— Твой внук обычный грешник. Как и ты. И он идет по той дороге, которую выбрал, как шел когда-то ты.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что он пошел по твоим стопам. Он ведь твой наследник?
— Это что,… с ним так было решено, или… Иоиль покачал головой:
— Нет,… просто сказано: есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это суета. Клюфт хлопнул ладошкой по подлокотнику кресла:
— Как суета?! Он же мучается не за свой грех?! Иоиль откинулся назад и лег на бок, подперев голову рукой.
— И что?! На земле много кто мучается не за свои грехи, тут никого не удивишь,… люди сами это допускают.
— Да, но это же несправедливо? Богослов тяжело вздохнул, он повернулся и посмотрел на экран телевизора. Всматриваясь в фигурки за голубым стеклом, Иоиль как-то загадочно сказал:
— Да,… справедливость и человек порой разные значения. Так уж устроен человеческий мир. Человечество до сих пор не может построить идеального общества. И знаешь почему? Клюфт непроизвольно тоже покосился на экран. Старик завороженным голосом спросил:
— Почему? Иоиль тихо рассмеялся, затем ответил:
— Потому, что идеально общество,… должны строить идеальные люди…
— Кто?! Богослов медленно поднялся и, поправив плащ, сел в кресло, что стояло рядом.
— Идеальные люди… не пугайся. Тебя насторожило название, а не значение слова. Да, некоторые говорили о таком понятии, как идеальный человек,… но они лгали. И потому у них ничего не получилось, а точнее получилось, но на небольшое время. И народы те, которые они называли идеальными, понесли большие страдания, и те которые идеальными не считались.
— Ты о Гитлере? — удивился Клюфт.
— Не только… Иоиль внимательно смотрел в телевизор.
— Хм, странно, но ты говоришь, как политик, а не как богослов,… - Павел Сергеевич вновь потянулся за бокалом с водой.
— Я говорю так, что бы мои слова были более доступны, — равнодушно ответил Иоиль.
— Так кто же тогда идеальные люди? — ухмыльнулся Клюфт.
— Идеальные люди это праведники, те, кто не совершают грехов. Именно такие люди и могут построить идеальное общество,… но на земле оно вряд ли возможно. Ты же сам видишь, — богослов указал рукой на телевизор. На экране показывали кадры репортажа из какой-то горячей точки планеты. Солдаты, стреляли в толпу, резиновыми пулями. Искаженные от ужаса лица незнакомых людей, боль и страх за толстым стеклом кинескопа… Павел Сергеевич тяжело вздохнул:
— Да? Так к чему тогда, все эти проповеди? Все эти богословия?! Если ты сам говоришь, что идеального общества на земле не построить?
Иоиль посмотрел на старика и грустно улыбнулся. Клюфт увидел, как блеснули его глаза. Они блеснули добротой, огоньком надежды… Богослов тихо сказал:
— Да не построить,… но человек живет надеждой. Верой в хорошее, верой в Бога, только так, он сможет получить то,… к чему стремится.
— В раю что ли? — хмыкнул Клюфт.
— Понимай, как знаешь… Клюфт, вздохнул, он опустил голову и грустно сказал:
— Все это правильно конечно, что ты мне тут говоришь, и все же что мне делать с моим горем? Как мне помочь внуку?
Богослов задумался, так, по крайней мере, показалось Клюфту. Павел Сергеевич с надеждой ждал ответа. Он верил, что Иоиль, поможет, даст совет!
— Скажи мне Клюфт, а ты готов ради того, что бы твой внук вышел из тюрьмы, сам совершить грех? Павел Сергеевич, не раздумывая, ответил:
— Конечно, конечно. Ради внука я готов на все! Пусть я будут расплачиваться за грехи! Пусть! Богослов усмехнулся, он покачал головой и тяжело вздохнул, Иоиль продолжал смотреть в телевизор.
— Странно как-то все это, сам, только что говорил, что твой внук мучается за чужой грех, а тут мне же говоришь, что сам готов ответить за чужой грех.
— Да, но это совсем другая ситуация!
— Ситуация всегда одна. Вот человек, который совершил зло, за которое теперь обвиняют твоего внука, он как должен, по-твоему, понести наказание?
— Как, как,… по закону…
— По какому закону, человеческому?
— Ну, да… Богослов встал с кресла, он подошел к Клюфту и, глядя на него сверху вниз, тихо сказал:
— Пошли… Клюфт как завороженный, тоже поднялся со своего места, он, посмотрел на лицо Иоиля, но вновь не смог разобрать его черты, их скрывал полумрак. Богослов повернулся и медленно двинулся вперед. Он словно плыл по квартире, не касаясь ногами пола. Клюфт расслышал лишь шуршание длинного плаща. Они пришли на кухню. В темноте Павел Сергеевич не мог разобрать, что же собрался делать богослов.
— Значит, ты готов совершить грех, что бы помочь своему внуку?
— Без сомнений,… - буркнул старик.
— Тогда все что тебе надо ты найдешь за мусорным ведром…
— Где?!.. Но богослов не ответил, он стоял и молчал. Клюфт наклонился и открыл дверку шкафчика, где стояла мусорное ведро. Рассмотреть, что-то в темноте было не возможно, старик обернулся и хотел и увидел, он один в темноте помещения. Богослов исчез…
Клюфт напрягся и тяжело дыша, подошел к включателю. Дрожащей рукой он нажал на клавишу… …Он все так же сидел в кресле,…. напротив него мигал и бурчал телевизор. Павел Сергеевич встал и с опаской посмотрел в коридор. Где-то в глубине он увидел полоску света, она пробивалась из щели кухонной двери. Клюфт медленно прошел и потянул ручку…
В кухне горел свет. Старик с волнением смотрел на шкафчик, где стояло мусорное ведро. Он не решался открыть дверку. Он боялся, что сон окажется просто сном… и ничем более… И все же пальцы тянулись к ручке… За ведром Клюфт увидел что-то серое и металлическое. Он нагнулся и встал на колени, что бы лучше рассмотреть. Когда Павел Сергеевич отодвинул ведро, то увидел, что на полу возле самой стенки лежит кухонный нож,… его лезвие было заляпано красно-коричневыми бурыми пятнами.
— Спасибо тебе богослов,… - пробурчал Клюфт и зажмурил глаза.
— С вещами на выход! — ревел конвоир в коридоре. Обитатели камер засуетились и зашумели. Лязганье замка и скрип большой железной двери известили, что к изолятору временного содержания РОВД подъехал автозак… Послышались маты и проклятия. Дежурные по ИВС начали выводить в коридор тех арестантов, кого полагалось этапировать в тюрьму. Вилор сидел на нарах и не знал, что делать. Одинокий арестант в камере, беспомощен, если он первый раз попал за решетку. Одевать или нет туфли? И вообще повезут ли тебя в тюрьму? Но ждать и гадать долго не пришлось, дверь в камеру отворилась и появившийся на пороге милиционер грубо гаркнул:
— Щукин Вилор Андреевич?!
— Да,… - неуверенно ответил Вилор.
— Ну, что сидишь?! Вставай и пошел в коридор! На тюрьму поедешь!
Вилор торопливо надел туфли и выскочил из камеры. В коридоре, словно в очереди к врачу стояли несколько человек. Они ждали очереди подойти еще к одному милиционеру, который сидел за столом и заполнял, какие-то бумажки.
— Фамилия, статья! — покрикивал он на арестантов. Те безропотно бубнили ему свои данные и, забирая какие-то узелки и сумки, выскакивали в другой коридор. Дошла очередь и до Вилора:
— Щукин Вилор Андреевич! — рявкнул он, не дожидаясь вопроса. Милиционер недовольно посмотрел на него и спросил:
— Вещи есть?
— Нет, только ремень… Ему, бросили целую связку ремней и, прикрикнули:
— Выбирай свой… Щукин с трудом нашел в этом клубке пряжек и хлыстов свой ремень и, вытащив его, вопросительно посмотрел на сидящего за столом милиционера. Тот махнул рукой в сторону коридора и прикрикнул:
— Дальше! В соседнем коридоре, а вернее в тамбуре, была большая железная дверь, которая вела на улицу. За ней, впритык с крыльцом, стоял большой грузовик с серой будкой. Дверка в ней была открыта, возле нее топтался еще один милиционер тоже с какими-то бумажками и кричал:
— Щукин Вилор Андреевич! Вилор увидел, что кричит он его фамилию, кому-то вовнутрь будки.
— Быстрее, быстро в автозак проходим! — кто-то сзади подтолкнул в спину Вилора. Щукин неуверенным шагом подошел к лестнице, которая вела вовнутрь будки. Стоящий возле нее конвоир прикрикнул:
— Фамилия имя отчество?!!! Статья?!!! Вилор вздохнул и устало ответил:
— Щукин Вилор Андреевич… статья,… не знаю,… не помню… Милиционер покосился на непутевого медлительного арестанта и завопил:
— Ну! Шевели копытами! Не задерживай! Вилор поднялся по лестнице, тут его схватил кто-то за плечо и втолкнул в тесное помещение. Там было темно, на ощупь Вилор нашел лавку и сел. Он инстинктивно почувствовал, что рядом сидят еще несколько человек. Через несколько минут небольшой кубрик был забит арестантами. На улице послышались какие-то крики, и еще через пару минут дверь в автозак захлопнул конвойный, который тоже залез вовнутрь и уселся рядом с клеткой. Арестанты молча, сидели и ждали отправки. Когда двигатель заурчал, кто-то тихо и обреченно шепнул:
