– Вы родственники Фреда Фразера?
Фамилию он так и произнес – с отчетливым «а». Услышав утвердительный ответ, сказал, как учили:
– Просим прощения за некоторую задержку и выражаем свои соболезнования. Теперь мы в вашем распоряжении.
Они вынесли дубовый гроб и установили его на тележку. Распорядитель снял с боковой ручки номерок. Другой работник похоронной команды, к моему изумлению, возложил на гроб венок. Я прочитал надпись на ленте: «Нашему незабвенному сотруднику Фреду от ЕТВ».
Мы двинулись к могиле. Могильщики катили тележку, мы с Хедер шли за гробом, а за нами сотрудницы и сотрудники ЕТВ. Под обитыми железом колесами шуршали камешки. Хедер взяла меня под руку. Я посмотрел на нее, пытаясь увидеть сквозь вуаль глаза. Мы встретились взглядами, глаза у нее были сухие. Мы вышли на асфальтированную дорогу, ведущую к восточному участку, и через десять минут поравнялись с рядами свежевыкопанных могил с венками на глиняных бугорках. У одной из них могильщики остановились. Они поставили гроб на возвышавшийся над ямой помост. Потом встали рядом и уперлись взглядами в гроб. Поскольку с нашей стороны за этим ничего больше не последовало, один из них поднял голову и спросил, не хочет ли кто сказать какие-то слова. Я не был к этому готов. И все-таки произнес: «There will be no more tears in heaven. Good bye, Fred, good bye».[51]
И тут вдруг мои глаза затуманились слезами. Хедер прижалась ко мне. Я приобнял ее за плечи.
Один из могильщиков начал крутить ручку лебедки, и гроб стал медленно опускаться. Я слышал рыдания Хедер и плотно сжимал губы. Когда гроб коснулся дна, один из могильщиков выпрямился со словами:
– Упокой, Господи, навеки его душу!
– Аминь, – сказал другой.
Он наполнил какой-то сосуд землей, сверху положил лопатку и поставил все это рядом с нами. Я бросил свои цветы в могилу. Могильщик протянул мне лопатку с горстью земли. Я поднес ее к могиле и медленно высыпал на гроб. Хедер сделала то же самое. Мы отошли в сторону. Цветы и комья земли с глухим шумом усыпали фоб. Розы, гвоздики, лилии, тюльпаны. Какие-то падали на крышку, какие-то скользили мимо. Кладбищенские подошли к нам:
– Выражаем вам искреннее сочувствие.
Но ведь они уже выражали его перед погребением. Я не сразу понял, в чем дело. Только когда они шагнули к тележке, чтобы отправиться в обратный путь, я вспомнил о разговоре возмущенного господина с распорядителем. Я догнал могильщиков и вручил каждому по сто шиллингов. «Премного благодарны», – услышал я в ответ, после чего они со своей тележкой удалились хоронить следующего покойника по дешевому обряду.
Сотрудники ЕТВ еще стояли у могилы. Я признался, что не ожидал их появления здесь, и пригласил всех на ужин. Они в один голос вежливо отказались.
– Но я хотел бы устроить большое застолье в память Фреда.
Они поочередно попрощались с нами. Мы с Хедер остались у могилы одни. Глядя на гроб, я вспомнил слова Фреда: «Вот это да. Прибавление в семействе». Получилось все наоборот. Мне не верилось, что я больше никогда не увижу его. Хедер подняла вуаль. У нее были красные глаза, у меня, наверное, тоже. Мы долго смотрели друг на друга. Наконец я сказал:
– Поедем домой.
Она кивнула.
У самой двери квартиры Фреда я спросил, нельзя ли мне немного побыть здесь.
– Я сама хотела просить тебя об этом.
Хедер успела прибраться в квартире. Мы сели рядом на стулья из стальных трубок, обтянутых светлым полотном. Хедер сказала:
– Чудесная квартира. Ты сохранишь ее?
Я не мог ничего ответить. Знал только, что не в состоянии быстро освободить площадь.
– Можно, я закурю?
– Ладно уж. Лучше теплый дым, чем застарелый табачный дух. Я все утро безуспешно проветривала комнаты.
Я не чувствовал никакого неприятного запаха. Пепельниц не было видно. Хедер пошла на кухню. Вернулась она без шляпы. Принесла пепельницу, бутылку «Бордо» и два бокала. Я открыл бутылку и разлил вино. Мы подняли бокалы. Она долго не отрывала взгляд от моего лица.
– Курт, я давно хотела сказать тебе, но все не решалась позвонить. Даже когда ты приехал на Рождество в Лондон.
Я смотрел на нее и ждал разъяснений.
– Хочу поблагодарить тебя за то, что ты помог Фреду. Я уже не знала, что делать. Фред совершенно отдалился от меня.
Мне стеснило грудь, когда она это сказала. Я был настолько взволнован, что не мог ничего ответить. Но неужели надо было пережить Фреда, чтобы услышать эти слова. Я всегда надеялся услышать их от самого Фреда. Но теперь мне казалось, что на самом деле я ждал этого признания только от Хедер.
Мы пили вино. Я рассказывал Хедер о том, как лечился Фред. Потом – о нашей жизни в Вене. Хедер принесла сыр и белый хлеб.
– В холодильнике, – сказала она, – все покрылось плесенью. Я очистила его и купила кое-что свежее. Завтра возьми продукты к себе.
