как только он узнал о случившемся, немедленно приехал. На прощанье он пообещал Мандо:
— Вот увидишь, мы все долги получим сполна. Они нам за все заплатят. — И он исчез так же неожиданно, как и появился, успев выскользнуть из палаты прежде, чем появилась медсестра.
В течение нескольких дней после покушения на Мандо Плариделя почти все деятели корпорации Монтеро — Сон Туа, словно по мановению волшебной палочки, исчезли с манильского горизонта. Сенатор Ботин отправился в заграничный вояж, благо сессия Конгресса закончилась. Губернатор Добладо решил вдруг отдохнуть в Гонконге. Его парализованная супруга скончалась, и он стал счастливым обладателем и денег и свободы, к чему стремился всю жизнь. Теперь он почти не бывал в своем особняке в Кэсон-сити, оставаясь по нескольку дней в доме Тинденг. Но в Гонконг он отправился отнюдь не с Тинденг, в самолете с ним рядом сидели донья Хулия и Долли. Трудно сказать, случайно они встретились в самолете или же обо всем договорились заранее, но ясно было одно: для овдовевшего губернатора и умевшей не стариться доньи Хулии Монтеро это была на редкость приятная встреча. Кто знает, не помешай тогда их браку родители Оскара — и она, быть может, звалась бы сейчас госпожой Добладо, а вовсе не Монтеро. По случаю отъезда доньи Хулии с дочерью в Гонконг была устроена пышная деспедида[77]. И причина поездки ныне была совсем иной: они ехали развлекаться. Хотя в сердце Долли была еще свежа рана, нанесенная Мандо, тем не менее оно прошло хорошую закалку в перипетиях того, что называют жизненным опытом. И на свои отношения с Мандо она смотрела теперь как на обычную, слегка затянувшуюся любовную интрижку.
В Гонконг отправился и Понг Туа-сон, заключивший контракт на постройку нового здания в стиле модерн. Предполагалось, что он встретит их на аэродроме и возьмет под свою опеку. В самолете донья Хулия то и дело бросала томные взгляды на губернатора и беспрерывно хохотала по поводу его сомнительных острот. Начиналась новая страница в семейной хронике семейства Монтеро.
Тем временем генерал Байонета направился на острова Бисайского архипелага, а затем еще дальше — на Минданао — для проведения расследования скандального дела в связи с усилившейся контрабандой на Юге. По имевшимся данным, непрерывный поток контрабанды устремлялся в страну через порты южных островов, в особенности Минданао. Долгое время корпорация Монтеро — Сон Туа сохраняла исключительную монополию в этой области, но сейчас, по всей видимости, ее господству пришел конец. Вокруг этого сытного варева суетилось множество политиканов, чиновников, армейских офицеров, каждый из которых норовил ухватить кусок пожирнее.
Что же касается главарей корпорации, то никто не мог достоверно знать, где они обретаются в данный момент. Нежеланным и непрошеным гостям в Багио говорили, что дон Сегундо и старый китаец в Маниле, а из Манилы всех отсылали в Багио. Все жили напряженным ожиданием подробностей расследования дела о покушении на Мандо. Пока охранники отказывались назвать имена тех, кто подослал их.
Здоровье Мандо шло на поправку. Судя по всему, его помыслами безраздельно владела Пури. При одном ее виде лицо молодого человека озарялось радостью. Когда ее не было рядом, он тосковал и не находил себе места. Доктор Сабио принес ему несколько книг, а Андрес — толстую кипу журналов. Подмигнув Пури, Мандо шутливо спросил:
— Ты думаешь, все это можно прочитать?
— Наверное, доктор Сабио хочет, чтобы ты прочитал все это, когда окончательно поправишься.
— Может быть, — согласился Мандо, — но знаешь, я очень отстал за время болезни. Мне придется работать и день и ночь, чтобы наверстать упущенное.
— Хочешь, я тебе почитаю вслух? — предложила Пури.
— Нет, давай лучше поговорим.
— Тебе еще не наскучило со мной разговаривать? — с притворным удивлением спросила девушка. — Ты целыми днями только и делаешь, что разговариваешь со мной. Не надоело тебе, Мандо, а?
— А почему бы тебе не сказать «дорогой Мандо»?
— Сначала ответь на мой вопрос. Тебе не надоело?
— Если бы, Пури, я был поэтом, я сказал бы, что скорее бабочке надоест цветочный нектар, скорее звезды устанут сиять в небе, чем мне наскучит разговаривать с тобой.
— Так о чем же ты на этот раз хочешь со мной поговорить?
— О многом, Пури, о многом. Я очень многое должен тебе рассказать о себе. То, что тебе обязательно нужно знать.
— Ты думаешь, что от этого изменится мое отношение к тебе?
— Не знаю. Наверное, нет, но мне не хочется иметь от тебя никаких секретов.
Стоял чудесный солнечный день, и Пури вывезла Мандо в сад. Он, счастливый, восседал в кресле-каталке и с удовольствием поглядывал по сторонам, покинув больничную палату.
— Вот здесь тебе будет хорошо, — проговорила Пури, подкатив его к развесистому дереву. — Ты еще не устал?
— Это ты, наверное, устала. Хоть я и похудел, все равно тебе должно быть трудно.
— Я привыкла к тяжелой работе. Не забывай, что я ведь деревенская девушка. — Пури присела на скамейку рядом с его креслом.
Вокруг стоял дурманящий аромат цветов и деревьев. Мандо с удовольствием дышал полной грудью. Некоторое время они сидели молча. Пури старалась угадать, о чем собирается поведать ей Мандо, но заговорить первой не решалась. Однако Мандо, словно прочитав ее мысли, сказал:
