"Не имею права осуждать чужие обычаи, законы и правила, а душа противится бессмысленному убийству, полнится возмущением. Я пытаюсь понять их жестокость и не могу."
Близнецы остались невозмутимыми изваяниями. На своем коротком веку они успели повидать немалое количество смертей. Гибель еще одного узкоглазого чужеземца для них ничего не значила. Ли только прикусила губу. Мгновенное жесткое возмездие за серьезный проступок - оскорбление офицера, вызвало в ней смешанные чувства. Первой нахлынула короткая жалость: был человек, дышал, злился, спорил и вот нет его больше. Почти одновременно пришло удивление быстротой наказания и полной уверенностью Мицуно в своей правоте. Следом обозначилось восхищение великолепной скоростью и точностью удара. Последней явилась острая, болезенная неприязнь к себе. Непонятно почему возникнувшая. Ведь не она велела казнить. Цветок на плече заныл, запульсировал. Ли сцепила зубы. Мысленно обругала себя, как следует. Воины Мицуно выстроили ронинов. Ли точно издали расслышала слова офицера.
-Пора привести их к присяге, Ри-сама.
Принцесса уже привыкла к исковерканному варианту своего имени. Кивнула. Сосредоточилась. Подошла к шеренге воинов. Одетые в разномастные лохмотья, босые, голодные, они почему то начинали подбираться и выглядеть иначе, чем полчаса назад. В глазах зажглись огоньки, губы изогнулись в сдержанных полуулыбках, подбородки приподнялись, тела натянулись. Кое-кто даже успел пригладить волосы, дабы выглядеть более подобающим образом.
-Мои вассалы.
Обратилась к ним принцесса.
-Я принимаю власть над вами. Вы обязуетесь служить.
Они быстро и бесшумно опустились на колени, вытянули руки перед собой, распростерлись ниц. Уткнувшись лбами в мокрый песок. Поднимаясь по очереди каждый произносил свое имя и восклицал.
-Владейте мною, госпожа.
Ли благодарила легким наклоном головы и проходила дальше, вдоль строя. Выпрямившиеся смотрели орлами. Задирали носы друг перед другом. После всего Ли поманила из строя Ояму.
-Назначаю старшим. Все будут слушаться тебя. Сам определи пятерых помощников, десятников. Потом представишь их мне.
На двух повозках лежали мечи. Самураи выбирали оружие не торопясь, с удовольствием. Два раза чуть не вспыхнула ссора. Вмешивался Ояма. Гневно осаживавший грубиянов.
-Стыдитесь! Где ваши манеры?!
Позже - вооружившись и построившись - самураи притихли. Мицуно обратился к принцессе.
-Пожалуй это все. Моя миссия исполнена.
Ли сдержанно поблагодарила его. Неждан попрощался с писцом из палаты наказаний. Тот пребывал в некотором ошеломлении. Сказал негромко, задумчиво, глядя на юношу оценивающе, но дружелюбно.
-Ваша жизнь полна интересных событий.
С тем и расстались. Обретенные принцессой вассалы отправились в гостиницу. Там их уже ждали банщики, количество которых благоразумный хозяин увеличил вчетверо. Тем не менее, конечно, образовалась очередь. Слегка растерянные близнецы выдавали бывшим ронинам новые, купленные несколько часов назад кимоно. Неждан обратил внимание на то, что выбор госпожи оказался безупречным. Ояма заслуживал должности офицера как никто другой. Он наводил порядок короткими точными замечаниями. Служанки тоже стали обращаться к нему. В какую комнату сколько воинов поместить, куда подавать ужин и так далее... Дело спорилось.
"События этого вечера утомили меня, как будто я бегал, нагруженный невообразимой тяжестью. Ноги подкашивались, в голове шумело. Госпожа заметила это и велела мне отправляться отдыхать. Близнецы попросили, с неожиданной вежливостью, разрешения последовать за мной для короткой беседы. Разумеется, мое согласие было ими немедленно получено. Я считаю своим долгом поощрять любые ростки цивилизованности в этих грубых натурах. И в ущерб отдыху приготовился слушать очередные бессмысленные истории о гейшах, полные таких вульгарных описаний, что обыкновенно с трудом могу сдержаться, чтобы не обрисовать этим неучам всю тяжесть и глубину их морального падения. Карма. Примечательно, что явившись тотчас близнецы потребовали чаю, а не саке, как обычно. Это немного меня удивило. Тем временем они уселись напротив. Служанка принесла две подушки, и положила на циновку. Петр подгреб их себе под спину, устраиваясь поудобнее. Служанка заметила это и вернулась с дополнительной подушкой для второго гостя. Я поблагодарил заботливую девушку. А Павел обратился ко мне с тяжким вздохом..."
-Знаешь, толмач. Мы посоветоваться пришли. Дело такое. Госпожа ведь хочет нас отправить обратно, на родину. Такой у них уговор был с Зимой Мстиславной.