Я сделал бутерброды с маслом, а Хедер занялась сыром. Потом я открыл вторую бутылку вина. Я гладил и целовал ее руку. Поначалу она никак не отвечала на мою ласку, но и не противилась ей. Затем взяла мою ладонь и прижала ее к своей щеке.
– У тебя был кто-нибудь? – спросила она.
– В сущности, нет. А у тебя?
– Не знаю. Он женат. На молоденькой. Ничего хорошего я не жду.
Она разглядывала мои пальцы, играла ими. Передо мной был чужой человек. И все же пробудившиеся воспоминания настолько завладевали мной, что меня опять влекла к себе эта мягкая жаркая плоть. Вновь велико было искушение прильнуть к этому телу.
Поутру, проснувшись в своей квартире, я почувствовал запах Хедер. Он был у меня на губах, на пальцах. Я вдыхал его, закрыв глаза. Встав в половине десятого, собирался отвезти через два часа Хедер в аэропорт, а после ехать на работу. Я очистил несколько апельсинов и сунул их в соковыжималку. Потом пошел и купил в кондитерской сдобы. Возле овощного магазина продавали чилийский виноград, я взял килограмм. На лотке стояли узкие вазы с розами. Я купил лиловую. И вскоре со сверкающим, тяжелым от яств подносом спустился к двери Хедер. Я нажал на кнопку звонка. Никакой реакции. Вероятно, Хедер еще спала. Я позвонил несколько раз кряду – и вновь безрезультатно. Пришлось поставить поднос на подоконник и достать запасной ключ. Но прежде чем воспользоваться им, я позвонил еще пару раз. В комнате было чисто, никаких следов нашей вчерашней встречи. На кровати Фреда – голый матрац, а с краю – новый комплект белья. На письменном столе – записка.
«Дорогой мой и глупый экс!
В аэропорт я еду на такси. Не забывай следить за холодильником. Но прошу, не вспоминай о минувшей ночи. Нас связывает только одно – наш покойный сын. Хедер.
P. S. В ящике письменного стола я нашла фотографию. Я взяла ее с собой. Там вы с Фредом на реке Колорадо».
Какие же вы, христиане, собаки!
Крестом вас стращает хозяин ваш строгий.
Смиренно ль хвостами виляете, бяки,
Да ангелу жирному лижете ноги?
О глупые, прочь от елейного смрада!
Безумцы, забудьте поповскую ересь.
Сдвигайтесь в фаланги, сбивайтесь в отряды
И драться учитесь, по-волчьи ощерясь!
Молитесь на силу во благо измены,
Сносите все храмы, ломайте все стены!
Это анонимное стихотворение было напечатано в «Журнале для всех». Я отыскал его несколько месяцев назад и выписал в один ряд вторые буквы каждой строки. Стихотворение само по себе невразумительное, но из букв составилось слово «Армагеддон». Это было первое послание Нижайшего.
Вскоре Мормон появился в бета-сети. Споры вокруг Тысячелетнего Царства давно утихли. Нижайший вновь подлил масла в огонь, только на сей раз не своими комментариями, а цитатами. Каждый день он выбирал новый отрывок из «Книги Мормона».
Сначала – в оригинале, по-английски, потом – в немецком переводе. Речь в этих текстах всегда шла о Страшном суде. Но напечатаны они были с какими-то мудреными пробелами между буквами, с отступами и разбивкой строк. Напрасно искал я в них зашифрованное послание. Я уж начал думать, что Нижайший изменил код и мне не добраться до сути. Я проделывал разные комбинации с третьими, четвертыми, предпоследними и последними буквами, читал их в обратном порядке. А потом до меня дошло, что эти первые цитаты из «Книги Мормона» были чем-то вроде пробных шаров. Пользователей сети надо было приучить к необычной ломке строк. И вот наконец пришло послание – отрывок из 26-й главы книги Нефи.[52] Как всегда, я прежде всего обратил внимание на вторые буквы. Несколько «а» и «н», которые при обычных сбоях в строке не выстраивались в одну вертикаль. Мало-помалу я углядел слово «помощь». Это уже не могло быть случайностью. Я сделал распечатку и выписал эти буквы в один ряд. До сих пор я храню заветный листок. Он означал для меня второе рождение.
And they that kill prophets, and the
saints, the depths of the earth
shall swallow them up,
saith the Lord of Hosts;
and mountains shall cover them and whirlwinds shall carry them away, and
buildings shall fall upon them
and crush them to pieces and grind them to
powder. And they shall be visited with
thunderings, and
lightings, and earthquakes, and
all manner of destructions, for the fire
of the anger of the Lord shall
be kindled against them, and they shall be as stubble, and the
day that comedi shall consume them, saith the Lord of Hosts.
Се они, что убивают пророков
и святых – и бездны
земные
поглотят их, – рек Господин сил небесных, —
и горы найдут на них, и ураганы
сметут их,
и домы обрушатся на
них и раздробят и
в пыль сотрут их. И грянет
гром небесный,
и спалит их молния,
и заходит земля под ногами, и будет всякое разрушение, ибо
гнев Господень
подобен огню, и станут они
словно стерня, и
грядущий день
испепелит их, – рек Господин воинства небесного.
Из вторых букв в строках английского текста получились немецкие слова. Нижайший извещал меня о месте нашей встречи: Близ ООН. Помощь дорогим гостям. Восток.