-Да, я слышал об этом.
Подтвердил Неждан, весьма удивленный началом беседы. Близнецы переглянулись. Петр со свистом тянул горячий жасминовый напиток из хрупкой фарфоровой чашки.
-Мы посовещались между собой. Подумали. Хотим проситься, чтоб при себе оставила. Как думаешь? Дозволит?
Неждан пожал плечами.
-Не знаю.
-Нам в Моску все едино пути нет. Подожди, не перебивай. Сами виноваты, винить некого. Польстились на золотишко. Охмурил нас боярин. Оплел, как паук... Грозился, если не согласимся, навет подать. Что якобы... девку его спортили.
-Якобы?
С изрядным сомнением в голосе уточнил Неждан. Павел ответить не успел, брат вмешался.
-Не темни, Павка. Нечего сейчас ему лапти за сапоги выдавать!
-Ну, как знаешь. Хорошо. Что было, то было. Побаловали. Оба. Она ж сама звала... И не первые мы вовсе... Это поле уже хоженое-перехоженое оказалось.
Опять встрял Петр. Прокомментировал.
-А попались, значит виноваты.
-Она от первой жены дочь, от нелюбимой. Много детей у боярина. Вторая пятерых народила. Вообщем, чего беречь паршивую овцу...
-Это он так сказал, не мы.
-Понимаешь? Девку в монастырь сдал. Постригли ее силой. А нас к ногтю. Сгною, говорит, обоих. И пискнуть не успеете.
-Как куры в щи угодили. Не вырваться. Девку, хоть она шалая жаль. Самим, прямо в петлю! Говорил я брату, не стоит связываться. А ему ишь загорелось. Каково это боярышню молодую? На булочках с медом вскормленную, нежную? Поиметь-то? Вот и влипли.
-Тут он нас и скрутил.
-Подписали мы поганую бумагу.
-Два года назад это было.
Воцарилось тяжелое молчание. Неждан не хотел, да и не мог ничего уточнять, переспрашивать. А братья переводили дыхание. Откровенность им далась не легко. Наконец, заговорил Петр.
-Вот и посуди. Каково нам ехать обратно? К боярину в лапы, али к Зиме Мстиславне на расправу.
-Заслуженную расправу, само собой. Не спорим.
-Обожглись мы, вдругорядь умнее будем. Госпожа не прогадает, коли оставит при себе. Служить будем верно, клятву дадим. Как положено.
-Что скажешь, Неждан?!
Он вымолвил.
-Не мне решать. Я вам не судья.
-Помоги. Замолви словечко, перед госпожой. Не подведем.
Толмач облизнул пересохшие губы, заставил себя поднять взгляд, встретиться глазами с взбудораженными, настойчивыми близнецами. Не умел он читать в душах. А поверить хотел. То ли привык к братьям, то ли совместно перенесенные тяготы сказались. Выговорил просто.
-Что могу сделаю.
-Неужто поручишься?
В голосе Петра прозвенело болезненное, ломкое удивление. Значит, в самом деле нелегко далась близнецам исповедь. И не верили они в благополучный исход. Надеялись, конечно. Но слабенькая это была надежда, тлела угольком, норовила угаснуть в любую минуту. Неждан ответил просто, но решительно.
-Да.
К его удивлению близнецы не загалдели радостно, не стали шумно благодарить. Сидели молча. Павел грыз губы, Петр вздыхал. И была в таком их поведении неожиданная, приятная правильность. А почему Неждану так показалось, он еще не понял. Чувства у него всегда скакали впереди рассудительности. Горячая кровь сказывалась? Приходилось себя сдерживать, осаживать. Воспитывать, одним словом. Вот и сейчас. С трудом, но прикусил язык. Порадовался, что и близнецам это удалось. Улыбнулся. Лисье, треугольное лицо стало почти симпатичным. Перевел дыхание, спросил вежливо.
-Еще чаю?
Гости закивали торопливо, точно испугались, а вдруг - передумает?
"Мне доводилось читать рассуждения о том, что в каждом человеческом существе есть доброе и злое, от рождения. Так ли это? Я видел, как хорошие люди, попавшие волей судьбы в тенета горестей и бед, преображались в считанные мгновения, становясь убийцами, клеветниками и лжесвидетелями. Готовность пожертвовать чужой жизнью во имя собственного спасения - весьма распространена. И глупо было бы утверждать обратное. Но я видел примеры иного рода. И воспоминания о них заставляют меня задуматься.
Кто мы? Что удерживает зверей, готовых на все, лишь бы выжить? Что связывает этих животных внутри нас, не давая им вырваться на волю? Воспитание? Нет. Скорее пример героизма, проявленного кем-то другим, рядом, в тяжелый момент. Мы покрыты шелухой вежливых слов. Только дунет ветер боли, она слетает прочь. Что остается? Ненадежные бумажные стены соблюдающихся приличий, а за ними - голодный хищник.
